— Пригласи кого-нибудь из подруг, посидите за чаем, — предложил он. — А лучше просто почитай что-нибудь. Чехов там… Островский, Куприн…
— Толстой, «Анна Каренина», — сказала она, глядя перед собой.
— Почему именно «Анна Каренина»?
— Не знаю, Фил. Может, потому, что она бросилась под поезд.
— Только не надо драматизировать, — сказал Лис, чтобы хоть что-то сказать.
* * *
Нельзя сказать, что с Машкой Кутеповой, известной больше как Подмышка, у них была какая-то особая страстная любовь. Иногда Батон бил ее, иногда дарил шмотки и конфеты, а однажды после дикого загула преподнес ей японский чайный сервиз на шесть персон, весь в красных гейшах и драконах. В тот же день, правда, сервиз он разнес в пыль, а Машку чуть не прирезал на почве ревности… Короче, все у них было как у всех.
Но когда Машка по-пьяне вывалилась с балкона шестого этажа, он здорово переживал. Ушел в глубокий траур. То есть беспробудно пил. Не так, как раньше (а Батон мог не просыхать неделями), а с каким-то небывалым даже для него энтузиазмом: мешал водку с кокаином, разводил в портвейне экстази и героин, потом не спал сутками, орал и носился с ножом по дому и по улицам, все кого-то искал и не мог найти.
Однажды Босой вызвал его к себе и долго беседовал за закрытыми дверями. Сразу после аудиенции повеселевший и даже вроде как протрезвевший Батон отправился в «Респект» и купил себе цивильный костюм на двух пуговицах. Он был временно командирован в телохранители к Джаваняну, который больше не доверял своей заводской охране. Вместе с Рыбой и младшим Адидасом Батон сопровождал директора на работу и с работы, ходил с ним по цехам и на всякие совещания, а в свободное время лапал мойщиц и трепался за жизнь с директорской секретаршей. Что и говорить, работа непыльная, хорошо оплачиваемая, разрешение на пушку в кармане, почет и уважение. Но в то же время требующая строгого соблюдения норм трезвости.
Только о какой трезвости может идти речь, когда вокруг тебя тонны спирта, а со стороны розливного цеха доносится волнующий стеклянный перезвон? Поэтому Батон держался из последних сил и иногда, в конце дня, поддавался натиску зеленого змия.
…Возвращались в восемь вечера. Джаванян ехал пассажиром на своей «ауди», за рулем сидел Рыба. Следом на новенькой «бэхе» мчались, то и дело норовя выскочить вперед, Адидас и Батон. Батон сидел за рулем, прихлебывая время от времени пиво прямо из бутылки. Он был уникальной личностью. Время для него бежало то быстрее, чем для остальных людей, то медленнее, но никогда не совпадало с тем временным потоком, в котором бултыхались обычные тиходонцы. Когда «ауди» директора остановилась напротив ворот его дома, Рыба заглушил двигатель, а Джаванян начал выходить из машины, у Батона произошел очередной релятивистский заскок. Со скрипом тормозов и грохотом его «бэха» въехала в зад «ауди», раскурочив оба бампера и сбив с ног хозяина, находившегося в тот момент в состоянии неустойчивого равновесия. Вартан Акопович упал на асфальт. Почти одновременно — не успел еще воздух остыть от звука удара и матюков, — все услышали отчетливое «так-так-так» автоматной очереди.
Разлетелись стекла директорской машины, из салона наискосок через весь капот выплеснулось жирное красное пятно; в переднюю панель ткнулся выпотрошенный череп Рыбы. Тонко зазвенел металл о металл, на крыше «ауди» засверкали желтые искры… А где-то за песочницей, во дворе детского сада, из темноты выныривал, дразнил скошенный крестик огня.
Батон кулем вывалился из машины, упал, отполз к переднему колесу и присел на корточки, чувствуя спиной тепло разогретой ступицы. Он все еще продолжал скалиться, как скалился в дороге каким-то своим мыслям. Правая рука сжимала писто… нет, это отбитое горлышко пивной бутылки — от, бл-лин… Он повел мутным взглядом, увидел осколки стекла, лужицу на асфальте, а потом увидел Джаваняна, который точно так же, на корточках, сидел, укрывшись за своей «ауди», и держался за голову. Между пальцев стекала тонкая струйка крови. Вартан Акопович смотрел на Батона диким взглядом.
А Батону было весело. Он вдруг понял, что, врезавшись в директорскую машину, нечаянно спас ему жизнь. Забавно! От этой мысли хотелось ржать во весь голос, кататься по асфальту, рвать куртку на груди. Он едва сдерживался, по пальцам пробегала легкая судорога.
— Будешь должен, начальник! — проговорил он свистящим шепотом.
Батон отшвырнул в сторону горлышко бутылки, достал из кобуры «ИЖ-71», выстрелил, не целясь, в воздух.
Эхо.
Тишина.
Ушли?
Кричали далеко, женский голос. Хлопнуло окно. Откуда-то с верхних этажей донеслось: «Вить, не твою тачку потрошат?..» И в ответ ленивое: «Да не-е-е…».
— Адидас, нормально? — крикнул Батон.
Адидас не отвечал. Батон выдвинулся из-за колеса, на секунду приник щекой к асфальту, прострелил взглядом в направлении детской площадки. С той стороны машины что-то лежало. Что-то темное, массивное. Наверное, Адидас. Больше некому.
Расстраиваться Батон не торопился. Это всегда успеется. Надо выкрутиться. Спугнуть этих… Он еще раз шмальнул вверх, опять подождал.
Джаванян продолжал испуганно таращиться на него, сверкая белками: ну что?
— Нормально! Пронесло, начальник! — гаркнул Батон в полный голос, засмеялся. — Отбой тревоги! Всё! П…ц!
Он встал и разогнулся, опираясь о колени. И тогда же увидел за спиной Вартана Акоповича невысокого человека в надвинутом на лоб капюшоне.
Вот уж точно — п…ц!..
Чуть ниже уровня груди незнакомца вспыхнул огненный крестик. Голова Джаваняна дернулась, а лицо вдруг раздвинулось в стороны, на месте рта образовалась огромная дыра, выплюнула на асфальт кровь с мозгами. Вартан Акопович опрокинулся на бок и затих, так, видимо, ничего и не успев понять.
Батон вскинул пистолет, выстрелил… Нет.
Время, похоже, опять сыграло с ним злую шутку. Оно опять замедлилось. Пока боек высекал искру из капсюля, пока пороховые газы выталкивали ленивую пулю из медной оболочки, пока она неуклюже, по-тюленьи, ввинчивалась в спирали нарезов… Пока, пока, пока…
Батона прошило от плеча до плеча, словно железные, раскаленные докрасна спицы ткнули в грудь. Он крутнулся, вскинул руки, выронил пистолет и упал. Его выстрел запоздало и бездумно канул куда-то в пустоту двора.
Он барахтался в луже крови, тараща вверх пустые глаза, выгибая спину и дергая, как заведенный, головой. Мир перевернулся, навис над ним грязным асфальтовым небом, разверзся звездной бездной под ногами. Из этой бездны вынырнули две головы в капюшонах.
— …Живучий, козлик, — глухо произнесла одна голова. — Кончай его и пошли!
И тут же над Батоном полыхнул скособоченный крестик, прыгающая огненная буковка «х». Она стремительно обрушилась на него из звездной пропасти, заслонила собой весь мир, придавила и расплющила на асфальте.
* * *
Через несколько дней после пышных и торжественных похорон на директорском посту ликеро-водки снова воцарился варяг Мордвинов со своей челядью. На этот раз он довел ремонт кабинета до конца, обустроив все по собственному вкусу. «Дон-Кристалл» продолжал успешно работать, претензии в части инноваций и нанотехнологий были с него полностью сняты. Следствие об убийстве прежнего директора буксовало, хотя все необходимые процедуры проводились успешно: допрашивались свидетели, назначались многочисленные экспертизы, том «дела» разбух до трехсот страниц. Мордвинова, конечно, никто вызовами в следственный комитет не утруждал, ибо какая связь может быть между убийством старого директора и назначением нового? Естественно, никакой!
Глава 4
Хорошие показатели
Неважно, как ты работаешь, важно, как умеешь отчитываться.
Мудрость нового времени
Кулак у губернатора круглый и холеный, чем-то смахивает на волосатого колобка с обручальным кольцом в носу. Колобок взметнулся вверх и со стуком опустился на полированную крышку стола. Подставка для ручек вздрогнула, листки бумаги приподняли белые крылья, но никуда не улетели.
— И сколько это безобразие будет продолжаться? — грозно вопросил Войцеховский. — Я у вас спрашиваю!
При этом губернатор не уточнил, кого именно он спрашивает. Прокурор города Басманный подтянулся на стуле, вперив взгляд в стенку напротив. Новый начальник УВД генерал-майор Глазурин молча разглядывал свои руки. Его заместитель Нырков поглаживал усы. Молчал и Каргаполов, губернаторский куратор правоохранительных органов (по подозрению Лиса, именно он мог быть инициатором этого совещания. Если, конечно, жесткий разнос можно назвать совещанием.) Что ж, раз молчит начальство, Лису тоже не резон высовываться. Правда, как показывает опыт, надолго его терпения обычно не хватает.
— Это что же получается? — развивал губернатор свою мысль. — Был Лыков — был в Тиходонске порядок! Бандиты сидели под лавкой, тишь да гладь… Пришел губернатором Войцеховский — все как с цепи сорвались! Погромы в вино-водочных, поджоги, демонстративные заказные убийства, трупы по всему городу! И что подумает народ?
