Оказалось, что живет он с мамой, папа погиб на фронте. Война началась, когда он был как сейчас Зоя. Значит, ему уже восемнадцать. Такой взрослый. И что Паше делать с такой малявкой? Мама его работала в библиотеке. Сейчас она закрыта, и мама вынуждена была пойти на фабрику, чтобы получать карточки. А сам Паша подрабатывает «то тут, то там», где придется. Собирается устроиться на завод. И, конечно, пойдет учиться. Вот немного жизнь наладится. Больше всего он не хочет, чтобы его мама работала, но пока этого, к сожалению, не избежать. А кем он хочет быть? С детства мечтал стать врачом. «Да вы что, Павел, а я как раз врач. Ну, надо же, как интересно! Соберетесь поступать – обязательно сообщите. Помогу, чем смогу». – «Спасибо большое». И так далее, и так далее. Думать об этом хотелось бесконечно. Но сон делал свое дело, потихоньку прикрыл веки, сомкнул ресницы, окутал ее тишиной. Спи, девочка, спи. Не надо тебе думать о том, что радость ходит под руку с печалью.
* * *
Зимние каникулы пролетели незаметно. Зоя каждый день ждала Пашу. Один раз сходила в гости к девочкам. Варя была дома одна и сказала, что не видела его с того самого вечера. К Кате Зоя идти не решилась.
Каждое утро начиналось с надежды, а заканчивалось тоской. Папа сначала шутивший: «Ну, где же твой друг? – потом перестал и вечером говорил, казалось бы, ни с того ни с сего: – Наверное, работы много». Но на самом деле он знал: дочка думает об этом парне все время. Ему он тоже понравился, но нельзя же так убиваться. Пытаясь развлечь дочь, Владимир Михайлович придумывал все новые затеи, касающиеся кукольных дел. Но, во-первых, он и сам редко бывал дома, а во-вторых, Зое это все сейчас было неинтересно.
В ее голове роились совершенно другие мысли. Она то пыталась объяснить Пашино внезапное исчезновение занятостью, то тем, что она, страшила в толстенных линзах, не могла понравиться такому мальчику, как Паша. Да и вообще кому-либо еще. Целыми днями думая только об этом, в один прекрасный вечер она поняла, что завтра надо идти в школу, а задания лежать невыполненные, уроки несделанные. Ну и ладно! Будь что будет. Самое главное, я увижу Катю. Может, она что-нибудь знает?
* * *
Нет, Катя ничего не знала о Паше и была, как всегда, красива и загадочна.
– А что тебе этот Паша? – небрежно спросила она.
– Просто он обещал зайти и пропал.
– А... – махнула одноклассница тонкой белой ручкой. – Это за ним водится. – И перевела разговор на другую тему, так что Зое стало неудобно расспрашивать, что это значит.
А на следующий день Варя передала ей записку.
– Что это? – спросила покрасневшая Зоя, дрожащими руками разворачивая бумажку.
– Не знаю, Иван просил отдать тебе.
«Зайчонок, мне пришлось уехать на несколько дней. Прости, что не успел предупредить. Приеду, обязательно забегу. Паша», – прочитала Зоя неровные косые буквы, самые прекрасные буквы в мире.
Украшать ванную для страшного ритуала было очень приятно. Не может ведь самое совершенное творение в мире оставаться в старых облупленных стенах с покрытым ржавчиной кафелем. А потом, когда все закончится, можно будет сесть рядом и любоваться ею, пока не придет собственная смерть.
Открыт старый комод. В нем столько дивных, роскошных тканей. Из его недр извлечены полотна темно-коричневого бархата, розового шелка, лилового атласа, золотой органзы, удивительные кружева. Все, что осталось неиспользованным за многие годы. И вот ткани зацеплены за фанерные полочки и трубы с полуобвалившейся краской. Получился такой большой тусклый склеп, увитый красивыми занавесями. Их цвета отражались и переливались друг в друге. А белый тончайший китайский шелк будет вместо платья. «Одену ее красиво, как невесту». Боль в легких не отступала, скрючивала пополам: «Ничего... успею. Высшие силы помогут. И ничто не помешает мне закончить свою жизнь в радости».
Москва. 200... год
Катя села. Оглядела палату. Еще одна кровать у двери. Аккуратно застеленная. Значит, соседей нет. Увидела цветы. Хорошо, что хоть Стас жалеет ее. Что же произошло с ее жизнью? Она вспомнила, как пили у Сергея, а потом ей стало плохо, после провал... Пытаясь понять, как жить теперь на этой земле, потеряв самое дорогое, что у нее было, она ходила долго взад-вперед по палате, переосмысливая происшедшее с ней, смотрела в темное окно, где полуоблезлые ветки деревьев царапали освещенное луной графитовое небо. Разглядывала красные розы, гладила их бархатные лепестки и зеленые, будто натертые воском, листья. Прислонялась щекой к прохладному стеклу. Кате нужно было учиться жить заново, познавать давно знакомые вещи, открывать их для себя снова. И думать, думать. А когда забрезжил рассвет, она прилегла на мягкую подушку и быстро заснула, уверенная, что теперь знает, в чем найдет успокоение и силы. Она будет работать в больнице, помогать людям.
* * *
Утром в палату вошел веселый мужчина с рыжей бородой.
– Напугали вы, однако, своих друзей. Привезли вас, прямо скажем, в состоянии ниже среднего. Нельзя, деточка, после операции подобного рода, и не только, принимать так много горячительных напитков.
– Да я вообще-то не пью.
– Знаю, знаю. Мне уже все рассказали про вас. Тем более, деточка, тем более. Дайте-ка пульс. Хороший. Возьмем анализы, сделаем кардиограмму и домой. Может, уже послезавтра. Слава богу, обошлось, но интоксикация была сильнейшая. Да еще на фоне истощения организма.
После осмотра Катя рассказала врачу о своей идее. И он поддержал ее, сказав, что существуют даже специальные организации, где можно предложить свои услуги. И после выписки обещал ей дать несколько телефонов.
Вечером пришел Стас. Несмотря на Катино сопротивление, забрал у нее ключи от квартиры, чтобы купить продуктов к ее возвращению.
– Завтра верну, в Питер уезжаю на несколько дней, так что встретить тебя не смогу. Извини.
А Катя на это и не рассчитывала. Хотел еще дать денег на такси, но она отказалась. И так он сделал для нее слишком много.
Потом Катю выписали. Массивная дверь больничного холла захлопнулась за спиной, и она глубоко вдохнула свежий морозный воздух. На свободу с чистой совестью, почему-то промелькнуло в голове. Поудобней пристроив за спиной рюкзачок, оглянулась еще раз на здание и направилась к метро, по дороге выясняя у прохожих, как пройти. Местность была ей незнакома. Не маленькая, доберется как-нибудь.
Когда она вышла на нужной станции, город уже оделся в ранние сумерки наступающей зимы. В домах зажигались огоньки. Катя шла, задрав голову вверх, вглядываясь в окна и пытаясь угадать, что происходит за чуть приоткрытыми занавесками на уютных и не очень кухнях. Ей хотелось увидеть свет в своем окне – это означало бы, что кто-то ее ждет. Но лампы не горели, чернота зияла в Катиных окнах. Оставалось подняться по лестнице, открыть дверь, зайти в пустую квартиру и зажечь свет самой.
Предстоял одинокий ужин, одинокий вечер, одинокая ночь и, может быть, – Катя тяжело вздохнула, – одинокая жизнь. Снимая сапоги в прихожей, она решила, что пессимистические мысли слишком уж ее одолевают. Надо попить чаю и составить список положительных моментов ее жизни. Может, найдется повод для радости.
Первый повод не преминул отыскаться сразу, как только Катя вошла на кухню. На столе стояла розовая фиалка в горшочке и в бумажном магазинном пакетике. Подле нее расположились большая книга, прикрытая запиской, и симпатичная пластиковая лейка, наполненная водой. Запись гласила: «Поливай, заботься. Потом купим тебе собаку. Выбирай». Стрелка указывала вниз, на книгу. Ну-ка! «Собаки». Не переставая улыбаться, она перелистнула страницы. С них смотрели славные морды различных псов. Почему она раньше об этом не подумала? Собаку хотелось всегда, но были разные отговорки – работа, дела, боялась, что не потянет ежедневных прогулок. Ой, что это? У большого чайника, к которому она потянулась, чтобы набрать воды, стоял новый глиняный чайничек и пакетик, который при вскрытии выпустил на волю смесь волшебных ароматов. Маленький листочек инструктировал: «Заварить. Употреблять с этим». Опять стрелка. Указывает на тарелку, накрытую салфеткой. Яблочный пирог! С ума сойти. Неужели Стас испек его сам?! Жизнь уже не казалась такой печальной, как прежде. Она приготовила чай: наполнила чашку заваркой, пахнущей Индией и вишней. Отрезала кусок торта. Взяла бумагу и ручку. Начнем!
«Первое. Откусила кусочек нежного бисквита. Самый вкусный в мире пирог и чай ожидали меня, когда я вернулась из больницы. Больница, больница. Наверное, я не забуду ее никогда. Так, долой мысли о грустном. Второе. Я буду кому-нибудь помогать. Нет. Скорее это первое и самое важное. – Она перечеркнула цифры и поменяла их местами. – Третье. Розовая фиалка в пластмассовом горшочке, о которой надо заботиться, дала начало моей будущей оранжерее. Почему раньше я никогда не покупала цветы? Четвертое. У меня будет собака. Я очень, очень хочу собаку. Пятое. Я жива, здорова, у меня есть квартира, работа, учеба, друзья. – Катя встала, повертелась перед зеркалом. – И шестое – я, кажется, вполне ничего. Всего вышеперечисленного вполне достаточно, чтобы не впадать в уныние и продолжать жить дальше. Я постараюсь не думать о Сергее. Не думать о ребенке».
