— Дубинка! — снова закричала Лола.
Ингрид прицелилась и правой ногой ударила Авиньона в весок, задев что-то мягкое и что-то твердое. Он покачнулся, она изо всех сил ударила его в солнечное сплетение. Захрипев, он согнулся пополам и свалился на землю. Ингрид подняла нож, освободила Лолу. Зеленая лампочка освещала надпись «Выход». Они бросились туда, путаясь в клейкой ленте. Поднявшись по лестнице, оказались перед запертой металлической дверью.
— Fucking shit!
— Ключ у них. Надо было…
Ингрид уже бежала по ступеням.
— Ингрид, подожди! — крикнула Лола в пустоту.
Цепляясь за перила, она спустилась вниз, срывая с себя длинные липкие ленты лейкопластыря, от которых ее передергивало.
Шаги. Кто-то поднимается по лестнице, перескакивая через ступеньки. Легкий шум босых ног. Лола нагнулась, разглядела светлую макушку.
— Скорее! Один из них приходит в себя.
— А ключи?
— У меня. Лола, мне пришлось одного ударить электрической дубинкой. Надеюсь, я его не убила.
— Плевать на него. Уходим!
Они заперли за собой дверь, оказались в холле офисного здания на пустой улице. «Должно быть, уже за полночь», — подумала Лола. Как узнаешь? Уроды забрали у них часы, одежду, обувь, документы, деньги. На Лоле была только разорванная комбинация. Будь у нее силы, она бы тоже избила мерзавцев за эту испорченную кружевную сорочку — подарок сына. Она всмотрелась в городской пейзаж. Можно было надеяться, что они находились в пригороде Парижа.
— Как нам отсюда выбраться? — спросила она скорее эту безумную ночь, чем Ингрид.
— Точно не на метро, — сочла нужным пошутить американка голосом, сорвавшимся после тех воплей, на которые, как она думала, она не была способна.
Она чувствовала, что совсем выдохлась. Сколько раз им прикладывали ко рту тряпку с какой-то дрянью? Сколько времени они ехали? Может, они добрались до Луары или пересекли ее… но вряд ли они уже на юге, слишком холодно. Лола вдруг подумала о номерных знаках.
— Мы их заперли, но они могут вызвать подмогу по мобильному, — сказала она, осматривая машины. Всюду 92, они в южном предместье Парижа.
— Я не нашла у них мобильных. И документов тоже.
Судя по всему, Ингрид не разделяла ее тревогу. Склонившись над канавой, она, казалось, искала решение в ней. Выпрямившись, увидела стену на другой стороне улицы и, хотя была босяком, бегом бросилась туда. Не сразу, но ей удалось забраться наверх и спрыгнуть с другой стороны. Лола ощутила боль от ссадин, словно ее собственное тело оцарапалось о стену. Она тоже перешла дорогу, спряталась за дерево, словно слившись с платаном, и всмотрелась в стену, прельстившую Ингрид — эту самку гиббона. Не для ее возраста, да и слишком высоко.
Американка вернулась тем же манером и не увидела подруги. Они столкнулись.
— What the fuck are you doing?[33]
— А ты что мечешься, как больная обезьяна? Нашла время!
— We have to get the fuck out of here![34]
— Знаю. Выйдем на дорогу, поймаем машину. Тебе нужна медицинская помощь.
— Смотри, что я нашла, — сказала Ингрид, поднимая тяжелую уродливую вазу с искусственными хризантемами. — Пошли за мной!
Лола не сразу послушалась и догнала ее возле машины. Красивый серебристо-серый автомобиль.
Не обращая внимания на свою кровоточащую рану, Ингрид бросила хризантемы на капот и стала бить по стеклу рядом с местом водителя мраморной вазой. Вылетела только часть стекла. Но сигнализация врубилась на полную мощность. Лоле это напомнило их вопли на адском паркинге. Ингрид просунула руку в отверстие и попыталась открыть замок.
— Тебя сегодня достаточно било током, Ингрид. Давай лучше остановим машину!
— Fuck! Не открывается. Нам нужна другая модель, где поменьше электроники.
— Если бы ты меня предупредила прежде, чем все крушить, я бы сказала тебе то же самое!
— У нас нет времени!
— Иногда приходится его терять, чтобы потом выиграть.
— Только поменьше цитат, пожалуйста!
Она уже подобрала цветы и шла вверх по улице, осматривая машины. «До чего они ее довели», — думала Лола, следуя за ней.
— Это не цитата, дорогая, это здравый смысл. Смотри, вон 204-я модель, настоящая развалина.
Ингрид со своей вазой без промедления набросилась на стекло. Сирена крутой машины продолжала выть в ночи. Открылась левая дверца, белокурая голова Ингрид показалась Лоле небесным благословением. Когда она забралась в 204-ю модель, Лоле почудилось, что ее засунули в мыльницу, пропустив перед этим через мясорубку. В кабине стоял крепкий запах кошки и остывшего табачного дыма, но машина представлялась ей королевской каретой. Ингрид повозилась под рулем. Несмотря на рану, ей удалось оголить и соединить нужные проводки, и развалюха завелась.
Она включила первую скорость, и, о чудо, 204-я выехала на улицу. Они миновали крутую тачку с воющей сиреной, доехали до перекрестка; Лола попросила Ингрид притормозить и вытянула шею, чтобы прочитать название улицы.
— Мы в Монруже, на авеню Маркс-Дормуа. Продолжай ехать прямо, и мы выедем к Сене. Я словно встретила старую подругу!
Ингрид с отсутствующим видом вела машину одной рукой. «Злодеи держали ее в отключке намного дольше меня», — подумала Лола. Классический прием: пытаются разговорить ту, которая, вероятно, больше знает, то есть бывшего комиссара; а когда ничего не выходит, пытают самую молодую у нее на глазах.
— Я оставила вазу на тротуаре и положила цветы обратно, Лола. Надеюсь, что это не слишком серьезно.
— Ты о чем?
— Я перебралась через стену кладбища, — сказала Ингрид немного сдавленным голосом. — Цветы и вазу я нашла на могиле. Грабить покойников не по мне.
— А угонять машины?
— Одно время в Лос-Анджелесе я дружила с плохими парнями. Ты так и не сказала, куда мы едем.
— Не к себе домой. Там они нас быстро найдут.
— В больницу Святого Фелиция. Нам нужна медицинская помощь.
— Там мы привлечем к себе внимание. Особенно ты. В таком виде ты больше похожа на Пламенную, чем на Дизель. Едем к Диего.
— Но я грязная, от меня несет страхом! — возразила Ингрид, срывая с груди остатки липкой ленты. — Вообще-то я не в себе. Я не боюсь и в то же время чувствую тревогу. Словно мой страх вцепился в кладбищенскую ограду и раскинул щупальца, чтобы свалить стену и сжать мне голову. Как будто между паникой и мною лишь шаткая кирпичная стена.
— Спокойно, Ингрид. Сейчас мы не можем вернуться домой. Тут ничего не поделаешь.
— Да, но к Диего…
— Ты можешь предложить что-то получше?
— Нет,
— Тогда едем, детка. И в том, что мы провоняли страхом, нет ничего особенного. Эти два придурка перепугали меня насмерть.
— Правда?
— Еще бы.
— Я думала, что ты, когда была комиссаром полиции, попадала и не в такие переделки.
— Чего хуже, когда тебя пытаются заставить говорить, угрожая электрической дубинкой, ножом или пушкой. К этому не привыкнешь. Во всяком случае, теперь мы знаем, что Алис влезла во что-то очень серьезное. Нам пришлось дорого заплатить, но информация того стоила.
— Может, нам лучше выбрать другую стратегию?
— По-твоему, достаточно подбрасывать кости и смотреть, сколько выпадет?
— Да, я думаю.
— Можно вообще ничего не делать.
— Можно.
— Это тоже приходило мне в голову.
— И мне. Но это была бы трусость.
— Это уж наше дело, Ингрид.
А если бы нож перерезал ей артерию? Если бы ее сердце не выдержало электрических разрядов? А если бы, выделывая все эти трюки, она раскроила себе череп? Такие пируэты прекрасно смотрятся по телевизору или в кино, в жизни совсем другое дело. В реальной жизни прыжки мстительной газели слишком часто заканчиваются ударом об стену.
Лежа рядом с Ингрид на кровати Диего с пузырем на голове, Лола размышляла, уставившись в потолок. Такое положение давало ей преимущество: оно позволяло забыть про обои. Вереницы толстозадых амурчиков, вооруженных сердцами и стрелами. Неплотно закрытая банка краски, кисти, мокнущие в скипидаре, и кусок белой стены доказывали, что медбрат пытался в промежутке между двумя дежурствами привести квартиру в порядок. Одним ухом она улавливала обрывки разговора. Он больше походил на монолог, чем на беседу. Чтобы успокоить нервы, Ингрид непременно нужно было излить душу. Никому не пришло в голову ее ограничивать. Она здорово пострадала, и Диего усердно ее лечил. Он сделал несколько красивых повязок и наложил мазь «Биасрин» в тех местах, где электрическая дубинка так называемого Орлеана оставила уродливые фиолетовые следы. Только что медбрат негласно наведался в больницу Святого Фелиция, чтобы раздобыть все, что нужно для наложения швов. Ингрид стоически перенесла операцию.
Оправившись от первого потрясения, которое он пережил, обнаружив на своей лестничной площадке Ингрид и Лолу, насквозь промокших, в жалком состоянии, полуголых, Диего, конечно, заметил татуировку. Пришлось все ему рассказать. О своем пребывании в Японии, о мастере «бонжи» из Камакуры и о татуировке, в которой заключена легенда о «жизни на воде». Таким образом японцы обозначали увеселительные лодки, на которых гейши развлекали клиентов. Слушая Ингрид, Лола невольно сравнивала ее рассказ с жизнью Алис. Действительно ли девушка познала парижскую «жизнь на воде»? И кого она так достала, что на них натравили двух любителей электрического кнута? Имели ли эти изверги отношение к ее смерти? Неужели Морис Бонен так плохо знал свою дочь, что даже не подозревал о ее связях с тайными агентами?
