– Кто ждет?
– Президент.
– Какой?
– Я поняла, что самый главный.
У Ольги тоже не было времени оценить ситуацию. Бесспорно, надо спускаться и выяснять все там… Она протянула ключ Максиму:
– Заноси пока камеру, а я выясню, кто так шутит… Вероятно, Лощинин. Его манера.
Последние слова она говорила, сбегая вниз по лестнице… Но то, что Лощинин не шутит, она поняла сразу.
– В твоем номере бомба… Верни Максима, если сможешь, но сама к двери не подходи.
Ольга рванулась наверх. Она что-то кричала на бегу, какие-то бессмысленные фразы из одних междометий… Вот и третий этаж. Ее номер в конце коридора. У ее двери стоит администратор Лайма. Значит, Максим уже прошел… Вероятно, Ежов был не последним человеком в Правдинске. Постоянное мелькание на экране и молодая яркая харизма делали свое дело. Даже горячей прибалтийской женщине было приятно проводить его до номера… Лайма лишь на секунду задержалась на пороге и вошла.
Оленька попыталась крикнуть, но из нее вырвался невнятный хрип… Она попыталась побежать к двери, но ватные ноги не слушались… Крутова стояла на площадке третьего этажа и считала секунды… Две… Три… Четыре!!!
Камера была действительно тяжелая, и Максиму надоело ее нести. Поэтому, распахнув дверь, он в два прыжка оказался у кровати, куда и уложил свой Панасоник. Рядом с забытым мобильником Ольги.
Он делал все быстро, но, открывая дверь, ощутил какую-то несуразность: сначала ее что-то застопорило, а потом вверху что-то звякнуло.
Бросив камеру, он мгновенно оглянулся – над дверью просто бросалось в глаза нечто перемотанное проволокой с двумя гранатами на переднем плане… Кольца от этих двух гранат вместе с усиками висели на двери, на короткой капроновой веревочке.
Можно было рвануть назад, в коридор. Но в дверном проеме появилась очаровательная Лайма. Она была широка в плечах и бедрах. Проскочить ее было невозможно. Она улыбалась, глядя на местную телезвезду, не зная, что ей осталась жить две секунды.
Журналист в два прыжка оказался у окна и успел распахнуть балконную дверь. Взрывная волна ударила в спину и вышибла Максима, как пулю из ствола. Он летел, задевая молодые клены. Перелетел через улицу, ударился в противоположный дом и улегся на козырек старинного подъезда.
Коридор заволокло дымом настолько, что Ольга даже не пыталась приблизиться к двери своего номера. Она, правда, сделала пять шагов вперед и в клубах пыли прислонилась к стене, нащупала вход в чей-то номер и плечом вышибла дверь… Она уже бывала здесь Ваза с цветами, кровать и лежащие на ней пожилые влюбленные, которые в тот раз так трогательно вспоминали день своей свадьбы.
Ольга бочком, с японскими поклонами прошла мимо обалдевших от грохота стариков и вышла на балкон. Рядом была пожарная лестница.
Спускаться было сложно. В одной руке Ольга держала сумку, где были ее вещи, а еще какие-то провода Максима и отснятые недавно кассеты.
Ольга снижалась, как в дымовой завесе. Из-за пыли с улицы ее никто не видел. Она подошла к своей желтой, но чуть запыленной Оке, села в машину, отъехала от гостиницы и только после этого началась суматоха. Сначала подбежали крикливые зеваки, потом на разные голоса завыли сирены медиков, пожарных и милиции.
В это время Крутова уже вырулила на дорогу, ведущую к Москве.
Она не думала, что делает. Она просто испугалась. То, что взорвалось, могло разнести ее на клочки, на маленькие кусочки. И не ехала бы она сейчас по дороге, не видела бы небо в облаках, речку с рыбаками, коров на лугу.
Первый раз она остановилась только через час пути. Правдинск был уже далеко позади, но и Москва не близко.
Справа от дороги она увидела маленькое озеро. В багажнике было ведро, тряпка и все прочее для мытья машины… Час она боролась за чистоту своей желтой Оки. И каждую минуту она помнила, что смывает пыль от того взрыва. Это не грязь – это частицы от номера, где она жила, от стен, от ее вещей, от людей, которые там были…
Оленька вдруг заплакала. Не тихо и грустно, а навзрыд. Слезы лились в три ручья.
Она даже не могла стоять или сидеть в машине. Она бросилась на траву и ревела в голос… Такое было с ней впервые. Просто все сошлось в одной точке. Ей вдруг показалось, что все потеряно… Максим, вероятно, убит, Дениса она так и не спасла, сама превратилась в мишень. Она подло бросила в Правдинске своего старого Учителя, который приехал туда из-за нее. Приехал и вызволил из ментовского застенка. И Жука она бросила. Это же настоящий полковник, хоть и бывший мент.
Крутова резко перестала плакать. Плачут от жалости к себе. А почему она должна жалеть такую подлую бабу.
А с Денисом – так это вообще дикость! Он ее клиент – это раз. Ей казалось, что она его любит, это два! Почему это два? Нет, Это есть и раз, и два, и пять! Какая тут любовь, если при первой угрозе она разбежалась врассыпную.
Ольга встала, быстро поправила внешний вид, села за руль и выехала на шоссе… Москва направо!
Ока притормозила и повернула налево.
* * *
Жук и Лощинин приехали к гостинице, когда пыль осела, когда зеваки поутихли, а очевидцы разбежались. Менты опоясали площадь перед гостиницей яркой лентой, и сам этот факт производил на публику огромное впечатление. Он означал, что ведется следствие. И не через пень и колоду, а как в лучших американских фильмах.
Перед гостиницей ходили криминалисты и молодые практиканты. Они были с корзинками и очень напоминали грибников… По всем правилам они должны были найти и собрать элементы взрывного устройства.
Гостиница была старой надежной постройки, и кирпичные стены выдержали взрыв. В соседних номерах только тряхануло и на пол посыпалось все, что не крепко держалось… Так что, кроме номера, где жила Ольга Крутова ни жертв, ни разрушений!
Но уж этот конкретный номер превращен в труху.
Жука знали и уважали. Разве мог капитан не пропустить за ограждение своего бывшего начальника…
До гостиничного холла пыль тоже добралась и уже осела на всем – на стареньких диванах, на хрустальной чешской люстре, на стойке, ограждавшей место администратора.
Телефонная трубка валялась на раскрытом журнале учета… Это Ольга после разговора с Лощининым рванулась наверх. А трубку просто отбросила… Так все и было.
Сверху спускалась следственная группа. Сначала появился знакомый патологоанатом с санитаром. Они несли носилки, накрытые простыней. Белой с кровавыми пятнами.
Жук заметил ногу в синих джинсах, в таких же, как у Ольги.
Он подошел поближе и хотел на секунду откинуть простыню, но медик его остановил.
– Не стоит, Юрий Иванович. Она под эпицентром стояла. Все, что выше пояса – всмятку. Вскрытие можно не проводить…
Потом в холле появились местные начальники: прокурор и полковник, который сменил Жука на главном милицейском посту. За ними шли чины поменьше.
У всех на лицах было не только беспокойство, но и гордость – теперь и наш Правдинск стал ареной борьбы с международным терроризмом. Можно будет требовать финансовой подпитки, а то и генеральской должности для шефа Правдинского УВД.
Будущего генерала Жук не стал отвлекать. Он подозвал майора:
– Быстренько, Валера, доложи подробно обстановку… Мне это очень важно.
– Быстренько… Один труп. Неясно кто, но женского пола… Второй пострадавший жив. Репортер с телевидения, Максим Ежов, вылетел в окно, ударился о соседний дом, а жив.
– Он говорить может?
– Не думаю, Юрий Иванович. Врачи навскидку сказали, что контузия, сотрясение, три перелома и неизвестно что внутри. Может, какие разрывы селезенки… Но сказали, что жить будет. Хромать будет, заикаться и шрам через всю щеку, но жить будет!
– Свидетелей опрашивали?
– Попытались по горячим следам, но показания одинаковые: сидим мы, и вдруг как бухнет! И все.
– А администратор что говорит?
– Исчезла она, Юрий Иванович. Все считают, что она и есть основной подозреваемой. Шахидка прибалтийская.
– Почему она?
– Так ее Лайма зовут. А как они там русскоязычных притесняют?
– Значит, ты думаешь, майор, что этуЛайму специально к нам заслали взорвать что-нибудь.
– Я ничего не думаю. Но мысли сами в голову лезут. И не только ко мне… По секрету скажу, что и местное ФСБ подключилось. Они уже сестру Лаймы допрашивают. Тепленькую взяли, прямо с постели…
Наверх подниматься было нечего, а внизу нетерпеливо ждал Лощинин.
Жук сел в машину и попытался спокойно пересказать все, что узнал. Когда говорил про синие джинсы на кровавых носилках, то запнулся и голос стал тоненький, плаксивый.
– Нам, Лев Львович, поминки бы надо устроить. Это сегодня, а завтра будем Докторова карать… Я не кровожадный, но за нашу Ольгу я ему лютую казнь устрою.
– Согласен… Правда, нам надо ее последнее дело выиграть. Надо вытащить Дениса Носова… А Максима в Москве надо лечить. Я лично у Гуркова деньги вышибу.
