Елена молчала.
– Лена, я понимаю. Я страшно виноват перед тобой. Я… поверь мне, все эти месяцы не было дня, чтобы… Я понимаю, как ты относишься ко мне, но пожалей хотя бы Вырубова. Ты думаешь, ему будет хорошо, когда в городе начнется гражданская война?
Елена по-прежнему не поднимала глаз от пола.
– Я клянусь, что если ты отдашь мне эту пленку, я сам принесу ее Малюте. Но я должен это сделать сам… Черт побери, но ты же не думаешь, что я способен так подставить своего партнера?
Елена внезапно подняла голову, и Семин обернулся. К ним, через весь вестибюль, шел Малюта. Вестибюль был огромен и весь украшен старинными зеркалами в барочных бронзовых рамах, и в этих зеркалах они трое отражались очень хорошо: высокий, поджарый Вырубов с твердым подбородком гангстера и печальными глазами Пьеро, и Виктор Семин – полноватый сорокасемилетний мужик, с намечающейся залысиной и в очках. И между ними – худенькая невысокая женщина в длинном черном платье.
Семин глядел в зеркало, как жертва глядит в дуло пистолета. Никогда еще в жизни он не испытывал такого унижения.
Всю жизнь самый известный нарымский предприниматель шел нос в нос с самым крутым нарымским авторитетом. Семин мог позволить себе новенькую «девятку», а Малюта мог позволить себе старенький «мерседес». Семин покупал прииск – и Малюта покупал прииск. Семин крал нефтяную компанию – и на ту же компанию претендовал Малюта.
Но чтобы купить прииск и украсть компанию, Семин просиживал дни и ночи за письменным столом. А Малюта – ему не было дела до письменного стола. В конечном итоге, он так и не стал бизнесменом, потому что его последним аргументом всегда был ствол.
И теперь зеркало беспощадно демонстрировало, что разница во внешности между Семиным и Малютой та же, что между иномаркой «запорожец» и иномаркой «мерседес».
Семин молча повернулся и вышел из клуба.
***
На обратном пути Малюта ни разу не перемолвился с Еленой. Он сидел на заднем сиденье просторной иномарки и то и дело тыкал пальцами в кнопки мобильника, делая вид, будто страшно поглощен.делами.
Дома он молча прошел в спальню, скинул куда-то на пол пиджак, расстегнул пуговицу черной рубашки, сел на кровать и закурил. Когда Елена вернулась из ванной, он все так же сидел, расставив длинные сильные ноги, и курил. На ковре темнела кучка пепла.
Елена, в белом шелковом пеньюаре, подсела к Малюте и обняла его за плечи.
– Надеюсь, ты меня к нему не ревнуешь? – спросила Елена.
Вырубов взял ее за подбородок.
– Представь себе, ревную, – ответил он. – Исключительно к нему, и причем независимо от его внешнего вида. Даже если завтра он поправится на полцентнера, все равно буду ревновать.
Елена улыбнулась через силу.
– Почему? – одними губами спросила она.
– Тебе нравятся плохие люди. Я, видимо, для тебя недостаточно плох.
***
Елена позвонила Семину утром на следующий день. Сначала она позвонила ему на мобильный, который был отключен эдак года полтора назад, а потом – на прямой офисный телефон, который, как выяснилось, не поменялся.
– Это я, – сказала Елена, – мы могли бы встретиться сегодня в семь. Там же, где последний раз.
– В смысле, где вчера? – спросил Семин.
– Нет, где мы встречались полтора года назад. Когда ты сказал мне, что женишься.
***
Миша– кимоно в полном одиночестве гонял бильярдные шары на третьем этаже, когда на пороге спортзала появилась Елена. Она была очень тщательно причесана и накрашена, и на ней был черный шелковый жакет и белая узкая юбка. В ушах ее Миша-кимоно заметил сережки с крупными бриллиантами -рождественский подарок Малюты. Последний раз на памяти Миши Лена одевалась так на Новый год.
В руках у Лены была черная сумочка крокодиловой кожи.
– Миша, ты не занят? – спросил Елена.
– Что такое?
– Семин просил меня о встрече. Ты не мог бы съездить со мной?
Миша– кимоно очень внимательно оглядел наряд Елены.
– И что же он от тебя хочет?
– Он говорит, что меняет квартиру и хотел бы посоветоваться об отделке.
– Сережа будет не очень-то доволен, – сказал Корытов, – если ты будешь давать Семину советы. Особенно в таком наряде.
– Я тоже не очень-то довольна, – ответила Елена, – когда ты привозишь его домой в пять утра и говоришь, что это были деловые переговоры.
Миша– кимоно резко ударил кием, шары стукнулись друг о друга с грохотом пистолетного выстрела, и один за другим залетели в лузу.
– Ну что ж, поехали, – сказал Миша, бросая кий на зеленое сукно.
***
В ресторане, к неудовольствию Семина, было мало народа и много зорких слоняющихся без дела официантов. Елену он увидел сразу – она сидела посередине зала боком ко входу, и Семин отметил про себя, что она так и не научилась садиться так, как всегда садился Малюта. В месте, откуда ты видишь зал и всех, кто в него входит.
Пока Семин шел по ковровой дорожке, в кармане у него зазвонил телефон. Это был Рындя.
– Учти, – сказал эфесбешник, – она приехала не на своей машине. Она приехала с Мишей-кимоно. Он сидит и ждет ее в машине. Черный «мерс» – внедорожник, сопровождения нет. Я подтянул пару тачек, мы контролируем въезд и выезд.
Рындя был в соседнем зале. Он настоял на том, чтобы у Семина был с собой маломощный жучок, и Рындя мог слышать весь разговор.
Елена была в черной блузке, с глухим воротом и обнаженными плечами, и сзади нее на спинке стула висел шелковый жакет. Она сидела неподвижно, сложив руки, как школьница, и на безымянном пальце поблескивало обручальное кольцо. Семин посмотрел на это кольцо, и ему показалось, что оно надето ему на горло.
Семин пододвинул стул и сел напротив Елены. Меньше всего ему хотелось садиться напротив, но на глазах официантов он не мог сесть иначе. Это был ресторан Рынди, чужих жучков здесь не водилось, но официантов было слишком много, и кто-то из них обязательно разболтает Вырубову об этой встрече.
К Семину тут же подлетел высокий халдей, согнулся ниже спинки стула, и затараторил, хорошо зная вкусы посетителя:
– Есть совершенно изумительное вино, Виктор Иваныч, – «Chateau de Pape», красное, французское, урожай восемьдесят второго года. Ваша дама будет просто очарована…
– Заткнись, – сказал Семин.
Халдей пристально вгляделся в женщину напротив Семина, слегка побледнел и действительно заткнулся.
– Ну почему же, – проговорила Елена, – пусть принесет вино. Только другое. «Ротшильд». Урожай семьдесят шестого года. Я очень давно не пила это вино.
Официант исчез, как будто его стерли тряпкой с доски.
Елена порылась в сумочке и молча выложила на стол видеокассету – безо всякой надписи, в простой черной коробочке с надписью «сони». У Семина мгновенно вспотели руки, он посмотрел безумными глазами на кассету и спросил:
– Ты что, принесла ее с собой?
– Мне интересно посмотреть, на кого ты будешь глядеть чаще: на меня или на нее. Семин, вспыхнув, отвел глаза от кассеты.
– Неужели ты не понимаешь, – сказал Семин, – я всегда тебя любил. Я не собирался тебя бросать. Это была просто выгодная сделка. Любой умный человек в мае 1998 года мог догадаться, что курс рубля завышен и что к осени это кончится крахом. Я знал, что «Мелос» рухнет, а как только он рухнет, его можно будет растащить вдоль и поперек. Мне важно было просто продержаться несколько месяцев. Мне в голову не пришло, что ты не можешь меня подождать.
Елена молчала.
– Ну что, я должен был тебе, по-твоему, это сказать? – не выдержал Сыч. А если бы ты разболтала? Такие вещи нельзя говорить женщинам, знали только два человека: Игорь и губернатор.
– Жалко, что мы не может больше спросить Игоря, – не разжимая губ, сказала Елена.
– Опять двадцать пять! – скривился Семин. – Слушай, Леночка, ну это уже смешно. Я уже говорил, это фальшивка, этот сучонок Прашкевич продался Москве, скинул пленку и убежал, мы его вторую неделю найти не можем. Ему важно, чтобы я и Малюта вцепились друг другу в глотку…
– Это не фальшивка, – ровным голосом сказала Елена, – Виктор, я слишком хорошо тебя знаю. Ты не мог позволить Игорю работать на Сережу. Ты продумал всю эту историю еще до того, как выгнал Игоря.
Семин, скосив глаза, глядел на кассету. Черная обложка с белой надписью «сони» кружила ему голову. Елена усмехнулась и передвинула кассету по скатерти, и вместе с ней повернулась голова Семина.
– Хорошо, не будем спорить о том, фальшивка это или нет – сказал Семин. Я покупаю эту фальшивку за сто тысяч.
Елена уставилась на него.
– В чем дело? Ты ведь не отдала пленку Малюте, значит, ты ждешь, сколько я за нее дам. Ты заплатила пятьдесят, я плачу сто, ты за три дня заработала сто кусков. Это выгодней, чем отделывать ресторанчик.
– Двести, – сказала Елена. Семин удовлетворенно улыбнулся.
– Ну, хорошо, двести.
Елена молниеносно поднялась. Ее тонкая рука хлестнула Семина по щеке. И раньше, чем Сыч успел открыть рот, кассета исчезла в черной дамской сумочке и Елена выскочила из ресторана.
