Зеб присаживается рядом со мной на корточки.
– Йо, кинозвезда, – говорит он, плюхая между ногами кожаный саквояж. – И что у нас тут? Живая плоть или мертвое мясо?
Меня тревожит, когда доктор не замечает, что его пациент дышит. Я решаю отложить обычную пикировку до поры, когда Эвелин будет подлатана.
– Ранение головы, – лаконично бросаю я, не давая ему, за что уцепиться. – Я бы сказал, пара швов.
Склонившись поближе, Зеб тычет грязным пальцем в рану Эвелин.
– Я согласен с вашим прогнозом, доктор Пэдди. Конечно, череп пациента мог треснуть, и в этом случае ее мозговая жидкость может вытекать. Она не бьется в конвульсиях? Не говорит на непонятных языках? Знаете, эта лажа из «Экзорциста»?
– Нет. Просто лежит. И не могли бы вы убрать свой палец из головы моей тети?
Устранив свой перст, Зеб разглядывает сгусток крови на его кончике.
– Тети? Так она свободна?
Не знаю, какого рода заниженная самооценка возбуждает у Зеба желание трахнуть все, у чего нету елды. Может, он просто извращенец. Я смутно припоминаю, что когда-то находил его неустанную похоть забавной, но как раз сейчас, в свете всех свалившихся на мою голову стресс-факторов, пребываю на волосок от того, чтобы врезать Зебу в висок, хоть он и единственный, кто может заштопать Эвелин.
– Зеб. В данный момент ты у меня в черном списке из-за дела с Майком, но если подправишь эту леди, мы квиты, уяснил? Тебе лучше согласиться, сделка выгодная.
Зеб мычит «Порочную любовь»[35] – а это одна из его песен для раздумий, – после чего достает из саквояжа у ног здоровенный охотничий нож.
– Славный ножичек, – замечает София, привлеченная блеском.
Зеб пытается крутнуть клинком, но преуспевает лишь в том, что роняет нож, едва не отхватив себе пальцы ног.
– Ага, спасибо, моя гойская принцессочка. Этот красавец – аутентичная репродукция клинка Джона Рэмбо из «Первой крови». Коллекционный экземпляр.
Меня чуток тревожит, что Зеб заходит со своей одержимостью кинозвездами чересчур далеко, но еще больше меня тревожит, что он собирается ампутировать половину скальпа Эвелин, когда тот нуждается всего лишь в паре стежков.
– Зеб, никаких ножей. Она и так порезана достаточно.
– Порезана? – вздыхает Зеб. – Я-то думал, ты киноман, Дэн. Неужто не помнишь сцену? Теперь все так делают, это вроде как штамп, но тогда Сталлоне совершал первые шаги.
Я помню. Нож с развинчивающейся рукояткой.
– Классика, – вынужден признать я.
– «Первая кровь» – кино? – интересуется София. – Я готова была присягнуть, что это по правде.
Зеб откручивает компас с рукоятки ножа, и внутри обнаруживаются игла с нитью, запечатанные в «СтериПэк».
– У Слая не было герметичного пакетика, – походя замечает Зеб, будто они со Сталлоне приятели по боулингу. – С другой стороны, ему не надо было трястись за свою лицензию.
Зеб до сих пор в фазе медового месяца со своей лицензией врача, недавно получив ее путем какого-то вопиющего отката, сопровождавшегося жирным конвертом, двумя членами комитета штата и безумнейшим уик-эндом уик-эндов в Атлантик-Сити. Зеб намекал, что имели место как минимум три из любовниц Тайгера Вудса[36], но более конкретные сведения, несомненно, будут растянуты на ближайшие годы.
– У тебя есть какие-нибудь анестетики?
Фыркнув, Зеб стучит Эвелин костяшками по лбу.
– Шутишь?! Да я мог бы ампутировать этой цыпочке руку, а она и не поморщилась бы.
Он протирает рану очень нерэмбовской влажной салфеткой для малышей, а потом штопает Эвелин. Две минуты – и Зеб перекусывает нитку. Надо отдать ему должное, гаденыш умеет быть эффективным, когда на него находит такой слог.
– Хорошая работа, Зеб, – констатирую я, наслаждаясь мгновениями искренней благодарности, которые тот наверняка обосрет, как только раскроет рот.
– Ага, так, может, когда тетенька очнется, я получу настоящее спасибо? Улавливаешь, обо что я, сержант?
Ну вот, надежнее швейцарского банка. Зеб тут же подливает масла в огонь:
– Как думаешь, у шизанутой есть что-нибудь попить? У меня в глотке пересохло, киногерой.
София, очевидно, ничуть не обеспокоенная ярлыком «шизанутой», идет на кухню, чтобы принести нам попить.
Я с облегчением вижу, что Эвелин дышит ровно. На миг концентрируюсь на этом, потому что у меня такая уйма экстренных проблем, что я не в состоянии взяться за решение ни одной из них.
Но тут что-то сказанное Зебом задевает меня, продравшись через мою прострацию.
– Эй, Зебулон, с какой радости ты зовешь меня «киногероем»? Это что-то новое.
Зеб буквально подскакивает на ноги и, спотыкаясь, отлетает на пару шагов назад, едва не столкнувшись с Софией и ее подносом.
– Ой, бляха-муха! Ой, усраться, Дэн! Так ты не знаешь?! Правда не знаешь?
Я испускаю стон. Это смахивает на крупную новость, так что запросто ее Зеб не сдаст.
– Нет. Так что сделай мне любезность, не говори. Пока что говна у меня на лопате и так хватает, ясно?
Я вовсе не прикидываюсь. Практически все мои кризисные танцы уже расписаны.
Зеб расхаживает взад-вперед, взбудораженный, будто ему нужно отплясать риверданс, но он сдерживается.
– Ладно, насрать. Я просто покажу, – выудив телефон, он открывает его. – Это в «Ю-тьюб». Пятьдесят тысяч хитов, и все прибавляется.
Желудок у меня подкатывает под горло, потому что подсознание уже все вычислило. Остальным частям моего организма надо посмотреть на экран.
Не смотри.
Я должен поглядеть. Как я могу не глядеть?
Я тебя предупреждаю. Это тебе не видео какого-нибудь огольца, обломавшегося после визита к стоматологу.
Так что я смотрю.
И это не шкет после стоматолога. И не кот, дерущий пса. И не какой-нибудь тинейджер, навернувшийся со своей доски.
Это я. Звезданувший «фараона» чудовищным фаллосом. Порногруппа отсняла весь эпизод. Может, Зеб не знает, что моя жертва была «фараоном».
– А ты знаешь, что это был мусор, а? – говорит он. – И вон тот тип позади, что хнычет. Еще мусор. Детективы Кригер и Фортц. Их отметили раз сто, по большей части другие полицейские, от смеха надрывающие свои киберзадницы.
– Я думал, этот дилдо был поменьше, – мямлю я, только бы сместить фокус с видео.
Но фокус Зеба непоколебим.
– Это вопрос перспективы. Фаллоимитаторы всегда кажутся меньше, когда их держишь.
Не в моем положении осуждать Зебулона.
Выхватив телефон из руки Зеба, София забивается в угол с бутылкой виски. Проиграв ролик пару раз, она отхлебывает из горлышка и говорит:
– Отличные стринги, Дэн. – А затем: – Это настоящий Рэмбо, а? Я чего-то в недоумении.
Я тоже. Почти все время.
Мой собственный телефон кирдыкает и выплевывает «твит». Я смотрю его, хотя экран в последнее время работает как-то не очень мне на пользу.
Жизнь не репетиция. Жизнь реальна. Никаких дублей. Так что отставь эту бутылку «Глухаря»[37] и займись безопасным сексом с кем-нибудь.
Никаких дублей. Никаких переигровок. Джинн вырвался из бутылки. Жаль только, что он облачен в розовые стринги и размахивает фаллоимитатором.
* * *
И тут я почему-то впадаю в сон, прямо стоя. Сновидение нисходит на меня ниоткуда. Секунду назад загривок у меня пылал от смущения, и тут же я вдруг пытаюсь проморгаться после крепкой отключки.
– А? – лепечу я, потому что коленвалу моих мозгов требуется добрая секунда, чтобы провернуться.
Небольшой совет: никогда не отвечайте на телефонный звонок, пробуждаясь от глубокого сна. Во-первых, потому, что голос ваш звучит так, будто вы лет двадцать опрокидывали стопки с Бобом Диланом и Родом Стюартом, а во-вторых, потому, что можете ляпнуть нечто, не вполне соотносящееся с реальным миром. Я познал это на трудном опыте, когда Томми Флетчер позвонил мне в ирландский период и я подскочил с постели, выпалив: «Террористические голуби, как бог свят, они обучали голубей».
Томми частенько поминает мне об этом, немало потешаясь со своей стороны. Так что советую: услышав телефонный звонок, потолкуйте пару секунд с самим собой, прежде чем снять трубку. Это поможет машинерии завертеться.
Очевидно, я болтал во сне, потому что Зеб полностью в курсе событий моего адского дня.
– Ну, ты додик, – говорит он, врезав мне по лбу основанием ладони. – Соскучился, что ли? Не мог просто встретиться с Майком, не превращая это дело в Армагеддон?
Я издаю сердитое сопение, но он прав. Я вроде как толкаю людей к насилию. Будто, пока я не объявился, они об этом всерьез и не думали.
Фуфло. Насилие у Майка в мозгах, как припарка. А Ши выбрал сценарий твоих похорон еще до того, как ты показался.
Это изверги, но я не могу отрицать, что общим знаменателем во всех их извращенных планах выступает Дэн Макэвой.
Доковыляв до софы, я пристраиваюсь у ног Эвелин. Если отвлечься от запаха шампуня, она смердит, как пивная бочка, но выглядит такой мирной… Пожалуй, я бы смирился с сивухой изо всех пор, чтобы быть настолько же мирным.
