Галя же напряженно о чем-то думала. Тут ее взгляд переместился на стоянку, где находились автомобили работников колонии. От стоянки их отделяло два высоченных забора, затянутых по верху колючей проволокой, и вышка с охранником.
– Думаешь угнать автомобиль? – спросила с робкой надеждой Лика. – Если что, то я немного умею водить, меня папа как раз начинал учить до того, как познакомился… ну с этой…
Называть свою мачеху, являвшуюся по совместительству убийцей отца, по имени она явно не желала.
– Угнать не получится, потому что все равно с территории колонии просто так не уедешь, – заметила Галя, а Лика стала размышлять о том, можно ли на полной скорости пробить ворота и уехать прочь.
– Я же думала, что ты не хочешь никого калечить, – сказала Галя, и тогда Лика расплакалась.
– Выходит, что бежать мы не сможем! Это же тебе не «Граф Монте-Кристо», где можно выдать себя за умершего заключенного! Все, мы будем сидеть полный срок! А я вообще протяну только до понедельника: выйдет Матрена, и она задаст мне перцу!
«Выдать себя за мертвого заключенного…» У Гали проявилась мысль и тотчас пропала. Но ведь у них в колонии никто, слава богу, не умирал. А если бы и умер, то тело точно не бросили бы с утеса в открытое море.
Она снова посмотрела на канализационный люк, перевела взгляд на ворота, закрывавшиеся за выехавшим с территории колонии грузовиком, а потом на стоянку с автомобилями работников.
– Кажется, я знаю, что нам надо делать, – проговорила Галя медленно. – Во всяком случае, идея имеется, но ей необходимо сейчас придать законченный вид. Ведь одно дело – бежать, а другое – только создать видимость, что бежишь!
Лика, радостно вскинувшая брови при упоминании о том, что Галя знает, как им бежать, опустила плечи, когда подруга сказала, что надо сделать вид, что бежишь.
– Какой смысл создавать вид? – сказала она несколько раздраженно. – Ты предлагаешь спрятаться в канализации, а все будут нас искать? И что, мы там зимовать будем? Или понадеемся на то, что о нас забудут?
– О нас, конечно, не забудут, – ответила Галя. – Кстати, вспомни, какой фильм крутили на прошлой неделе?
Она имела в виду фильмы, демонстрировавшиеся содержащимся в колонии раз в неделю в актовом зале. Все фильмы были старые, безобидные, в основном комедии.
Лика наморщила лоб и воскликнула:
– А, ну этот, про ограбление музея! «Как украсть миллион».
Галя многозначительно посмотрела на нее, но Лика беспомощно заметила:
– Но ведь это комедия, к тому же наивная! Того, что там показали, в реальной жизни не бывает!
– Ну почему же, – ответила Галя, – я думаю, что особенности человеческой психики в этом фильме учтены очень даже хорошо.
Лика развела руками и сказала:
– Что ты имеешь в виду? То, что главная героиня прикинулась уборщицей и проникла в музей? Или то, что ее отец, делавший фальшивые произведения искусства и клявшийся, что завяжет с этим, потом снова принялся за свое? Или то, что детектив влюбился в красивую преступницу?
– Нет, я имею в виду центральную часть фильма. Подумай, как им удалось отключить сигнализацию!
– А, вспомнила! Бумеранг! Ты предлагаешь использовать бумеранг, но только зачем? Он что, отвлечет внимание сторожей на вышке? Или от его полета сработает сигнализация? Если нужно, в библиотеке имеется книга об австралийских аборигенах, и там даже была схема изготовления бумеранга. Но ведь библиотека откроется в понедельник, а тогда же выйдет и Матрена!
Галя не прерывала подругу и, когда Лика замолкла, ответила:
– Нет, библиотека нам не понадобится. И бумеранг тоже. Я имела в виду не технологию, а психологию. Собственно, ничего, за исключением пары мелочей, нам готовить не надо. Потому что побег можно устроить хоть сейчас!
– Так давай сейчас и побежим! Зачем нам ждать, когда выйдет Матрена? Ведь она наверняка будет злая, как голодная тигрица.
Галя посмотрела на Лику и ответила:
– Именно это нам и требуется. Матрена будет злая, и это очень даже хорошо.
– Только не для меня! – ответила подруга. – Ты ведь понимаешь, что она устроит, когда явится на работу? Запрет меня в карцер – и все, никакого побега, во всяком случае, для меня! Или ты хочешь одна драпануть?
Галя приободрила ее и сказала:
– Мы бежим обе. Я тебя в беде не брошу. Но Матрена – часть нашего плана. И она нам позарез нужна.
– Так что же у нас за план, расскажи-ка наконец! – взмолилась Лика, и Галя, притянув ее к себе, зашептала ей на ухо…
Матрена Харитоновна возвратилась на работу после долгого и вынужденного отсутствия в отличном расположении духа. Конечно, то, что ей вообще пришлось уходить в отпуск, было неслыханным делом. И места директора колонии ей не видать как своих ушей – во всяком случае, пока.
То, что на место, на которое она метила уже в течение многих лет, назначили какого-то молодого выскочку, она успела переварить. Ибо этот прощелыга заявится только в начале следующего месяца, а к тому времени она успеет построить всех по струнке. Они и раньше слушались ее – все, да не все.
Матрена Харитоновна подумала об этой несносной Лике. Ну и дурацкое имечко дали ей родители! Ведь эта девчонка выросла в обеспеченной интеллигентной семье, у нее все было, но все равно тяга к преступлениям дала о себе знать. И в итоге Лика убила своего собственного папашу! То, что она постоянно лжет и умеет притворяться несчастной жертвой, Матрена давно поняла – поэтому-то и вышла тогда из себя, приложив Лику, может, чуть сильнее дозволенного, головой о кафельную стенку. Но наглая, постоянно врущая Лика это просто заслужила!
Все бы ничего, пусть убивает кого хочет. Но плохо то, что она попыталась пойти против нее, Матрены Харитоновны. А такого Матрена никому не прощала. Молодого директора она раздавит, как клопа. Не сразу, конечно, понадобится некоторое время. Год, самое большее, полтора, и его или снимут с позором, или он сам подаст просьбу о переводе. И тогда вся колония станет ее вотчиной – ее, и ничьей больше. Тут будут царить закон и порядок, причем только ее закон и порядок.
А с девчонкой Ликой было гораздо проще. Матрена Харитоновна, пребывая в вынужденном отпуске, вызванном инцидентом с Ликой, перебрала множество вариантов мести. И остановилась на наиболее простом и действенном.
Девчонка отправится в карцер. А там она будет навещать ее по ночам и сделает в итоге так, что эта самая Лика подохнет. Мало ли, бывает, например, покончит с собой.
Как довести человека до самоубийства, Матрена Харитоновна знала не понаслышке. Она уже несколько раз делала так, чтобы тот, кто шел против нее, накладывал на себя руки. Зачем же самой идти на криминал и убивать кого-то, выдавая это за суицид? Гораздо занятнее и приятнее было поставить человека в такие условия, чтобы он сам полез в петлю.
Матрена Харитоновна была уверена, что трех недель хватит. Последний раз, когда она довела кое-кого до самоубийства, ей хватило и двух недель. И это был крепкий орешек, настоящий солидный мужик – она тогда работала еще на взрослой зоне.
А что взять с такой пигалицы, как эта неженка Лика? Конечно, с ней надо держать ухо востро, она же отца своего пырнула ножом, но Матрена Харитоновна и не таких укрощала, и не таким коготки с мясом выдирала.
Да, девчонке, конечно, не позавидуешь, но что же делать! Тогда все увидят, что с ней, Матреной, лучше не связываться. Ведь заложили ее тогда свои же. И она знала, кто именно. Думали, что ее уволят или переведут в другое место, а нет, не вышло. И теперь дрожат, ожидая ее возвращения. Им она тоже покажет, где раки зимуют!
Но начнет она именно с этой Лики. Матрена Харитоновна уже разработала детальный план, как она будет издеваться над девчонкой. Причем комар носу не подточит – ни одна комиссия, ни один криминалист не придет к выводу, что девчонку довели до самоубийства. В этом-то, как считала Матрена Харитоновна, и заключалось самое высшее мастерство, самый высший пилотаж садизма.
А она – этого она от себя не скрывала – была подлинной садисткой.
Шагнув в коридор, Матрена Харитоновна увидела заискивающие взоры своих подчиненных. Она ничего не ответила на их приветствия и проигнорировала улыбки. Ишь чего, пусть не думают, что она будет с ними миндальничать!
Один из сотрудников сунулся к ней с букетом цветов, но Матрена его отшила. Думают, что смогут купить ее вшивыми розочками, как какую-нибудь дуру-старшеклассницу? Причем именно этот тип и заложил ее, в этом Матрена Харитоновна не сомневалась. И теперь он пытается задобрить ее, грехи свои, так сказать, замаливает. Ничего, он еще будет перед ней на коленях ползать и прощения просить. И Матрена, конечно, его не простит.
Она прошла в свой кабинет и громко хлопнула дверью. Оставшись одна, Матрена Харитоновна сняла плащ, оставшись в надоевшем костюме, напоминавшем военный френч, и простучала подкованными сапогами к письменному столу. По пути она посмотрела на себя в зеркало – рыжий перманент сидел как влитой, и им Матрена Харитоновна гордилась. Эта прическа ей очень шла, она в этом не сомневалась. Иначе бы не стала носить ее в течение сорока лет.
