фонарик к себе и тут же ослеп от яркого света.
«Один момент!».
Раздался щелчок, и что-то поменялось вокруг.
«Теперь аккуратно положи фонарик на пол и подними вверх ладошки».
Когда я выполнил приказание и поднял глаза, увидел, что комната освещена тусклым светом ночной лампы, прячущейся под бардовым абажуром.
Замершая, бледная, с безвольно опущенными вниз руками, Вика походила на висящую на нитке марионетку. Эта нитка туго сдавливала её шею, а сзади стоял кукловод, который на фоне миниатюрной куколки выглядел просто огромным. Серое, обросшее щетиной лицо Ивана, искажалось однобокой улыбкой. Он сильно изменился с момента нашей последней встречи. Изменения не коснулись его внешних черт и вообще, возможно он изменился только в моих глазах. Теперь передо мной стоял хищник, который накинул удавку на шею моей любимой женщины.
«Привет! – я старался говорить как можно спокойнее. – Зачем ты так, Ваня. Мы же просто пришли в гости. Отпусти её, и мы спокойно уйдём. Обещаю что…»
«Давай не будем разводить болтовню – оборвал он меня на полуслове. – все мы здесь взрослые люди, и каждый знает, зачем он здесь. Вы пришли, чтобы изобличить убийцу, нарыть на него улики. Нужно просто честно об этом сказать. Мы же друзья…».
Я не нашёлся, чем на это ответить, а Вика просто не могла. По её выпученным глазам я понимал, что струна сдавливает ей шею, и она едва дышит.
«Ну, раз у тебя не хватает прямоты, сказать, зачем вы здесь, то я буду откровенен. Вы оказались правы. Несмотря на то, что хитрый убийца пытался замести следы и подчистить концы, вы его вычислили. Знаешь…на этом месте надо бы поаплодировать, но у меня руки заняты. Я понял, что вы придёте сюда именно сегодня, поэтому срочно выписался из больницы. Как я это понял, не спрашивай. Я и сам не смогу этого объяснить. В последнее время я руководствуюсь каким-то сверхчутьём. Иногда такое чутьё называют звериным. Я стал чувствовать опасность на расстоянии и заблаговременно. С некоторых пор у меня сильно обострился нюх. Я очень хорошо чувствую запах адреналина и запах опасности…»
«Значит теперь ещё и нюх…– хмыкнул я – Раньше ты убивал людей за неприятные тебе звуки, теперь начнёшь убивать ещё и за запахи?».
«Нет не начну… – он медленно покрутил головой – Я больше никого не буду убивать. Единственная черта, которая отличает людей от животных – это осознание своих ошибок. Люди перестали шуметь и это то, что мне было нужно. Так что теперь я смогу успокоиться и возобновить занятие любимым делом…».
«И какое же у тебя дело. Ах, я и забыл, что ты у нас музыкант…».
«Не только музыкант, но ещё и композитор. Ты знаешь, я сочинял неплохие вещи. Жаль, что ты ничего в этом не понимаешь. Ты не понимаешь, что это значит, что-то создавать, что-то творить. Ты не понимаешь, что это значит, уловить, поймать внутри себя некое созвучие и стараться удержать его в голове, прежде чем запишешь на бумаге. Ты знаешь как это сложно? Что этот звук, эта гениальная мелодия прилетает в твою голову ровно на мгновенье, словно яркая бабочка. И эту бабочку нельзя схватить, удержать – ты сразу же сломаешь ей крылья. За те несколько секунд пока она порхает у тебя в голове нужно удержать этот образ. И знаешь, в чём состоит закон подлости? Именно в этот самый момент, в этот редкий момент, когда бабочка там внутри, раздаётся телефонный звонок, звук дрели, рёв газонокосилки, рокот летящего мимо мотоцикла. И всё! Бабочки как не бывало. Так случается один раз, второй…третий, а потом…потом бабочка перестаёт прилетать».
«Но есть же разные средства: беруши, наушники, ватные тампоны на худой конец. Зачем же пускаться во все тяжкие? Зачем вся эта кровь?» – Не знаю, зачем мне была нужна эта дискуссия. Может быть, я хотел тянуть время, может, просто заговаривал ему зубы. Не знаю, зачем я это делал, но уж точно не для того, чтобы вызвать у него чувство вины.
«Ничего ты не понимаешь…– он брезгливо поморщился. – Вот что значит посредственность. Уши должны быть свободными, они должны быть открытыми. Это основной инструмент, локатор, с помощью которого музыкант устанавливает связь с высшими силами. Они должны быть открыты для восприятия прекрасного. Но какого-то чёрта…какого-то чёрта вокруг один грохот и рычание. Этот мир похож на звучание самого отвратительного оркестра. Эти люди не любят и не ценят прекрасного, того, что еле уловимо, того, что кроется за звенящей тишиной. Им подавай погромче, побольше, позвонче. Они не могут смириться с тишиной, они её не любят и боятся. Но я заставил их полюбить тишину. Иногда, чтобы сделать людей чище и лучше, приходиться прибегать к радикальным методам. Что ни говори, а такие, как я меняют жизнь к лучшему». – Его рот ядовито ощерился.
Я стоял с поднятыми вверх открытыми ладонями и пытался сообразить, что же делать дальше. Время работало против нас, стрелки часов тикали вспять. Я видел, как лицо Вики из бледного, становится серым, её взгляд мутнел, становился пьяным. По-видимому струна пережала ей сонную артерию. Я понимал, что сделай я одно неловкое движение, и он приведёт в действие своё дьявольское орудие, поэтому не видел ничего лучшего, чем пытаться заговорить ему зубы.
«Ваня, скажи, а в какой момент это случилось? Когда гений превратился в зверя? На каком этапе, ты стал хищником?» – спрашивал я, стараясь говорить как можно мягче.
«Хищниками не становятся…».
– Ими рождаются! – заканчивает фразу девочка затвердевшим, будто замороженным голосом. В её взгляде появляется что-то новое. В центре чёрных зрачков вырастают два ледяных кристаллика.
– Точно так, моя девочка. Он сказал именно это…
«Хищниками рождаются, как и музыкантами, как и поэтами, как и врачами…».
«А разве может человек одновременно родиться и хищником и музыкантом? Разве могут гений и злодей уживаться в одном теле?» – спросил я его.
«Ха-ха -ха…мне кажется, ты выбрал неподходящее время, чтобы цитировать Пушкина. Ну… если уж на то пошло, почему бы и нет? Они могут прекрасно сосуществовать. Один будет уступать место другому. Уже очень скоро, мой злодей уйдёт на второй план, и его место займёт гений…».
«Значит ты нас отпустишь?» – спросил я с надеждой.
«Не-ет» – он снова медленно покрутил головой.
«Но ты же сам сказал, что больше не будешь никого убивать?»
«Я так сказал? Точно…– свободной рукой он хлопнул себя по лбу. – Извини, но я ошибся, неправильно сформулировал. Всё-таки мне нужно сделать последний штрих, принести последнюю жертву. К сожалению, этой жертвой
