Я собиралась обсудить с ними несколько вопросов. Планировала ли Вивьен Пауэрс где-нибудь встретиться с Николасом Спенсером? Действительно ли пропали ранние записи доктора Спенсера или они упоминались в качестве дымовой завесы, скрывающей вину Спенсера? Был ли той ночью в особняке за несколько минут до пожара кто-то еще? И наконец, самое важное: испытывал ли Ник Спенсер вакцину на некоем безнадежно больном пациенте, который впоследствии смог покинуть хоспис? Необходимо было узнать имя этого пациента.
Я недоумевала, почему он не кричит во весь голос, что у него наступила ремиссия. Потому /ш, что хочет узнать, сохранится ли ремиссия, или потому, что не желает становиться объектом пристального внимания средств массовой информации? Можно было себе представить заголовки газет, если бы просочились новости о том, что вакцина все-таки действует.
И кто же другой пациент, который, по уверению доктора Клинтуэрт, получал вакцину? Удастся ли уговорить ее назвать имя этого пациента?
В университете Николас Спенсер состоял в чемпионской команде по плаванию. Его сын не переставал надеяться, что отец выжил после катастрофы, потому что освоил за время учебы в университете высший пилотаж. Не надо было обладать чрезмерным воображением, чтобы представить себе, что с такой подготовкой Спенсер мог разыграть собственную смерть за несколько миль от берега, а потом доплыть до безопасного места.
Пока все было свежо в голове, мне не терпелось обсудить эти вопросы с ребятами. Я подробно все записала. Поскольку время приближалось к шести и день этот был насыщен событиями, я поехала домой.
На автоответчике было с полдесятка сообщений — приглашали встретиться друзья, звонил Кейси с просьбой перезвонить ему около семи, если я не против поужинать в «Иль Тинелло». Я решила, что не против, и попыталась постичь, следует ли мне быть польщенной вторым за неделю приглашением на ужин, или же расценивать себя в качестве «девушки, которую стоит лишь пальцем поманить». Ведь обычно Кейси общается с людьми, с которыми следует договариваться заранее.
Как бы то ни было, я выключила автоответчик и позвонила ему по сотовому. Мы, как обычно, перекинулись несколькими краткими фразами.
— Доктор Диллон у телефона.
— Кейси, это я.
— Как насчет ужина?
— Вполне.
— В восемь в «Иль Тинелло»?
— Угу.
— Отлично.
Щелчок в трубке.
Однажды я спросила его, общается ли он с больными столь же кратко, как говорит по телефону, но он уверил меня, что это не так.
— Ты знаешь, сколько времени люди тратят на телефонные разговоры? — спросил он как-то. — Я изучил этот вопрос.
Мне стало интересно.
— Где же ты его изучал?
— Дома, двадцать лет назад. Моя сестра Триш. Когда мы учились в старших классах школы, я пару раз засекал, сколько она болтает по телефону. Однажды она час с четвертью рассказывала лучшей подруге, как волнуется, что не подготовилась к завтрашней контрольной. В другой раз она пятьдесят минут рассказывала еще одной подруге, что и наполовину не подготовилась к реферату, который нужно сдать через два дня.
— Тем не менее ей удалось успешно довести дело до конца, — напомнила я ему во время того разговора.
Триш стала хирургом-педиатром и теперь живет в Виргинии.
Улыбаясь воспоминаниям и немного ругая себя за то, что так быстро соглашаюсь с планами Кейси, я нажала клавишу автоответчика, чтобы прослушать последнее сообщение.
Голос говорящего звучал тихо и подавленно. Женщина не назвала себя, но я ее узнала — Вивьен Пауэрс. «Карли, сейчас четыре часа. Иногда я приносила работу домой. Недавно разбирала рабочий стол… По-моему, я знаю, кто забрал у доктора Бродрика записи. Позвоните мне, пожалуйста».
Оставляя Вивьен свою визитку с номером сотового, я написала на обратной стороне карточки номер домашнего телефона. Жаль, что она не попыталась дозвониться мне по сотовому. Около четырех часов я ехала по пути в центр. Нужно было поворачивать назад и ехать прямо к ней. Я достала из сумки записную книжку, нашла ее номер и позвонила.
После пятого гудка автоответчик сработал, и это подсказало мне, что Вивьен до недавнего времени была дома. Большинство автоответчиков устроено так, что, если вы дома, то до момента снятия трубки прозвучит четыре-пять гудков, но после записи одного сообщения телефон ответит на втором гудке.
Я тщательно подбирала слова ответа: «Приятно было вас услышать, Вивьен. Сейчас без четверти семь. Буду дома до половины восьмого, а потом после полдесятого. Позвоните мне, пожалуйста».
Сама не понимаю, почему не назвалась. Если у Вивьен был определитель номера, то мой номер высветился на экране ее телефона. Однако если бы ей пришлось проверять автоответчик в присутствии другого человека, то этот путь казался более разумным.
Быстрый душ перед вечерним выходом в свет всегда помогает снять напряжение, которое накапливается во время работы. Хотя моя крошечная ванная комната с душем и ванной тесновата, но свои функции она выполняет. Развлекаясь с кранами горячей и холодной воды, я размышляла о том, что прочла как-то про королеву Елизавету I: «Королева раз в месяц принимает ванну, независимо от того, нуждается она в этом или нет». Я решила, что если бы каждый вечер она могла расслабиться под горячим душем, то, возможно, обезглавила бы меньше народу.
Днем я предпочитаю носить брючные костюмы, но вечером бывает приятно надеть шелковую блузку, широкие брюки и туфли на каблуках. Одеваясь подобным образом, чувствую себя значительно выше ростом. Ко времени моего выхода из дома стало холодать, но вместо пальто я лишь набросила на плечи шерстяной шарф, который мама привезла из Ирландии.
Он насыщенного бордового цвета и очень мне нравится.
Бросив взгляд в зеркало, решила, что выгляжу неплохо. Правда, при мысли, что я столь продуманно одеваюсь для Кейси и что очень обрадовалась его звонку, моя довольная улыбка уступила место кислому выражению лица.
Я вышла из квартиры с запасом времени, но никак не могла поймать такси. Иногда кажется, что все таксисты Нью-Йорка обмениваются сигналами, одновременно выставляя знаки «занят», едва завидят меня на улице, когда я высматриваю такси.
В результате я опоздала на целых пятнадцать минут. Владелец ресторана Марио провел меня к столику, за которым сидел Кейси, и усадил на место. У Кейси был строгий вид, и я подумала: «Боже правый, уж не собирается ли он делать из мухи слона?» Он встал, коснулся губами моей щеки и спросил:
— У тебя все нормально?
Я поняла, что он успел привыкнуть к моей точности и поэтому волновался. Это меня очень обрадовало. Привлекательный, умный, успешный и холостой врач — такой, как доктор Кевин Кертис Диллон, — обязательно должен пользоваться повышенным спросом у многих одиноких женщин Нью-Йорка. А я беспокоюсь о том, что должна играть роль друга, хотя испытываю при этом своего рода горькую радость.
Учась в средней школе, я вела дневник. Полгода назад, натолкнувшись на Кейси в театре, я откопала этот дневник дома. Неловко было читать о том, с каким восторгом я приняла приглашение Кейси пойти на бал выпускников, но еще хуже были следующие записи, в которых сквозило горькое разочарование из-за того, что он после этого так и не позвонил.
Пришлось напомнить себе выбросить этот дневник.
— Все хорошо, — сказала я. — Просто общий случай дефицита такси.
Не похоже было, чтобы ему стало легче. Что-то продолжало его тревожить.
— Что-нибудь не так, Кейси? В чем дело? — спросила я.
Он подождал, пока официант разольет заказанное вино, и сказал:
— Трудный был день, Карли. Хирургии многое подвластно, но иногда так обидно понимать, что ты в состоянии помочь лишь в малой степени. Я оперировал парнишку, который на мотоцикле врезался в грузовик. Ему повезло, что не лишился ступни, но теперь подвижность ноги ограничена.
Глаза Кейси потемнели от боли. Я подумала о Нике Спенсере, который искренне хотел спасти жизни людей, страдающих от рака. Переступил ли он черту дозволенного в попытке доказать, что сможет это сделать? Этот вопрос никак не шел у меня из головы.
Моя ладонь как-то сама легла на руку Кейси. Он взглянул на меня, и, казалось, его немного отпустило.
— С тобой так легко, Карли, — сказал он. — Спасибо, что пришла по первому зову.
— Не за что.
— Правда, с опозданием. Минутной близости как не бывало.
— Дефицит такси.
— Что нового в истории Спенсера? Поглощая грибы портобелло, кресс-салат и лингвини с белым соусом из моллюсков, я рассказала ему о своих встречах с Вивьен Пауэрс, Розой и Мануэлем Гомес, а также доктором Клинтуэрт из хосписа.
Выслушав мое предположение о том, что Николас Спенсер экспериментировал на пациентах из хосписа, Кейси нахмурился.
— Если это правда, то это не только незаконно, но и аморально, — категорично заявил он. — Полистай материалы о некоторых препаратах, которые казались чудодейственными, но не оправдали надежд. Классический пример — талидомид. Сорок лет назад его одобрили в Европе как средство облегчения тошноты у беременных женщин. К счастью, в то время доктор Фрэнсис Келси из Управления по контролю за продуктами и лекарствами не разрешил применять это средство. В наши дни, особенно в Германии, встречаются люди с устрашающими генетическими уродствами наподобие плавников вместо рук, потому что их матери считали это лекарство безопасным.
