Первым делом поднес бумажку к носу и понюхал. Она пахла свежей краской, как пахнут новые, ещё не гулявшие по карманам деньги. От тех, которые пошли по рукам и уже изрядно потерты пальцами, нередко несет тошнотворным духом блевотины.
Макс поднял купюру к уху и потряс ею. Бумага приятно загремела. Должно быть, именно за свойство денежной бумаги издавать специфический звук рубли в кои-то времена прозвали «хрустами».
Насладившись запахом и звуком сотенного билета, Макс стал его рассматривать. Восхитился изобретательностью тех, кто рисует дензнаки. Надо же так ухитриться: слева снизу вверх по бумажке идут ромбы, у которых верхняя половина белая, нижняя – сине-серая. С оборота такие же ромбы, но они уже находятся справа, и цвета у них другие – низ белый, верх – хаки. И вроде бы ничего больше, а поглядишь на свет и вдруг видишь циферки «100» и буковки «ЦРБ», – как такую мелочь ухитряются закатать внутрь бумаги?
Вздохнув, Макс аккуратно уложил пачки соток в сидорок и вынул оттуда банку тушенки. Голод давал о себе знать, но Макс был доволен: он не поддавался спазмам желудка и за четыре дня съел только две банки консервов из четырех.
Поев, он решил произвести небольшую разведку. Для этого надо было хорошо припрятать лишний груз, который мог помешать ему – вещевой мешок с деньгами и автомат. На всякий непредвиденный случай у него оставался пистолет.
Макс огляделся. Неподалеку от себя увидел пень и рухнувшую сосну. Они могли стать хорошим ориентиром. А если сделать от них двадцать шагов в сторону берега, то на противоположной стороне реки виден створный навигационный знак. Все отлично, отыскать место заначки будет нетрудно.
Макс штык-ножом углубил яму, образованную вырванным из земли корневищем упавшего дерева, положил в неё вещмешок и загреб все это красным береговым песком. Автомат он подсунул под ствол сосны так, чтобы его прикрыли разлапистые ветви. Осмотрелся. Убедился, что припрятанные вещи обнаружить нельзя, сунул пистолет под брючный пояс за спину, как это обычно делают гангстеры в американских фильмах, одернул куртку и двинулся к реке.
Он прошел всего метров триста, когда за кустами тальника увидел причаленную к берегу моторную лодку, и двух мужчин, сидевших у костра. Над огнем висел казанок, в котором что-то варилось. На брезенте, который был брошен на землю, стояла бутылка водки, лежал хлеб, зеленый лук, огурцы.
Макс шел к рыбакам спокойно, усилием воли сдерживая желание побежать – от костра тянуло дурманящим запахом варева, а жрать ему, несмотря на только что проглоченную тушенку, хотелось страшно. Не есть, а именно жрать. Дали бы ему кость с остатками мяса, он бы стал её грызть, урча как пес. Так ему самому, во всяком случае, казалось.
Рыбаки в серых ватниках, подпоясанные патронташами, увидев Макса, спускавшегося по небольшому зеленому склону в их направлении, одновременно взялись за ружья и положили их на колени. Макс это заметил и внутренне выругался. Такая реакция рыбаков могла иметь только два объяснения. Либо это врожденная присущая жителям таежных мест настороженность, либо местное население уже предупреждено о возможности встречи с вооруженным дезертиром. Но как бы то ни было, поворачивать назад и уходить было делом бессмысленным и даже опасным, поскольку неизбежно усилило бы подозрения.
– Здравствуйте! – сказал Макс, подойдя к костру. Сам в это время, будто решив почесаться, протянул руку за спину.
Однако таежники не горожане, которые могли лопухнуться в самой критической ситуации. Одно из ружей, которое держал бородатый, судя по внешности более пожилой, рыбак, поднялось и почти уперлось в грудь Макса.
– Алексеич, общупай солдатика. А ты, сынок, подними грабки. Не бойся, мы не укусим.
«Вот и припух», – подумал Макс убито, но попытки выдернуть из-за пояса пистолет не сделал. Было видно – такое движение обойдется ему дороже. Приподнял руки, позволяя себя обыскать.
– Хо, Матвеич, да у него пушка!
Рыбак, обстукавший ладонями Макса от плеч до пяток, вытащил из-за его спины «Макарыча».
– Еще что-нибудь есть? – спросил бородатый, не опуская ружья.
– Вроде бы пусто.
– Садись на пенек, солдат, – предложил бородатый и подтолкнул Макса стволами в грудь. – Жрать будешь?
Макс облизал губы. С убитым видом ответил:
– Можно бы… не откажусь…
– Алексеич, – приказал бородатый, – плесни гостю ушицы. Пусть поест. Заодно поговорим.
Макс дрожащими руками взял алюминиевую миску. Поставил на колени.
– Ты кто такой? – спросил его бородатый, так и не выпускавший ружья из рук.
– Солдат.
– Гляди-кось, Алексеич, – он солдат. И откуда же такой фрукт появился в этих местах? Убег со службы, что ли? Значит, дезертир?
Макс ответил не задумываясь:
– Наоборот. Мы дезертира ищем.
– Ты один его ловить вышел?
– Нет, нас группа. Я с ними разминулся в лесу. Да вот и вышел на вас.
– Допустим, поверили. А почему не бритый?
Макс тронул щеку, щетина кололась.
– Четверо суток в лесу.
– Хероватый у тебя командир. Право слово. – Бородатый укоризненно покачал головой. – А если две недели проходите? Обрастете шерстью и в берлоги полезете?
Макс с раздражением подумал, что Бородатый, если судить по его поведению и рассуждениям – бывший офицер и впарить ему свою версию будет непросто. Все же решил попробовать.
– Собирались по тревоге. Спешили. Некогда было брать бритву…
– Значит, вместо автомата в спешке прихватил «Макарова»?
– Нет.
– Откуда же он у тебя?
– Положен по штату.
– С каких это пор солдат вооружают пистолетами?
Врать так врать по крупному. Авось пронесет.
– У нас во внутренних войсках вооружают.
– Какой у него номер?
– У кого?
– У твоего «Макарова»?
Макс опустил глаза.
– Не помню.
– Значит, ствол не твой. Я пятнадцать лет назад со службы уволился, а номер своего пистолета помню. А ты, Алексеич?
– Как дважды два.
– Ладно, солдат, доедай. Я тебе верю мало, потому поедешь с нами в Поречье. Там с тобой разберутся.
– Мне нельзя уходить отсюда, – скрипя зубами от злости, Макс пытался отстоять свои права. – Придет группа, а меня нет…
– Перебьются. Из Поречья тебя подбросят в город. А в случае чего, мы ответим…
– Не поеду, – Макс решил стоять на своем.
– Это ты зря, малыш, – Бородатый покачал головой. – Алексееич, спеленай-ка неразумного.
Неожиданно сильный удар в челюсть, опрокинул Макса на землю. В глазах поплыли красные двоящиеся круги.
– Лежи, лежи, – рыбак легко опрокинул поверженного солдата на живот – ну, и силища! – завернул руки за спину и стянул их обрывком сыромятного ремешка, который ему бросил Бородатый. – И не надо, милок, дергаться. Мы вот верши вытащим и почапаем по холодку до места.
Рыбаки не спешили. Уже смеркалось, когда они начали вытаскивать из воды огромные мордушки и выгребать из них крупную и мелкую рыбу. Что-то ссыпали в лодку, что-то выбрасывали в реку, переругивались, поработав, курили, и все это происходило так, будто Макса не существовало в природе вообще.
Ночь уже накрыла землю густой синеватой теменью. На небо высыпали звезды. Над рекой курилась серая кисея тумана и медленно наползала на берег. Рядом с местом, где лежал Макс, у правого его бока уютно потрескивал костер, над которым на рогульках теперь висел большой закопченный чайник. В огне то и дело с треском взрывались поленья и выбрасывали вверх снопы быстро гаснувших искр.
Еще пацаном Макс мечтал о путешествиях, о вечерах у костра на берегу озера или реки. Но самое большее, что ему удавалось в те годы, были костры, которые они разжигали на мусорных кучах за жилыми домами рабочего поселка.
Туда они уходили с друзьями, собирали ветки, поленья, щепу от старых ящиков и разжигали огонь. Сидели вокруг огнища кружком, очарованные пляской пламени, подкидывали в костер топливо, рассказывали друг другу страшные истории про оборотней, привидения и призраков. Потом в нагоревших угольях пекли картошку, выгребали её из золы почерневшую, с обуглившимися боками, подбрасывая на ладонях, обдували пепел и ели целиком, не очищая.
Посидеть так, как сейчас сидели на берегу дикой реки рыбаки – крепкие хмурые мужики, за спинами которых темнела стена дремучего таинственного леса, сидели вольные в своих поступках и свободные от всего, кроме собственных желаний, Максу так и не довелось. Но он ещё не терял надежды побывать в далеких краях, увидеть пальмы и пенный океанский прибой. Эта надежда окрепла, когда он взял в руки тугие пачки денег и представил, что на такие бабки можно купить все, что будет угодно душе – бабу, паспорт, сменив в нем фамилию на новую; уехать за границу, пока он нем здесь окончательно не забудут. И вот хрен его дернул подойти к рыбакам. Впрочем, хрен этот именовался голодом, который он не мог одолеть. Желудок сводило так, что в глазах темнело, особенно когда до ноздрей долетел запах ухи. И теперь все под вопросом – удастся ли деньги, которые он так ловко припрятал, использовать с толком и целесообразностью. Неужели эти двое так и дотащат его до неизвестного ему Поречья и сдадут ментам на опознание? Тогда ради чего он стрелял в людей, а потом рвал пуп, стараясь уйти подальше от гарнизона через глухие леса и болотные топи?
