Но Елизавета Геннадьевна мужа своего уважала. Он заведовал сбытом легковых автомобилей для индивидуального пользования в масштабах области. Через его руки проходили тысячи «Волг», «Жигулей», «Москвичей». Львиная доля машин уходила очередникам — люди по десять лет ждали, чтобы купить по государственной цене заветный автомобиль. Но часть товара уплывала и по спекулятивной цене. В кармане Николая оседали солидные суммы.
Жили они с мужем в скромной двухкомнатной квартире. Ничего особенного. Обычная мебель, ковер на стене, телевизор «Горизонт»… Словом, все как у людей. Мол, смотрите, как мы живем.
Но мало кто видел их дачу. Настоящий дворец. Два этажа, в холле мрамор, бассейн, три спальни, финская мебель, японская видеоаппаратура. Неудивительно, что большую часть года они с мужем проводили на даче. По утрам он садился за руль своей машины и уезжал в город. «Персоналкой» он не пользовался. Мол, у него демократичный стиль руководства. А на самом деле просто не хотелось, чтобы водитель видел, в каком роскошном доме он живет.
— У тебя на работе все в порядке? — спросила она мужа, разбудив его.
— А что у меня может быть не в порядке? — недовольно спросил он, бросая взгляд на часы.
— ОБХСС тобой не интересовался?
— Чего? — вытаращился он.
— Да сон мне приснился. Настоящий кошмар…
— Пить надо меньше, — буркнул Николай Михайлович и отвернулся к стене.
Через минуту он снова захрапел.
А ведь он прав. Пить нужно меньше. А она пьет, и немало. А что ей прикажете еще делать? Ведь она, по сути, живет в постоянном страхе. Сегодняшний сон — это его порождение. У нее нет работы, вообще осмысленных занятий. Целыми днями сидит дома одна. Скучно, рука сама тянется к бутылке… Хотя на одиночество ей жаловаться было грех…
Муж проснулся, привел себя в порядок, позавтракал и уехал на службу. Елизавета Геннадьевна осталась одна. Через час пришла соседка, молодая симпатичная девушка с шаловливыми глазками. Ее нанял муж, чтобы она убиралась в доме. Дача большая, работы много. Одной Елизавете Геннадьевне никак не управиться. Поэтому и нужна помощь Ириночки.
Только Ириночка помогала ей и кое в чем другом.
— Пришла, милашка, — окинула ее томным взглядом Елизавета и откинула от себя шелковую простыню.
Она лежала на кровати совершенно голая. Теплый воздух овевал ее великолепное тело. С плотоядной улыбочкой Ириночка подошла к ней. Елизавета помогла ей раздеться…
Выставив на обозрение свои пышные ягодицы, Ириночка ласкала ее языком. До оргазма оставалось совсем немного, когда совсем рядом послышалось покашливание.
Елизавета Геннадьевна повернула голову и оторопела. На пороге спальни стоял человек в милицейской форме. А в комнату уже входил мужчина в штатском, в его руках был фотоаппарат. Он заснял на пленку сцену лесбийской любви. Это было ужасно…
— Кто вы? — отталкивая от себя Ириночку, истерически закричала Елизавета Геннадьевна. — Что вам здесь нужно?
— Мы из милиции, — спокойно сказал красавец брюнет в штатском, который зашел в комнату третьим и последним.
Он подошел к ней и протянул раскрытые корочки служебного удостоверения.
— Старший следователь городской прокуратуры Сазонов. — Он как будто не замечал того, что она лежит перед ним голая.
Да и сама она этого не замечала — так была напугана. Хорошо, что Ириночка, соскакивая с кровати, накинула на нее простыню.
— Ваш муж арестован! — сухим официальным голосом сообщил Сазонов и сел за стол в углу комнаты.
— За что? — побледнела Елизавета.
— Ему предъявлено обвинение в экономическом преступлении… Вот ордер на обыск…
Он издалека показал ей бланк ордера.
— Имеется санкция прокурора. Не желаете взглянуть поближе?..
— Нет, нет, я вам верю…
Ее обуял страх. Кошмарный сон оборачивался не менее кошмарной явью. Неужели ее повесят и расстреляют?..
— А вы, гражданочка, пройдемте со мной, — сказал тот, который был с фотоаппаратом, обращаясь к Ириночке.
Она-то в чем виновата?.. Ах да, в совершении акта однополой любви. Елизавета знала, что в Уголовном кодексе есть статья, предусматривающая ответственность за мужеложство. Наверняка есть и подобная статья, по которой ее могут упрятать за решетку за лесбиянство… А у милиции есть свидетельство ее преступления. Да и партнершу ее ведут для допроса, не иначе…
Ириночка быстро оделась и послушно последовала за фотографом,
— Итак, мы вынуждены будем произвести в вашем доме обыск… Дом у вас, я вижу, большой. Строил его ваш муж на народные деньги… Обыск займет много времени. Может затянуться до вечера. А к тому времени, возможно, будут готовы снимки…
— Какие снимки? — испуганно посмотрела на следователя Елизавета.
— Вы совершали развратные действия. А фотографии известного содержания тому свидетельство… Вас привлекут за это к уголовной ответственности. Вы это понимаете?
Он подтвердил ее догадки. Ей стало страшно. Ее, конечно, не расстреляют. Это просто бредовые мысли. Но посадят — это реально. Что же делать?
— Да, понимаю… — она готова была расплакаться.
— Но половой акт с женщиной — это сугубо ваше личное дело…
— Правда? — У нее появилась робкая надежда. А вдруг следователь проявит человечность?
— Мы отдадим вам все фотографии… Но при условии… Вы сами отдадите нам все ценности, которые есть в доме…
— Но у нас ничего нет!
— Есть!
Взгляд следователя начал излучать ураганную внутреннюю силу. Ей невозможно было противостоять.
— Немного есть, — выдавила она из себя.
— Мы их все равно найдем…
«Не найдут. Чемодан с деньгами зарыт в саду».
— Я знаю… — ее воля была мягче воска.
— Так вы покажете?
— Покажу…
* * *
«Есть! Сработало!» Да, котелок у Скрипача варит. Не зря они целых три дня пасли эту долбанную дачу, узнавали, что там творится. И узнали. Хозяйка-то «розовая», со своей домработницей «передки» друг дружке до зеркального блеска вылизывают. У-у, лесбиянки драные!
Крепко прижал ее Скрипач компроматом. Сейчас она выложит перед ними все лавье и рыжье на блюдечко. Клиент, как говорится, созрел. А нет, так самим бы искать пришлось. А дача огромная, за три дня не управишься. А надо спешить.
Хозяйка стала одеваться. Скрипач и Коготь вышли из комнаты. Веретено должен стоять на шухере. Занял где-то наблюдательную позицию и смотрит за подступами к дому. Только зачем он сучку «розовую» с собой увел?
Елизавета, мать ее так, Геннадьевна вышла из комнаты в махровом халате. Бледная как смерть. К денежкам их сейчас поведет. А идти пришлось во двор. Ага, где-нибудь в земле держат свои сокровища.
— Веретено за хобот хватай. Где он там? И во двор тащи, — шепнул ему на ухо Скрипач.
Коготь примерно догадывался, где может находиться Веретено. В кухне самое место. Оттуда отличный обзор.
А Веретено и в самом деле смотрел в окно, только со спущенными штанами. А Ириночка стояла перед ним на коленях и с пионерским пламенным энтузиазмом исполняла ему минет. Во, мля, устроился!
— Лейтенант Мезенцев, что вы позволяете себе при исполнении служебных обязанностей? — Только сейчас Коготь вспомнил, что на нем ментовской макинтош.
— Извините, товарищ старший лейтенант! — вытянулся в струнку Веретено и повернул к нему свое лицо, искаженное страдальческой гримасой.
Наверное, до оргазма какие-то секунды оставались. Неудивительно, девочка ртом работает на совесть. Надо будет забрать ее с собой в «отделение милиции».
— Прекратите это безобразие и следуйте за мной!
Веретено повиновался. Он и без того понимал, что переборщил. Слишком многое было поставлено сейчас на карту, чтобы отвлекаться на какую-то сучку-минетчицу. Он мог из-за этого поставить под удар всю операцию. Впрочем, Коготь на него не злился. Он его прекрасно понимал. Но по мозгам проехать придется, для профилактики.
Минут через десять вместе с Веретеном они работали лопатами. Через полчаса вытаскивали на свет божий чемодан, завернутый в брезент.
Когтя хватил мандраж, когда он увидел его содержимое. Чемодан был доверху забит деньгами. В основном червонцы и четвертные. Но просматривалась и «зелень»…
— Ну что, Веретено, придется отрезать тебе член! — засмеялся Коготь, когда они уже возвращались с «задания».
— Ты чего? — ошалело уставился на него тот.
— Мы совершили уголовно наказуемое деяние, — Коготь все еще не мог расстаться с ролью старшего лейтенанта милиции. — Гражданку, с которой вы производили половой акт в извращенной форме, могут привлечь к делу в качестве свидетеля. Она может опознать вас… По вашему члену… Придется его отрезать…
— Веретено, а он дело говорит, — поддержал его Скрипач. — Ты, падаль, из-за болта своего собачьего мог дело завалить… На первый раз прощаю…
