Пытаясь вспомнить, Маша повернула голову к окну, за которым впервые за утро выглянуло солнце, отражаясь в обилии мокрых предметов: влажных кровлях домов, морде бронзовой лошади и даже в блестящих от только прошедшего дождя тяжелых темно-серых булыжниках мостовой.
«Я превосходно знаком со всеми видами тайнописи и сам являюсь автором научного труда, в котором проанализировано сто шестьдесят различных шифров, однако я вынужден признаться, что этот шифр для меня совершенная новость. Цель изобретателя этой системы заключалась, очевидно, в том, чтобы скрыть, что эти значки являются письменами, и выдать их за детские рисунки…» – всплыли из далекого прошлого слова Конан Дойля. Рассказ «Пляшущие человечки». А что, если?..
И Маша лихорадочно стала листать страницы серьезной монографии по Брейгелю. Вот! «Детские игры», 1560 год. Она быстро пробежала глазами текст: «Самая загадочная картина великого мастера… Не существует никакой информации ни о заказчике картины, ни о том, как продвигалась работа художника по ее написанию. Не осталось ни эскизов, ни записей… В полотне наличествует четкая композиция, будто направляющая взгляд будущего зрителя… И при этом нет никакого основания думать, что художник хочет рассказать нам какую-то последовательную историю – игры детей в центре картины, на площади, не кажутся более важными, чем игры в дальнем конце улицы…» Маша вынула из сумки блокнот для записей и ручку: в блокноте уже было занято несколько страниц – сведениями об изготовлении изразцов, почерпнутыми из Интернета перед поездкой; основными темами фламандской плитки, о которых ей поведал антиквар; схематичным рисунком неизвестного герба со стрелочками – какой знак что символизирует, от графа д’Урселя. Написала крупно: «Детские игры», Питер Брейгель-старший. Пункт первый – четкая композиция, смысл которой неясен. И вернулась к книге: «Картина породила множество интерпретаций знатоков живописи и исследователей творчества…» Ну же! Маша с досадой вчитывалась в заумный текст на английском: «Исследователи детского фольклора и этнографы нашли в ней богатейший источник…» Мимо, мимо!
Подошла официантка, Маша оторвалась от страницы, посмотрела на нее безумными глазами.
– Еще шоколада? – спросила девушка, возвращая ее обратно в реальность из затягивающего кошмара брейгелевской картины. Маша облизнула губы, обернулась: кафе начало наполняться работниками музея и клерками из соседних офисов. Наступало время ланча. Маша помотала головой – после сладкого густого шоколада ее мучила жажда. Больше шоколада она не будет. Но останется пообедать. И узнав, что сегодня за блюдо дня, кивнула: тыквенный суп так тыквенный суп. Прямо скажем, не самое любимое блюдо. Но тратить время и силы не хотелось – не только на поиск нового места для обеда, но даже на чтение меню.
Маша вернулась в 1560 год. «Попытки найти аллегории возраста, как в «Четырех возрастах человека», или аллегории времен года не увенчались успехом. Игры, в которые играют дети, не относятся к какому-либо из сезонов». Маша записала в блокноте – «нет аллегорий». «…Ученые также искали способ «расшифровать» игры детей, подозревая, что это популярные в ту эпоху ребусы, пришедшие в Нидерланды из Франции». Популярные в ту эпоху! Но эпоха у Брейгеля и у неизвестного ремесленника, рисовавшего сценки на дельфтской плитке, одна и та же – XVI век. Значит, популярны? Маша сама себе кивнула. «В 1582 году в той же Франции выходит в свет первый печатный сборник ребусов, очень распространенный среди образованных людей своего времени». «Вряд ли его читал тот, кто рисовал картинки для камина, – подняла Маша глаза от книги. – Но вот заказчик, тот самый неизвестный с загадочным гербом, был явно образован и вполне мог прочесть книжку про ребусы…» «Мода на ребусы стала повсеместной – шутливыми ребусами обменивались в письмах и любовных записках, рисунками-ребусами зазывали вывески харчевен. В Лондоне ребус украшал крышу одной из часовен Вестминстерского аббатства. Пришли ребусы и во фламандскую живопись. Особенно популярна стала тема пословиц. Знаменитая картина Брейгеля «Фламандские пословицы» очень схожа с «Детскими играми»: тот же размер, тот же знаменитый взгляд с высоты птичьего полета, множество разбросанных по полю картины фигурок. Ученые пытались «прочитать» «Детские игры» так же, как и «Пословицы». Там мужчина, кусающий колонну, означал религиозное ханжество, а рыцарь, вешающий колокольчик на кота, – совершение опасного и неразумного поступка. Некоторые фигурки, казалось, оправдывали эту теорию: так, ребенок, надувающий мыльный пузырь, означал «быстротечность бытия», а двое мальчишек, катящих обручи на переднем плане, – «тщетность усилий». Маша нахмурилась, посмотрела опять в книжку с репродукциями, вздохнула. Может, и тщетность усилий… А может, круговорот жизни в виде обруча.
Все это казалось ей притянутой за уши искусствоведческой спекуляцией на тему. Она захлопнула монографию, придвинула к себе уже почти остывший суп и стала есть, мрачно глядя на картину – ровесницу ее изразцов. Ничего не понятно: ни с Брейгелем, ни с таинственно пропавшей плиткой. Ничего общего, кроме играющих детей. Даже если это хитроумный ребус, его разгадку нужно искать не здесь. Пора было возвращаться к исходной точке – к гербу с буквой в форме меча.
И не то чтобы Андрею сильно хотелось увидеть эту Славикову невесту. Но раз уж он проделал зря такой путь, следовало выжать по максимуму из дурацкой командировки. В конце концов, Славик, точнее, его последователь, был на данный момент единственной его зацепкой. Соответственно, все, что с ним связано, могло представлять для Андрея определенный интерес. Найти адрес Евы Прокловой, названой невесты знаменитого пиромана, удалось без труда. Уктусская улица, она же переулок. Тихое, вполне себе приятное местечко для жизни. Особенно после визита на зону. Или это послеполуденное солнце так преобразило пейзаж? Андрей пригляделся: судя по качеству машин рядом на парковке, барышня живет в приличном доме.
Оставив сержанта дожидаться его в автомобиле, Андрей поднялся на последний этаж и нажал кнопку звонка. Дверь, серьезную, стальную, открыла сама Ева – тощая сутулая девица в белой футболке и выцветших голубых джинсах. Половину Евиного лица скрывали большие темные очки, делавшие девушку похожей на стрекозу. На том, что оставалось доступным взгляду, Андрей разглядел маленький невыразительный нос и невыразительный же тонкий рот. Каштановые, явно давно не мытые волосы забраны в небрежный хвост. И на что тут «запал» огненный гуру Славик? Впрочем, сказал себе Андрей, в колонии его выбор сильно подсократился.
– Капитан Яковлев, – представился Андрей. – Это я вам звонил.
– Я узнала голос, – кивнула Ева и, развернувшись, шагнула обратно в квартиру. Андрей проследовал за ней.
Квартира была наполнена радостным мартовским солнцем, пахло мастикой от свеженатертых полов. В большой комнате стояло мягкое кресло в крупный цветок – привет из 90-х – и раскладной диван с неубранной постелью. На низком журнальном столике тихо шелестело старое радио с большими кнопками: Андрей напряг ухо – Ева слушала что-то из попсового репертуара. Но тихо, очень тихо. Ни телевизора, ни книг, ни газет. Андрей сам себе кивнул: ну да, конечно.
– Присаживайтесь, – светски сказала Ева, опустившись сама на диван. Перед тем как сесть, она ощупала и отодвинула простыню с одеялом. – Что вы хотели узнать?
– Как давно вы не видите? – вдруг спросил Андрей, с жалостью наблюдая за ее манипуляциями с бельем.
– Два года. – Ева вскинула подбородок. – Взрыв некачественной видеотехники. Как результат – термический ожог роговиц обоих глаз с множественным попаданием инородных тел, – проговорила она без запинки свой диагноз.
– Взрыв, который вы сами и организовали, верно? – Андрей не спрашивал – он знал ответ, читал досье Прокловой: там кроме сводок о пожарах и поджогах значилось, что Проклова – девочка из вполне приличной семьи средних, на уровне местной мэрии, чиновников. Родители регулярно отмазывали единственную дочь от последствий ее огненных забав. От родителей же, понятное дело, и эта ухоженная квартирка в неплохом районе.
– Верно! – огрызнулась Ева, нащупала на столике пачку сигарет, вынула одну, потянулась за зажигалкой.
Андрей ее опередил: поднес огоньку. Ева с явным удовольствием затянулась.
– Ишь ты, джентльмен, – улыбнулась тонкими губами, не показывая зубов. – Ну и зачем пришел?
– Я хотел расспросить вас о Славике. – Андрей вынул из кармана свою пачку и тоже закурил – раз уж тут курят.
– Славик хороший, – опять неопределенно улыбнулась Ева.
– Человек хороший? – усмехнулся Андрей.
– Нет, конечно. Хороший в нашем деле.
