– Все в порядке, поставили на минимум, – кивнул он.
– Да, может быть, Роар поест, когда…
– Итак? – осторожно вернул ее к теме Хамре.
– Обед… Я еще хотела приготовить сладкую кашу с клубничным вареньем. Оно хранится у меня в чулане, в подвале, и я пошла за ним.
– Минуточку. Вы спускались на лифте?
– Нет, я шла по лестнице.
– По какой? В этом крыле дома?
– Конечно.
– И вы никого не встретили?
Она покачала головой, с трудом проглотив слюну.
– Никого. – И замолчала. Глаза ее наполнились слезами, и слезы, переливаясь, блестели в них. Губы слегка дрожали. Она огляделась по сторонам.
Я вынул свой носовой платок и, перегнувшись через стол, протянул ей. Она взяла, но слез вытирать не стала, а прижала его к губам и только глубоко дышала сквозь него, будто он был пропитан каким-то успокаивающим средством.
– Не хотите ли сигарету, фру Андресен? – спросил Хамре и протянул ей пачку.
Венке кивнула и, вытащив одну, поднесла ко рту. Хамре зажег спичку, помогая ей прикурить. Каждый из нас, таким образом, оказал ей небольшую услугу, и она могла продолжать, хотя глаза ее были полны слез, похожих на выпавшую росу.
– Он… Когда я выходила с лестничной клетки, я заметила, что дверь в квартиру распахнута, и я сразу побежала: здесь у нас в последнее время происходят странные вещи, и я испугалась, я подумала о Роаре… и вот… тут, в прихожей, я нашла Юнаса.
– Все точно, Хамре. Снизу со стоянки я видел, как она бежала по балкону, – сказал я.
– Пожалуйста, не перебивай, Веум, – попросил он. – Мы с тобой еще поговорим.
– Вы и наверх шли по лестнице? – обращаясь к Венке, спросил Хамре.
Она кивнула.
– Вы никого там не встретили?
– Нет, но…
– Продолжайте.
– Я просто хочу сказать, что в другом крыле дома есть два лифта и лестница, так что кто-то вполне мог…
– Да, это нам известно. Один из лифтов, однако, не работал, но имелись и другие возможности подняться сюда.
– К тому же кто-то мог уже быть в здании, – подсказал Ион Андерсен, – и ему не нужно было далеко бежать.
– Да, возможно. – Хамре с укоризной посмотрел на Иона.
Мне показалось, что Хамре в это не верит. Обратившись к Венке, он продолжал:
– Попытайтесь вспомнить все, что вы делали, когда увидели его. Я понимаю, это тяжело, но…
– Он лежал на полу, истекая кровью, – лаконично сказала она. – Я не видела его уже несколько недель, и было очень странно увидеть его так… Мы собирались развестись и жили отдельно, понимаете? Он ушел от нас. И вот… Когда я увидела его, я испугалась и выбежала на балкон и, наверное, звала на помощь.
Я утвердительно кивнул.
– А потом… потом я опять вернулась в квартиру. Я хотела остановить кровь, но не знала, как это сделать. И я вытащила нож – он был у него в животе. Но тогда кровь потекла еще сильнее, а потом… потом вошел он.
Венке посмотрела на меня, а я посмотрел на Хамре.
– Как я и говорил. Она стояла с ножом в руках, – объяснил я Хамре.
Хамре посмотрел на меня своими проницательными глазами. Ион Андерсен крякнул. Безымянный полицейский уставился на меня.
– Фру Андресен, вы сказали, что в последнее время происходят странные вещи. Вы имели в виду что-то определенное?
Она кивнула.
– Да, да! – Она умоляюще посмотрела на меня. – Не мог бы ты рассказать об этом, Варьг, я не в силах.
Три представителя полиции снова обратили на меня свои взоры.
– Конечно, – ответил я, – это объяснит, каким образом я оказался здесь.
И я рассказал обо всем по порядку – о Роаре, который самостоятельно отправился в город и разыскал меня, и о том, как я нашел его велосипед. Я рассказал, как Венке позвонила мне на другой день и как я обнаружил Роара в лесном домике со связанными руками и с кляпом во рту, и очень скупо упомянул о баталии среди деревьев, отметив, что меня, как человека, много лет проработавшего с трудными подростками, заинтересовал Джокер. Я сообщил, что разузнал о нем от Гюннара Воге и от его собственной матери. И наконец поведал о том, как мне позвонила Венке Андресен и попросила встретиться с ее бывшим мужем, чтобы выяснить вопрос о деньгах за страховку, и как Юнас сказал мне, что принесет ей деньги в ближайшие дни.
– Думаю, что у него с собой были деньги, – предположил я.
Я не говорил ни как встретил Венке с Рикардом Люсне, ни о Сольвейг Мангер. Пусть сама рассказывает. Отдавая последнюю дань Юнасу Андресену, Я не стал касаться этого. Ведь то была тайна, которую он мне доверил, и без крайней нужды говорить об этом не следовало.
Хамре и его коллеги внимательно слушали мой рассказ. Когда я говорил о Джокере и его компании, об их «подвигах», лицо Иона Андерсена приняло выражение озабоченности. Лицо Хамре ничего не выражало. Он был не из тех, кто разговаривает, играя в карты. По его лицу нипочем не узнать, с какими картами он сидит.
Когда я закончил свой рассказ, он спросил:
– А зачем ты приехал сюда сегодня, Веум?
– Сегодня… Сегодня я приехал, чтобы сообщить Венке Андресен, что Юнас скоро приедет сам и привезет деньги.
– Значит, ты направлялся сюда, когда увидел… А, собственно, что ты увидел?
– Я увидел… Сначала я увидел Юнаса Андресена или кого-то, похожего на него. Он шел к двери этой квартиры. Потом меня отвлекли, а когда я снова посмотрел наверх, дверь в квартиру была открыта и кто-то стоял в проеме. Я сразу понял, что что-то случилось. Я увидел Венке, бегущую от лестницы к двери, и потом я видел ее, когда она выбежала на балкон и стала звать на помощь. Тогда я побежал в дом.
– Ты поднимался на лифте?
– Нет. Один лифт был занят и шел вниз, а другой не работал. Я не мог спокойно ждать и побежал по лестнице – по той, что ближе к ее квартире.
– Минуточку. Ты сказал, что лифт шел вниз. А ты не видел…
– Да-да, конечно, я случайно увидел, что оттуда вышла женщина, с которой мы вчера застряли в лифте. Ее зовут Сольфрид Бреде.
Мне пришлось коротко рассказать и об этом.
– Сольфрид Бреде, – повторил Хамре и записал что-то в маленький блокнот с оранжевым обрезом.
Ион Андерсен сидел весь красный – казалось, что внутри у него что-то горит.
– Послушай, – обратился он к Хамре, – орудие преступления – это нож. Ты видел, какого он типа?
– Естественно. Это бандитский нож с выдвижным лезвием.
– Правильно, – продолжал Андерсен, – а ведь Веум говорил, что этот, как его называют, Джокер, как раз и разгуливает с таким же.
Венке глубоко и тяжело вздохнула, глаза ее потемнели.
– Несомненно, мы должны подробно расспросить этого Юхана Педерсена.
Последовала тяжелая напряженная пауза, и я проклинал себя за то, что вынужден был сломать этот их настрой. Но у меня не было другого выхода. Я обязан был это сделать.
– Дело в том, что Джо… что у Юхана Педерсена стопроцентное алиби на момент преступления, – проговорил я.
– Почему? – хором спросили Хамре и Андерсен. Венке непонимающе и подозрительно уставилась на
меня. Она теребила уголки моего носового платка; сигарета, зажатая бескровными губами, дымилась сама по себе.
– Потому что в этот момент он стоял внизу и разговаривал со мной, – произнес я.
– Понятно, – сказал Ион Андерсен.
Хамре глядел на меня своими бездонными глазами.
– Стопроцентное алиби, – повторил он задумчиво и слегка рассеянно.
В дверь постучали, вошла женщина из полиции. Она кивнула своим коллегам. Довольно приятное лицо и светлые, с легкой проседью волосы. Ей было около тридцати, а губы и глаза ее давно отвыкли от косметики.
– Там мальчик, – сказала она, – он говорит, что живет здесь, он там с Хансеном.
– Роар, Роар! – вдруг разразилась рыданиями Венке. – Что с нами будет? Что будет?
Показав в сторону Венке, Хамре кивнул женщине.
– Пойди и скажи им, чтобы немного подождали, – сказал он Иону Андерсену. – Нельзя впускать сюда мальчика, пока…
Он не закончил, но все и так было ясно. Восьмилетний мальчуган не. может войти в дом, где на полу в прихожей лежит его истекающий кровью мертвый отец. Даже если этот отец ушел от них к другой женщине.
Мы молча сидели и ждали, когда Венке перестанет рыдать. Женщина из полиции была подле нее и, обняв за плечи, пыталась успокоить.
У меня появилась неприятная тупая тяжесть в затылке. Я понимал, что ситуация не сулит ничего хорошего ни Венке, ни Роару. По причинам, которые я едва ли сознавал, все это как бы непосредственно касалось меня. Меня охватила тоска. Неделю назад я и не подозревал об их существовании, а теперь они стали мне близкими навеки.
Роар – он пришел ко мне в контору и напомнил о другом мальчике. Он говорил со мной, он искал у меня утешения. Какое-то время я был героем в его глазах. Может быть, оставался героем и до сих пор.
Венке Андресен – несчастная женщина, у которой вдруг все расклеилось, молодая женщина, оставшаяся одна. Ей не хватало нежности и заботы, и она поцеловала меня. А может быть, наоборот – я ее поцеловал. Воспоминание о ее губах как дуновение ветерка все еще ласкало мои губы.
