– Как-то два муравья ползли по листу бумаги, – начал цыганский барон. – А на листе Насреддин писал стихи. Один из муравьев был старым ученым муравьем, а второй, – только начинал жить. «О, мудрый учитель! – обратился молодой муравьишка к своему старшему товарищу. – Скажи, откуда берутся на листе бумаги эти огромные красивые фигуры?» «Смотри внимательнее, юноша, – ответил мудрец, – и ты заметишь: эти фигуры рождает перо, что движется по бумаге. Наблюдай за природой, и тебе откроются все ее тайны, мой ученик!» Услышав, о чем шепчутся маленькие существа, Насреддин только усмехнулся.
– Михаил Иванович, ты это к чему рассказал? – настороженно спросил Тима.
– Как к чему? Это же – притча! – попытался уйти от ответа цыган.
– Ты не хитри! – не отставал Топталов.
– Эта притча говорит, что люди чем-то похожи на муравьев.
– Чем это они похожи? – озадаченно спросил выпивший уже вторую кружку заслуженный рационализатор Топталов.
– Наблюдая за Космосом и звездами, – повернулся к нему цыганский барон, – люди пришли к выводу: нашу Вселенную сотворил Большой взрыв. Наблюдая за бумагой и буквами, муравьи, пришли к выводу: буквы сотворило перо. Увидеть настоящего автора событий ни те, ни другие не смогли.
Тима молчал, обдумывая услышанное.
Из раскрытых окон жилых домов повеяло дразнящим запахом жареной картошки и лука: поселок готовился ужинать. Сидящие за столом тоже почувствовали, как зашевелился разбуженный пивом аппетит.
И, будто услышав его беззвучное ворчание, в плетеном загончике появилась Тесменецкая.
– Мужчины! – всплеснула она руками. – Хватит пиво хлестать! Идемте ко мне, я вас пельменями накормлю. Бачуринскими! Я вчера два противня пельменей налепила, гостей ждала, а они не пришли. У меня теперь в холодильник ничего не засунешь, пельменями все занято. Не выбрасывать же мне их! Поднимайтесь и идем!
Этот разговор происходил в начале прошлого лета. Но майор Мимикьянов помнил его так, словно он происходил вчера.
Он не успел далеко уйти.
Подъезд генеральского дома оставался в двух шагах, когда рядом с майором, скрипнув подвеской, затормозила темно-вишневая «Нива».
Мимикьянов сделал шаг в сторону и, на всякий случай, привел себя в состояние боевой готовности.
Но тревога оказалась ложной: дверца машины распахнулась, и из «Нивы» пробкой выскочил Ренат Абсалямов – заместитель директора Машиностроительного завода имени Бачурина по режиму и безопасности. Когда-то Ренат Николаевич работал в милиции и, носил капитанские погоны. С тех пор прошло лет пять.
– Ефим Алексеевич! – закричал он. – А я тебя по всему поселку с собаками ищу! Генеральный твоему начальству звонил, а оно говорит, ты – у нас в поселке! Директор мне: срочно найди! Я и туда и сюда, а ты – как сквозь землю провалился! Оскольцева говорит, тебя видела, Тима Топталов говорит, тебя видел, Тесменецкая сказала, ты где-то в поселке! А где – никто не знает! И вдруг вижу: ты идешь, собственной персоной! А ты чего к нам-то не зашел?
– С народом беседовал, – ответил Мимикьянов. – Но к вам тоже собирался. Просто не успел пока.
– По Чапелю роешь?
Майор кивнул:
– Не каждый же день в поселке люди пропадают!
– Ай, не говори! – всплеснул руками заместитель директора по режиму. – Никогда такого не было! Мы тут уж все прочесали! Как шайтан унес! Ну, никаких зацепок, прямо – ничего! Мы с милицейскими оперативниками уж все подошвы истерли!
«Да уж, подошвы вы истерли! – заметил про себя майор. – Ни одного свидетеля, видевшего Чапеля после выхода из заводоуправления, не установили. Никого, как следует, не опросили. До гостиницы дошли – вот и весь ущерб подошвам. Ну, работнички! Драть вас некому!»
Вслух же майор произнес:
– А чего я Эдуарду Петровичу так срочно понадобился-то?
Ренат выкатил живые ореховые глаза:
– Да, сам не знаю! Ничего не сказал! Только – срочно найди и все! Ты ж знаешь, как у него всегда: вынь, да положи! Так что, садись ко мне, и поехали!
– Ну, поехали, – кивнул майор и залез на переднее сиденье. Ренат дернул рычаг переключения скоростей и нажал педаль сцепления ногой в новеньком светло-желтом ботинке. Ефим отметил: одетый в отглаженный белый костюм Ренат вообще выглядел сегодня так, будто ему предстояло посетить торжественный прием.
«Нива», нетерпеливо дернулась, словно норовистая лошадка, и побежала по летней улице.
За столом приемной Генерального директора Машиностроительного завода имени Бачурина молчаливо сидела царственная секретарша с прической в виде высокой пепельной башни. Майор напряг память и понял, кого она ему напоминает. Аристократок с иллюстраций из прочитанной им когда-то книги об истории Франции периода Великой революции.
Абсалямов вопросительно посмотрел на хозяйку приемной.
Женщина выдержала паузу и величаво кивнула башнеподобной прической. Ренат Николаевич потянул на себя стеганую кожаную дверь с массивной, будто вырезанной из броневой стали пластиной: Эдуард Петрович Недорогин.
Директор их ждал.
Он поднялся из-за высокого стола, как только Ефим с Абсалямовым показались на пороге кабинета.
– Ефим Алексеевич! – вытянул он перед собой руку, двигаясь навстречу вошедшим с неудержимостью штурмового танка. Рядом с Недорогиным Ефим Мимикьянов, сам мужчина высокий и плечистый, всегда чувствовал себя так же, как, наверное, могла бы чувствовать себя цветочная ваза рядом с ожившим платяным шкафом. Лицо Эдуарда Петровича было цвета хлебной горбушки, а над широким лбом топорщился упрямый серебристый ежик.
Майор пожал протянутую ему руку.
– А я как узнал, что ты в поселке, сразу своему режимнику сказал, – директор кивнул в сторону Рената, – давай сюда, Ефима Алексеевича! А сам-то, что не зашел?
– Ну, что я буду занятых людей от важных дел отрывать? – ответил майор.
– Э-э-э! – махнул медвежьей лапой Недорогин. – Для хорошего человека и оторваться – не грех! Приземляйся, Ефим Алексеевич! – показал он на темный угол кабинета. Там в большой лакированной кадке росла тропическая пальма. Но участь попугая или обезьяны майору не грозила. Под пальмой угнездились низенький столик и три кожаных кресла.
Увидев, что Абсалямов тоже направился в угол кабинета, Эдуард Петрович, повернул к нему голову и с железной директорской мягкостью произнес:
– Спасибо Ренат Николаевич! Иди! Побудь пока у себя. Через часок я тебе звякну.
Абсалямов хотел что-то сказать, но, взглянув в лицо директора, молча направился к двери и вышел из кабинета.
– Коньячку? – спросил Эдуард Петрович у Ефима, открывая дверцу, вмонтированного в стену бара-холодильника. Он вытащил оттуда никелированный подносик. На нем высилась бутылка темно-коричневого коньяка «Баку», стеклянные стопочки и плоское блюдо. На блюде лежали бутерброды с бархатистой черной икрой.
– Икра – наша, сибирская, – заметил Недорогин, – сам под Тарой пару во-о-от таких стерлядок вытащил! – раздвинул он руки, но не чрезмерно, в пределах правдоподобия.
На просторном директорском столе зазвонил один из многочисленных телефонных аппаратов. Но Эдуард Петрович отвлекаться на звонок не стал, продолжал:
– Я как-то дагестанскую икру в «Океане» купил, попробовал, чувствую, что-то не то! Отдал в нашу химлабораторию проверить, они в свои микроскопы посмотрели, и что ты думаешь? Половина – крашеные черникой желатиновые шарики! А эту – я сам солил! Чистота! Настоящий продукт без всяких примесей! Съешь – настроение повышается. Точно тебе говорю. Вот попробуй, сам убедишься!
Курируя Машиностроительный завод имени Бачурина, майор Мимикьянов, разумеется, с его директором встречался не раз. Отношения между ними были деловыми, можно даже сказать, хорошими. Но вот до угощения коньяком с икрой дело раньше не доходило, и вдруг… «С чего бы это?» – спросил себя Ефим.
Эдуард Петрович разлил коньяк в тонкие рюмочки и, подняв свою, сказал:
– Ну, твое здоровье, Ефим Алексеевич!
– И ваше, Эдуард Петрович! – отсалютовал коньяком майор.
Напиток был терпким и резким – мужским.
Но выпили немного, Ефим – только попробовал, Недорогин – отпил меньше половины.
Майор понял: похоже, разговор предстоит серьезный.
Взяли по бутерброду. Икра на самом деле таяла во рту, оставляя на языке приятный солоноватый вкус.
Ефим ждал. И не ошибся.
– Знаешь, Ефим Алексеевич, я ведь тебя не так просто искал… – сказал директор Машиностроительного.
– А, что случилось, Эдуард Петрович? – дожевывая бутерброд, спросил он.
Недорогин вытолкнул воздух из большой, как надувной матрас, груди.
– Да пока ничего, – сказал он. – Но может.
Ефим взял второй бутерброд. Но, посмотрев на серьезное кирпичное лицо Эдуарда Петровича, откусывать не стал, спросил:
– Что может случиться?
– Все! – исподлобья посмотрел на Ефима Недорогин. – Понимаешь, Ефим Алексеевич? Все!
