же Сурганова или как-то так…
– Сурначева, – подсказала Александра.
– Все равно другая фамилия. Если она старая дева, ей разве не полагается Максаковой быть?
– Она несколько лет назад добровольно сменила фамилию – взяла девичью матери. Видимо, и до нее дошла болтовня про старую деву.
– И что, это повод фамилию менять?
– Как оказалось, да.
Елизавета работала – причем с братом, если информация соседей была верна. Однако она проводила в офисе гораздо меньше времени. Она часто помогала семье, все указывало на то, что у нее хорошие отношения с невесткой и племянниками.
Татьяна, старшая дочь Максима, редко покидала дом. Она гуляла по поселку – но не более того. Никто за ней не следил, она сама хорошо знала, что ей дозволено и когда нужно вернуться. Ограничения ее не тяготили, она всегда выглядела жизнерадостной и вполне искренне улыбалась миру. Она любила всех, хотя это не всегда было взаимно. Ее с готовностью принимали такой, какая она есть, только два человека – Елизавета и Тимур. Вот они как раз охотно ее обнимали и не раздражались, если она чего-то не понимала. Вера старалась лишний раз с падчерицей не пересекаться, даже не видеть ее, если получится. Максим был сдержан с дочерью – как и со всеми вокруг.
Александра не отказалась бы побеседовать с девушкой, в первую очередь – расспросить о смерти матери. Но пока она даже в теории не представляла, возможно ли это.
И был Тимур. Постоянный центр внимания, тот, из-за кого все началось. Мальчик чувствовал себя в доме абсолютно свободно – как и полагалось на своей территории. Он вел себя одинаково независимо от того, наблюдали за ним или нет. Его отпускали в школу, не беспокоясь о том, что он кому скажет. Он боролся за внимание родителей, его заметно обижала их отстраненность.
– Он не знает о том, что его подменили, это точно, – сказала Александра. – Он действительно считает себя Тимуром Максаковым. Не представляю, как такого удалось добиться.
– Он выглядит, как Тимур, ведет себя, как Тимур, и это вполне может означать, что он и есть Тимур, – мрачно напомнил Ян.
– Да знаю я, но что толку повторять? Такая версия нас далеко не уведет, поэтому отложим ее.
– Хотелось бы знать, какая уведет. Судя по тому, что ты пока насмотрела, там нет никого подозрительного.
– Это как сказать, – возразила Александра. – Во-первых, Максим как будто сбегает из дома. Во-вторых, Вера всех ненавидит, кашляет и пускает носом кровавые пузыри. В-третьих, есть еще белобрысая тетка, и я пока не понимаю ее функцию.
– Так, стоп! Какая еще белобрысая тетка?
– Я же говорю: непонятная!
Александра присматривалась не только к Максаковым, но и к их окружению. В основном в дом допускалась прислуга, но однажды приехала дорого одетая светловолосая женщина. Она общалась с Верой свободно, однако не дружески, да и Вера ее приезду не радовалась. Женщина подозвала Тимура, который в ее присутствии чуть смутился, и все трое направились в дом.
Это было по меньшей мере странное поведение. Александра попыталась расспросить о той женщине соседей, но они не понимали, о ком речь. Значит, она приезжала к Максаковым нечасто – и все равно была для них важна.
– Мне пока только и остается, что сидеть на посту, – вздохнула Александра.
– Там и сиди, а с Беленковым я разберусь сам.
– Ты ведь скажешь мне, если тебе нужна будет помощь, правда?
– Естественно. Только до такого вряд ли дойдет.
До взрыва машины тоже не должно было доходить, а получилось вот как… Но об этом Александра предпочла не говорить. Как и о том, что ей по-настоящему хочется вернуться в поселок.
Когда она решила, что некоторое время поживет там, она толком не присматривалась к дому. Свободен – и ладно, тут не до выбора. Но потом у нее появился шанс изучить свое временное жилище, и оно оказалось куда лучше, чем она ожидала.
Хорош был уже сам дом – уютный белоснежный коттедж со старой деревянной мебелью. Александра привыкла к тому, что дома, сдающиеся в аренду, обычно оформлены стильно и нейтрально, как отель. Здесь же все казалось на удивление домашним. Будто она приехала в гости… домой, к родителям, которые еще есть.
Прекрасней, чем дом, оказался только сад. За ним ухаживали – но ровно столько, сколько было необходимо, чтобы не допустить здесь зеленый хаос. В остальном же растениям, преимущественно многолетним, позволяли расти, как им угодно. В итоге получалось винтажное очарование старых открыток, особенно прекрасное осенью, когда все вокруг укрывала опадающая листва.
Больше всего Александре нравился фонтан из бело-серого камня, затерявшийся среди старых кустов сирени и маленьких декоративных ив. Фонтан был отключен, но в его плоской чаше собралась вода, неподвижная, словно зеркало, по которому плавали маленькие золотые кораблики листьев. От фонтана тянулись две узкие дорожки. Одна вела к крыльцу, минуя поздние, осторожно поцелованные морозом бордовые розы. Другая вилась дальше, среди деревьев, упиралась в калитку, у которой росли хризантемы, такие разные – крупные цветки желтых, аккуратные шарики белых, крошечные звездочки фиолетовых. Стоило налететь хотя бы небольшому порыву ветра, и в воздухе кружила, словно танцуя, разноцветная листва.
Этот дом и этот сад казались Александре убежищем. Здесь можно было спрятаться, притвориться, что проблем не существует, ненадолго отложить сложные решения. Как в детстве: я не играю, я в домике, меня нельзя трогать…
Александра понимала, что вечно это продолжаться не будет. Но пока можно было наслаждаться моментом, не забывая о работе, – почему нет?
Так что она возвращалась за город с готовностью, хотя и продолжала беспокоиться за Яна. Особых планов у нее на этот день не было, разве что наблюдать за Максаковыми, как прежде.
Однако получилось так, что Веру Максакову она увидела до того, как добралась до своего дома. Обратить на нее внимание было несложно – потому что Вера неподвижно лежала на дорожке возле своей машины.
К такому Александра точно не готовилась, но подсознание реагировало быстрее, чем сознание. Она еще не успела разобраться, что происходит, а тело уже нажало на тормоз, остановило машину, включило аварийный сигнал и покинуло салон автомобиля. В разгар рабочего дня людей на улочках поселка не было, так что никто другой Вере не помог бы… если еще оставался шанс помочь.
Хотя долго опасаться за жизнь соседки не пришлось. Александра как раз добралась до нее и опустилась на колени, когда Вера застонала и открыла глаза. Никаких повреждений Александра не видела, зато мигом оценила нездоровую бледность соседки и посиневшие губы.
– Постарайтесь не двигаться,
