Открыв дверь, Ярыгин обнаружил перед собой опрятную старушку, которая, по его представлениям, видела еще Сталина.
– Вам кого, молодой человек? – строго спросила она.
– Невропатолога ищу!
– Северину? – сразу поняла старушка. – Все только к ней и ходят.
– И я тоже! – нетерпеливо сказал Ярыгин. Ему не хотелось терять время со словоохотливой старушкой. А что старушка не прочь поговорить, было видно невооруженным глазом.
– До конца коридора, дверь справа! – сухо пояснила обиженная старушка и занялась какими-то бумагами.
Ярыгин поспешил закрыть дверь и помчался по коридору.
Красавица блондинка в белом халате на фоне белой мебели, белых стен, белых занавесок и бьющего в окно солнца произвела на Ярыгина ошеломляющее впечатление. Склонившись над столом, она что-то писала в журнале и на вошедшего не обратила ни малейшего внимания.
Осторожно прикрыв за собой дверь, по толстой ковровой дорожке Ярыгин неслышно прошел к стоявшему рядом со столом стулу.
Северина продолжала писать, чему-то улыбаясь, совершенно не реагируя на присутствие Ярыгина.
Ярыгин кашлянул, чтобы привлечь внимание к своей персоне. Это ему удалось.
– Вашу санаторную книжку, пожалуйста… – рассеянно взглянув на него, попросила Северина.
Ярыгин достал и протянул ей удостоверение МВД СССР.
Она так же рассеянно взяла удостоверение. Раскрыв его, сверила невидящими глазами фотографию с оригиналом и спросила:
– На что жалуемся? У вас вид очень здорового человека.
– У нас больных не держат! – улыбаясь ответил Ярыгин. – Видите ли, я из МВД СССР, из уголовного розыска.
Северина вздрогнула, словно очнулась, и внимательно вчиталась в документ, который держала в руках. Покраснев, она вернула удостоверение Ярыгину и сказала:
– Вам, очевидно, нужна наша администрация! Так вы ее прошли. Первая комната от входа. А если вам нужна администрация санатория, так это вообще в другом крыле, на втором этаже.
– Мне нужны вы, Северина Ольга Игоревна! Если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь! – мрачно сказала Северина. – Но я ни в каких уголовных делах не замешана, так что не понимаю, зачем я вам понадобилась.
– У меня к вам несколько вопросов… – слегка смешался Ярыгин, стараясь смягчить тон, – по поводу «Белой дачи».
– Что? – замерла Северина.
– Вас ведь туда приглашали, не правда ли? – поспешил спросить Ярыгин.
Северина резко изменилась в лице. Сначала она побледнела. Потом гнев вызвал румянец на ее щеках, и она резко поднялась с места.
– Нам не о чем говорить! – отчеканила она ледяным и жестким тоном.
– Но мне необходимо… – стал уговаривать ее Ярыгин.
Северина тут же его прервала:
– А мне – нет!
Она пошла к входной двери, распахнула ее и, обнаружив сидящего у ее кабинета пациента, пригласила того войти в кабинет.
– Вы к невропатологу?.. Проходите, пожалуйста!
Складывая газету, в кабинет вошел отдыхающий, один из тех, чье больное сердце и измочаленные нервы сделали для него уже невозможным пребывание на пляже под жаркими лучами южного солнца в обществе полуголых див, охотниц за связями и толстыми кошельками.
– Товарищ уже закончил? – полюбопытствовал вошедший, профессионально окидывая Ярыгина холодным взглядом.
– Товарищ и не начинал даже! – с грустью констатировал Ярыгин и вышел в любезно открытую для пациента дверь. – До свиданья, Ольга Игоревна! – попрощался он, не глядя на разгневанную женщину…
«Да-а… ну и прокололся! – озабоченно думал Ярыгин, выходя за проходную санатория. – Кирилл теперь засмеет!»
Глядя на его озабоченное лицо, старик вахтер злорадствовал в душе.
«Несолоно хлебавши, кажись, уходишь, голубчик! – думал он. – Не в свои сани не садись!» Однако, почтительно согнувшись в полупоклоне, громко произнес вслух:
– Всего вам хорошего, почтеннейший! Приходите еще! Всегда рады вас видеть!
Но если лицо его оставалось каменно-невозмутимым, то глаза посмеивались, провожая Ярыгина.
«Сыщикам здесь не место!» – произнес он про себя.
Борзов Петр Григорьевич с утра пребывал не в духе.
Когда он проснулся, его жена и дочь еще спали – вчера поздно пришли с концерта Кобзона.
Приняв, как всегда, контрастный душ, Петр Григорьевич почувствовал зверский аппетит. Холодильник был набит продуктами, но на плите царила девственная чистота. Прислуги в предназначенной ей комнате Борзов не нашел.
Покрутившись в поисках обслуживающего персонала, он обнаружил на видном месте, на столе, записку:
«Милый! Я отпустила Глашу к заболевшей матери. Сделай себе завтрак, не сочти за труд!»
Петр Григорьевич рассвирепел.
«Я бы ее послал к… матери! – злобно подумал он. – Только не к заболевшей. Ишь, моду взяла. За мой счет добренькой быть».
Однако делать было нечего. Борзов подогрел в чайнике воду, насыпал в большую чашку две ложки растворимого кофе, сотворил себе пару огромных бутербродов с нежной ветчиной и солеными огурчиками, нежинскими, специальной засолки, и все поспешно умял.
Голод он утолил, но аппетит нет, а уж об удовольствии нечего и говорить. Разве это можно назвать едой? По его представлениям, на завтрак должно обязательно быть горячее. Так рассуждал Борзов, отправляясь в горком партии на служебной машине.
Настроение было паршивое. И он знал истинную причину своего плохого настроения: днем раньше приехал Липатов, и хотя они накоротке пообщались, после тот не удосужился Борзова вызвать.
Это был плохой симптом.
Борзов с удовольствием посоветовался бы с женой, но тревожить ее сон не стал. Многим он был обязан Тамаре Романовне и ценил это как никто. Когда он узнал о связи жены с Липатовым, то несказанно удивился и подумал: «Надо же! Молодчина какая! И как это ей удалось?»
И радовался удаче жены как своей собственной.
Мысль о том, что ему изменили, наставили рога, обманули, не пришла ему в голову. Он сам был не без греха. Работа в горкоме комсомола на многое ему открыла глаза. Свою карьеру он начинал с проведения всевозможных оргмассовых мероприятий, которые, как правило, заканчивались пьянками с грудастыми пионервожатыми и легкодоступными комсомолками. Наиболее понимающие приглашались даже на «Белую дачу». Но без Тамары Романовны он в лучшем случае разделил бы долю Юрпалова, который вместе с Багировым был большим любителем таких акций.
В горкоме Борзов отвел душу. В этом заведении было на кого поорать, кого погонять. Мальчики для битья здесь получали нормальную зарплату. Из-за нее и надежд выбиться в люди они многое терпели.
Зайдя в кабинет, Борзов сразу позвонил Багирову.
– Аркадий Константинович, привет! Борзов! Как обстановка в городе?
– Доброе утро, Петр Григорьевич. Все спокойно.
– Липатов не звонит! – пожаловался он. – Может, что-нибудь по твоей части есть? Как там Москва?
– Вроде бы все без изменений! – отрапортовал Багиров, отлично понимая, что творится сейчас на душе у Борзова. – Липатов приболел немного. Видать, в машине просквозило. Не переживай, скоро поправится.
Борзову сразу же стало легче. Он радостно вздохнул и, вытащив одним рывком платок из кармана брюк,
