— Адам и Ева! — Энджи указала на едва различимые фигуры. — Еще в райском саду, но перед самым изгнанием. Вон там видна рука карающего ангела с огненным мечом. Сам ангел либо облетел, либо его стерли, когда открывали роспись, прежде скрытую побелкой. Отец Ларса снял ее. Он интересовался историей. Во времена Тюдоров дом принадлежал семье, оставшейся верной старой религии. Они обитали здесь и в эпоху Стюартов, причем успешно пережили времена республики, когда дом заняли «круглоголовые», — но так и не обнаружили эту маленькую часовню. Последний представитель этой семьи скончался в период правления одного из Георгов. С тех пор дом сменил множество хозяев.
— Удивительно… — проговорила Мередит. И печально. Сколько же видели эти старые стены! Такая бурная семейная история — и ушла в небытие. Почему сцена изгнания из рая была выбрана в качестве сюжета для росписи? Наверняка это была символическая отсылка к политической ситуации, сложившейся в начале XVII столетия.
Крохотное помещение не было пустым. К одной из стен, занимая почти всю ее длину, прилепился старый диван. Ближе к выходу стояла старомодная вешалка с рогами для шляп. Возле другой стены пылилось несколько картин, рядом на полу лежала коробка с какими-то мелкими вещами.
Мередит моргнула и вернулась в настоящее.
— Спасибо, что показали мне эту часовню, Энджи! — Это были не просто слова вежливости: она действительно была благодарна. — Но нам правда нужно возвращаться. Все, наверно, удивляются, где это мы задержались!
Энджи достигла своей цели, поэтому согласилась:
— Конечно! Пойдемте.
* * *
— Теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда сказал «Подожди, и сама увидишь» по поводу Ларса, — заметила Мередит по дороге домой. Общество не расходилось допоздна, и сейчас было почти час ночи. — И почему ты хотел, чтобы я сама составила мнение относительно его.
— Ну и какое у тебя мнение?
Она закусила губу.
— Поначалу он показался мне вполне приятным человеком. Но ему не следовало так обращаться со своей матерью. Мне это совсем не понравилось.
Фары резали плотный мрак загородной ночи, выхватывая из темноты пригорки, изгороди, придорожные деревья. Маркби задумчиво пробормотал:
— Да, мне это тоже не понравилось. — Спустя мгновение он добавил: — Но я понимаю, почему это произошло. Маргарет Холден — решительная и сильная женщина, и она не отступит смиренно только потому, что какая-то незнакомка пытается отодвинуть ее в сторону. Карьера Ларса — дело всей ее жизни. Тут не обыкновенная житейская ситуация принятия снохи свекровью. Это скорее похоже на увольнение с работы, когда в твое кресло сажают новичка. Смею думать, принимая во внимание такое ее отношение, Ларсу и мисс Причард нелегко найти с ней общий язык. Но мисс Причард не следовало унижать Маргарет в присутствии гостей, а Ларсу не следовало позволять ей это делать.
— Маргарет поставила его перед жестким выбором, и он сообщал миру, что выбрал Энджи. Ты это хочешь сказать?
Мередит клонило ко сну. Она встряхнулась и сосредоточилась на разговоре.
— Вроде того.
— В таком случае он попал из огня да в полымя! У меня сложилось впечатление, что Энджи такая же своевольная, жесткая и доминирующая, как и его мать. Возможно, ему в жизни необходима сильная женщина в качестве организующего начала. Однако мне не показалось, что он слабый человек. — Мередит нахмурилась.
— Это не обязательно должна быть слабость. Это может быть нечто вроде лени. «Ну если ей так хочется, то пускай».
— После ужина, когда мы с Энджи были наверху, она показала мне потайную комнату. Ты ее видел?
— Слышал о ней, но никогда не видел. Она правда потайная? Большая?
— Размером примерно с чулан, какие бывают в старых домах. Может, чуть больше. Там стоит диван, так он занимает все место от стены до стены. Спрятана она хорошо — войти туда можно только через шкаф в коридоре.
— Гм… А знаешь, Кимберли Оутс по крайней мере однажды была в этом доме.
С Мередит мигом слетела сонливость. Она рывком выпрямилась на сиденье, однако ремень безопасности натянулся и вернул ее в прежнее положение.
— Что? Откуда ты знаешь?
— Будем считать, что я уверен в этом на девяносто процентов. Точно буду знать, надеюсь, в понедельник. Предположительно, их столовая служила фоном на фотографии «Патитайм-Кейтерес» — той, на которой изображены Кимберли, Саймон Френч и еще одна девушка.
— «Патитайм»? За много лет Маргарет наверняка устроила множество вечеринок. Логично предположить, что время от времени она прибегала к помощи специализированных фирм. Это ни о чем не говорит.
— Я это понимаю. Однако «Патитайм» — единственный источник, благодаря которому я могу узнать о перемещениях Кимберли в последние месяцы жизни. Я должен отрабатывать всю информацию. Мы до сих пор разыскиваем ее мать. Она съехала со старого адреса в Уэльсе. Но она вряд ли нам поможет. В прошлый раз, двенадцать лет назад, когда к ней пришли по поводу исчезновения Кимберли, единственное, о чем она беспокоилась, — это как избежать скандала. Мы не знаем, как она воспримет известие о том, что дочь мертва. Вероятно, с облегчением.
— Судя по всему, матерью она была никудышной.
— Ей было всего шестнадцать, когда родилась Кимберли, и, если верить тому, что рассказала Дэйзи, она была испорченной девчонкой. Естественно, она не знала, что делать, когда полиция постучала в дверь ее дома в Уэльсе, чтобы узнать о пропавшей Кимберли. Ее муж — возможно, они живут вместе и сейчас — не знал, что у нее есть ребенок от добрачной связи. Она испугалась за свой брак. Когда людьми движет страх, их действия часто выглядят дурно, на взгляд других, — сказал Алан Маркби, а про себя подумал: «Иногда настолько, что это граничит с безумием».
— Если ты правда собираешься в понедельник на похороны мисс Грешам, то я поеду с тобой, — объявила Мередит.
Маркби покосился на нее:
— Хорошо. Я заберу тебя из дома около одиннадцати.
Они въезжали в Бамфорд. Вдоль улицы выстроились в две шеренги уличные фонари, и Алан погасил фары. В этом районе, на самом краю города выросла новая промышленная зона. Ее строительство было встречено жителями со смешанными чувствами. Благодаря ей появились рабочие места, но современные коробки цехов, складов и административных зданий смотрелись чужеродным образованием на фоне спокойного сельского пейзажа. Кроме того, промышленная зона поглотила пригородные поля и леса, служившие местом отдыха. Мередит вспомнила, что Ларс Холден многое сделал для этого строительства. Рабочие места означали для него голоса на выборах.
Вид бетонных параллелепипедов, положенных на бок и поставленных на торец, пустых окон, в которых над покинутыми столами зловеще мерцало дежурное освещение, действовал на нервы, и Алан угрюмо сказал:
— Ничего не скажешь, Ларс Холден полон добрых намерений. Но ими, как известно, выложена дорога в ад.
Мередит откинулась на спинку сиденья. Она подумала о лесе, который, как говорил Алан, продали Холдены. Не исключено, что Ларс на этом проекте заработал не только голоса на выборах. Десять лет назад цены на землю здесь летали в небесах. Интересно, кто владел той землей, на которой сейчас стоят промышленные здания?
— Он не совсем то, чем кажется на первый взгляд, ты не находишь? — проговорила она. — Я имею в виду, увидев его, можно подумать, что он простой, немного грубоватый рубаха-парень. Но это не так, он совсем не прост. Политика требует некоторой хитроумности. Интересно, знает ли об этом Энджи.
Они свернули на Стейшн-роуд, где стоял скромный дом Мередит, зажатый с боков примыкающими зданиями. Алан вдруг сказал:
— Я вот думаю, что Маргарет предпримет в ответ. Она не из тех, кто будет просто смотреть, как у нее отбирают то, что ей принадлежит. — Он заглушил двигатель. — Поглядывай по сторонам, Энджи Причард!
— Это ее проблема, а не наша! — решительно воскликнула Мередит.
Они и так бывали слишком мало вместе, и глупо было тратить время на рассуждения о Ларсе и его семейных неурядицах.
— Мне нравится этот наряд, — сказал он позже.
Сняв брюки и тунику, Мередит приостановилась.
— Мне кажется, в нем я похожа на монашку.
— Поверь мне, я никогда не заводился при виде монашки. А это происходит, когда я вижу тебя в черном. И еще в черных чулках.
— Энджи сегодня выглядела очень эффектно.
— Зловещая Причард? По сравнению с тобой она просто кобыла.
Через некоторое время Мередит произнесла в темноту:
— Это дело для тебя особенное, верно? Из тех, что ты принимаешь близко к сердцу?
Кровать вздрогнула и скрипнула, когда Маркби приподнялся. Он взял со столика часы и вгляделся в светящийся циферблат. Она видела его голову и плечи, черным контуром выделяющиеся на фоне задернутого шторами окна. Он положил часы на место, но остался в той же позе. Одеяло зашевелилось — он сел, сложив ноги по-турецки и опершись на них руками.
