с кудрями, которые она накручивает каждый вечер на железные бигуди и повязывает на ночь платком. Вполне возможно, что даже рот ее богато украшен золотыми коронками за ярко накрашенными губами. На такие мысли меня наталкивал размер стыренных у бедной вдовы туфель и ее такая звучная и, надо признать, специфичная фамилия. Оценка пострадавшей директрисы, выданная хитрозадым Тиуновым, лишь подтверждала мои представления об этой капитальной женщине. И только ее насыщенный феромонами грудной голос несколько выбивался из созданной моим воображением картинки…
Мои заочные представления о потерпевшей посыпались сразу, как только я вошел в ее кабинет. Да, у вдовы было все. Все, что приличной вдове полагалось иметь. И арбузные груди и, надо думать, мощный затылок. Надежно скрытый от посторонних глаз не вульгарными завитушками коротких кудряшек, а шикарной гривой волнистых темно-каштановых волос. Но! Далее следовали слишком уж очевидные несоответствия всем моим ожиданиям. И пусть, что вдова мелкой не была. Но своим утонченно-породистым ликом она все равно никак не отражала своей звучной фамилии. И уроженкой Мордовской АССР Софья Львовна уж точно быть никак не могла. От бумаг, аккуратно разложенных на огромном столе, на меня подняла свои воловьи глаза-черешни самая настоящая дщерь иудейская. И в глазах этих светилась вся многовековая скорбь богоизбранного народа.
- Здравствуй, Софа! – не смог отказать я себе в удовольствии, – Это я!
- Ты Корнеев? – скорее утвердительно, чем вопрошающе осведомилась она.
- Он самый! Корнеев! – не стал я отпираться и протянул ей удостоверение.
Дама с семитской наружностью и неподобающей фамилией взяла из моих рук ксиву и внимательно в нее всмотрелась, сличая фото с оригиналом.
- Надо же, и, правда, из Советского! Каким ветром тебя сюда занесло? – она рассматривала меня как неведому зверушку, – По телефону мне показалось, что ты постарше! – в ее голосе мне послышалось тень разочарования.
В ответ я только пожал плечами, продолжая откровенно ее разглядывать.
- И мелкий ты какой-то, – уже явно задираясь, пренебрежительно поджала губы заявительница, разрушая весь мой прежний опыт общения с еврейками.
- А нам с тобой, что, наперегонки, что ли бегать? – не повелся я на подначку. Так и не дождавшись приглашения, я прошел к креслу у журнального столика и уселся неподалеку от насмешницы. Лицо ее было невозмутимым, но глаза искрились чертовщиной. Прав был Тиунов, ох, не проста она, эта Мордвинцева С.Л. Не проста, но зато, как приятна глазу! И руки к ней, так и тянутся.. Отступить, что ли от принципов и нарушить Кодекс молодого строителя коммунизма? Может, плюнуть на мораль и погрузиться в пучину разврата? Но нет, первым делом, все же, самолеты, а барышни-торговки уже потом.
- Да не мелкий я, метр семьдесят шесть во мне, еще и ботинки у меня казенные вон, с каблуками! – выставил я на обозрение Софьи Львовны свои неуставные чешские туфли.
- И опять врешь, – равнодушным голосом укорила меня глазастая мадам Лжемордвинцева, – с каких это пор ментам Цебо выдают?
Мне надоело подвергаться остракизму, время шло и надо было делать дело.
- Софа! Прекрати хабалить и не расчесывай мне нервы! Ведь ты же с виду вполне себе приличная женщина, так зачем же ты ведешь себя, как гойка, Софа? Ты же наша?? – попытался я как-то приструнить распоясавшуюся директрису.
Крайним я задал ей тот самый сакраментальный вопрос, который мне, будто сговорившись, в той прежней реальности задавали родственники двух близких мне женщин. Любимых мною женщин. В разные периоды моей жизни даривших мне свои добрые чувства. И быть может, они меня тоже любили. Даже, несмотря на то, что их кошерным родственникам я неизменно отвечал горькой правдой. Поскольку «нашим» для них я не был. Уж не знаю, к счастью это моему или к сожалению.
Сбить с толку Мордвинцеву не удалось. Из нас двоих, гоем, все же был я.
- Ты чего пришел? Что тебе нужно? – вопросила она, поднявшись из-за стола и грациозно продефилировала к стоявшему в углу кабинета холодильнику.
Софья Львовна не сутулилась, как это обычно делают закомплексованные дылды, чтобы скрыть лишние сантиметры своего роста. Напротив, свой немалый бюст-балкон она несла по кабинету с прямой спиной и королевским достоинством. Роста она была не меньше моего. Ну, может, на пару сантиметров ниже. Однако с учетом ее здоровенных каблуков, смотреть на нее свысока у меня не получится. Достав из холодильника бутылку нарзана, Мордвинцева вернулась за стол. Затылка ее я так и не разглядел. Но все, что располагалось ниже, особенно ноги и то место, где спина заканчивает свое благородное название, побуждали меня судорожно сглатывать слюну.
Сопроводив ее восхищенным взглядом до холодильника и обратно, я приступил к противоправным действиям. Надо было как-то принудить заявительницу к даче заведомо ложных показаний. И скрыть кражу ее туфель от учета и регистрации как нераскрытое преступление. Как баранку, то есть.
- Напиши мне бумажку, что ты вчера нашла свои туфли дома и, что их никто не крал, а? – с доверительной непосредственностью попросил я ее и, подойдя к приставному столу, сел напротив.
- Ты, что, Корнеев, совсем охерел?! – щеки Софьи Львовны покраснели, а глаза ее недобро засверкали, – Вы и так мне уже два месяца нервы треплете! Да хрен с ними, с этими туфлями! Но ведь вы, мало того, что работать не хотите, вы же еще нагло хамите людям, за счет которых зарплату и штаны получаете! Вот тебе, а не бумажку! – княгиня Софья моментально превратилась в базарную торговку с Привоза, выбросив в мою сторону композицию из пальцев в виде простого пролетарского кукиша.
Ситуация частично прояснялась, но многое для меня по-прежнему все еще было непонятным.
Я укоризненно покачал головой и, потянувшись через стол, забрал у нее минералку.
- Нехорошо, Соня! Не по-товарищески поступаешь! – я отпил прямо из горлышка холодной бутылки глоток колючего нарзана, – А ведь я хотел помочь тебе с твоей обувкой.
Софья Львовна убрала фигу и задумалась, недоверчиво прищурившись.
