Павел Шестаков - Давняя история

Он развел руками и отошел к окну, давая Курилову возможность одуматься, раскаяться. Наступила пауза. Вова тер потные ладони, проклиная собственную неосторожность. Трофимов молчал, ворон считал во дворе. Курилов не выдержал первый:

— Так что же наговорила вам эта Сибирькова?

Трофимов вздохнул:

— В трудное вы меня положение ставите. Просите все вам открыть. Вам же потом выкручиваться легче будет.

— Я не собираюсь выкручиваться.

— Ну, если так, — согласился Трофимов великодушно, вернулся к столу и выдвинул ящик. Но из ящика достал он не показания Сибирьковой, которые на бумаге зафиксированы не были, а какой-то небольшой предмет, и, прикрывая его ладонью от Курилова, однако так, чтобы сама операция была тому видна, накрыл предмет газетой.

— А показала она вот что, — продолжил Трофимов, опустив глаза, не то читая невидимую бумагу, не то диктуя по памяти: — Сибирьковой было известно, со слов Татьяны Гусевой, что находилась она в интимных отношениях со студентом, проживающим на Береговой улице на частной квартире, по фамилии…

Вова почуял, как земля качнулась под ним. «Эта Кларка наверняка идиотка, и забыла все, перепутала. Ей Танька что-нибудь ляпнула про меня, а она теперь — интимные отношения! И попробуй, опровергни!»

— Не могла она меня назвать!

— А кого, по вашему мнению, должна была назвать Сибирькова?

Чем быстрее, лихорадочнее пробегал Курилов сложившуюся ситуацию, тем мрачнее она представлялась. Факты ложились в его воображении в беспощадную схему. Стало ясно, почему Мазин пришел к нему последнему (сначала у других о нем хотел выпытать!) и почему единственный он, именно он, а не Мухин и не Витковский, вызван сюда, к этому чиновнику, который теперь казался Курилову не добродушно-недалеким, а злобно, упорно-ограниченным тупицей. Конечно, он уперся в выдумки пошлой официантки и не сойдет с них, пока его, Вову, не погубит, чтобы повысить процент раскрываемости, или как там у них, будь они прокляты, это называется, «Откроет» преступление, и выдвинут его, наградят, может быть, это у него единственный шанс по службе продвинуться! Чего же ждать! На что надеяться? И в панике уставившись на Трофимова, уже не снисходительного, а строгого, Вова заметил, что тот похлопывает пальцами по неизвестному, скрытому газетой предмету: «Это еще что на мою голову?»

— Жду вашего чистосердечного рассказа, Владимир Михайлович, — услыхал он.

— Какие у вас основания верить этой женщине?

— Вы подозреваете ее в необъективности? Почему? Вы же сами сказали, что с ней незнакомы. Значит, показания ее объективны. Или вы опять соврали?

Глаза Трофимова больше не отливали голубизной. Он достал пачку с папиросами, положил на стол:

— Курите, Владимир Михайлович. Вижу, разговор нам долгий предстоит.

И подошел к выключателю, включил свет.

«Всю ночь допрашивать собирается!»

— Что значит — опять? Я не вру вам. Никаких интимных отношений у меня с Гусевой не было. Врет Сибирькова.

Трофимов заглянул под газету:

— Зачем ей врать?

Он погладил рукой газету.

— Что вы там прячете? Топорик окровавленный, которым я убил Гусеву? — не выдержал Курилов.

— Да нет, не топорик, а так, безделушку одну. — Он медленно сдвинул газету, и Курилов увидел медальон. — Узнаете?

— Что это?

— Посмотрите.

Трофимову стоило больших усилий выпросить медальон у Мазина. Никаких данных о том, что Курилов когда-либо видел это украшение, не было. Но Трофимов не ждал сенсаций. Если Курилов и не узнает медальон, все равно вещь эта смутит его, он не сможет понять, откуда взялась она у следователя и чем связана с обстоятельствами вызова. Трофимов хотел одного, понаблюдать за достаточно уже испуганным Куриловым. И не пожалел. Курилов, не открывая медальона и не видя надписи, узнал его:

— Откуда у вас эта штука?

Вова поднял глаза и встретил трофимовский взгляд в стальном варианте.

— Послушайте, Курилов, кто здесь дает показания? Вы или я? Кажется, мы с вами местами поменялись! Вы все спрашиваете, я отвечаю. А ведь нужно наоборот. Вам не кажется?

— Я что, арестован? — пробормотал Курилов по инерции. Слова его срывались сами собой, не извлекались твердой рукой в нужный момент, а просто проваливались в дырки. Трофимов понимал это и не реагировал. Он готовил бланк протокола:

— Учтите, вам придется подписывать каждую страницу, поэтому попрошу показания взвешивать.

— С Гусевой жил Мухин.

— Чем вы можете это подтвердить?

— Спросите у него самого.

— Он, как и вы, отрицал знакомство с Гусевой.

— Витковский знает.

— И он отказывается. Между прочим, почему?

— Не знаю я, не знаю. Не хотел подводить Мухина, наверно.

— Как и вы?

— Конечно.

— Или у вас была своя причина скрывать знакомство с Гусевой?

— Откуда она у меня?

— А у Мухина?

— У Мухина другое дело.

— Почему?

— Ну, его могут заподозрить…

— Почему? Такая связь еще не предполагает убийства.

— Я и не сказал, что он убивал. Я сказал, что он мог опасаться.

— Опасаться невиновному человеку нечего. Факт сожительства с Гусевой не обязательно обвиняет Мухина, как и с вас не снимает подозрений.

— Да почему опять с меня?

— Гусеву могли убить не только на любовной почве.

— А на какой же?

— Вы еще про медальон ничего не сказали. Вы видели его после смерти Гусевой или раньше?

— Раньше, конечно, раньше.

— Хорошо, так и запишем. При каких обстоятельствах?

— Безо всяких обстоятельств, просто видел.

— Странно.

— Что — странно?

— Странно вы ведете себя, Курилов.

— Я, по-вашему, убил?

— А кто?

— Зачем мне убивать? Это же бред! Нонсенс какой-то!

— А Мухину зачем?

— Я не сказал, что Мухин убил.

— Ясно. Стало быть, Мухину незачем, как и Витковскому. Исключим Мухина. Кто остается?

— Ну, ему хоть какой-то смысл был, хотя и он не убивал, — пробормотал вконец измотанный Вова.

— Какой же смысл?

— Жениться собрался.

— Это на нынешней жене?

— А на какой же! Ее отец, знаете, кто в то время был?

— Слыхал. Но не пойму, что из того? Гусева замужем была, встречались они с Мухиным… С ним ли?

— С ним, с ним!

— Хорошо. С ним так с ним. Встречались тайно, никаких загсов, вольные люди, сегодня встречаются, завтра нет…

— Она беременная была.

Трофимов задержал карандаш:

— Беременная? Вы уверены?

Вова не выдержал, крикнул:

— Представьте себе, что нет! Я вам сто раз говорю: я к этой истории непричастен. А вот Мухин был уверен.

— Хорошо, так и запишем.

— Собственно, что?

— По вашим показаниям, Гусева состояла в связи с Мухиным, от которого ждала ребенка. А Мухин, видимо, ребенка этого своим признавать не желал, так как ребенок мог явиться помехой к браку с его нынешней женой. Правильно, Владимир Михайлович?

— Да.

— Вот и хорошо.

— Но я не сказал, что Мухин убил…

— Конечно, нет. И я не говорю, что он это сделал. Мы пока факты разбираем предварительно. Знаете, не раз в моей практике случалось: вроде бы у одного человека все основания есть закон преступить, а у другого никаких, и он даже следствию помочь стремится, а глубже копнешь, и все наоборот выходит — основания липовые оказались, а «помощник» себя спасал, выгораживал…

— Как я?

— Про вас ни слова. Это я к примеру.

— Избавьте меня от таких примеров.

— Пожалуйста. Но разобраться сначала нужно.

И Курилов окончательно «понял», что недалекий этот, лишенный воображения бюрократ не выпустит его, пока не узнает такое, что решительно освободит Курилова от подозрений. «Пусть Муха сам со своими связями выкручивается, — решил Вова отчаянно, отбрасывая последние колебания. — Что мне делать, если против меня судьба, идиотское стечение обстоятельств! Показания Кларки, неизвестно откуда взявшийся медальон… Они же обожают разные штуки, вещественные доказательства… Нет, иного выхода нет!»

— Видите ли, я в самом деле умолчал вначале о связи Мухина с этой женщиной. Это моя ошибка. Чувство товарищеской солидарности, неправильно понятое, разумеется… Но теперь я вижу, что вопрос, так сказать, выходит за рамки…

— Излагайте-ка лучше факты, — прервал Трофимов сухо.

— Пожалуйста, пожалуйста. Мухин сожительствовал с этой девицей, и она, как и другие женщины ее поведения…

— Меня факты интересуют, а не мораль.

— Виноват. Гусева могла помешать браку Мухина, и у него возникла настоятельная необходимость избавиться от нее. Мухин подозревал, что Гусева, вернее, Витковский… Короче, он имел основания полагать, что они… Ну, вы сами понимаете…

— Ничего я не понимаю.

— Короче, Мухин знал, вернее, он сам предложил Витковскому билеты в кино, и мая основания полагать, что они пойдут с Татьяной. Он хотел убедиться…