– Чтобы мне присудили еще одну премию, а ты, не сказав мне ни слова, скромно принял бы ее, произнеся речь о пользе коллективизма?
Такое как раз и приключилось в Чикаго.
– Кто старое помянет, тому глаз вон, – попытался отшутиться Сандерс.
– Если я дам тебе хорошую статью, ты предложишь мне работу?
– Я возьму тебя и без этой статьи.
– Ответь, пожалуйста, на конкретный вопрос. Если я дам тебе хорошую статью, ты возьмешь меня на работу?
– Будь уверен.
– Идет. Что тебя интересует, факты или слухи?
– И то, и другое.
– Уолтера Марча убили.
– Довольно шуток.
– Ножницами в спину.
– Теперь ты собираешься сказать, что он упал на пол мертвым.
– Ты всегда забегал вперед, Джек.
– Извини.
– Лучше пойдем шаг за шагом.
– Я уже записал: «Уолтера Марча убили».
– Убили на конгрессе, где все его знали и многие ненавидели.
– Его же избрали президентом.
– Тебе известно, что Уолтер Марч имел под рукой целую свору частных детективов?
– Конечно.
– Не просто имел под рукой, но и использовал в своих целях, к неудовольствию многих, и, похоже, у любого из них был мотив для убийства. Если поверить тому, что здесь говорят, старина Марч шантажировал всех живущих по эту сторону Тибета.
– Ты знаешь, кого конкретно он шантажировал и почему?
– Кой-кого знаю. К примеру, его ищейки уже много лет неотступно следовали за Перлманом.
– Оскаром Перлманом? Сатириком?
– Когда-то он работал у Марча. Но продал свою колонку синдикату, и с той поры она публикуется в газетах, конкурирующих с «Марч ньюспейперз».
– Да это же было до нашей эры.
– Тем не менее он до сих пор держал Перлмана под колпаком.
– Так с чего Перлману пырять Марча на этом конгрессе, если он не сделал этого раньше?
– Не знаю. Может, его детективы что-то да раскопали?
– Оскар Перлман, – мечтательно протянул Сандерс. – Интересный будет суд. Соберет большую прессу.
– Лидия Марч видела Оскара Перлмана в коридоре около их номера сразу же после убийства. Уходящим от двери.
– Хорошо. Пометим Перлмана. Чего не сделаешь ради смеха читателей.
– Все это не для печати, Джек.
– Знаю. Я же редактор, не забывай об этом. Дафни и трое моих уродливых детей постоянно просят есть.
– Ролли Уишэм яро ненавидел Уолтера Марча, имея на то веские основания, но его ненависть могла выйти из-под контроля.
– Ролли Уишэм, с любовью?
– Он самый. Говорит, так разволновался, случайно столкнувшись с Марчем в лифте воскресным вечером, что не смог заснуть всю ночь.
– А чем досадил ему Марч?
– Уишэм утверждает, что Марч, опять же с помощью частных детективов, прибрал к рукам газету его отца, который затем покончил с собой.
– Это правда?
– Откуда мне знать? Если да, то произошло это в критическом для Ролли возрасте, пятнадцать или шестнадцать лет. Для подростков чувства любви и ненависти особенно сильны.
– Тут ты не прав. Мог Уишэм убить Марча? Ты говоришь, он приехал в воскресенье.
– Да, и у него нет алиби на утро понедельника. Он говорит, что ездил по Виргинии, в солнцезащитных очках, на взятой напрокат машине. Не останавливался даже на бензоколонке.
– Забавно. Ролли Уишэм, с любовью, и ножницы в спине Уолтера Марча.
– Ты знаешь, Марч планировал национальную кампанию, от Восточного до Западного побережья с целью вышвырнуть Уишэма из эфира.
– О, да. Я читал одну передовицу. В этом я бы его поддержал. Уишэм – идиот. Негоже журналисту изображать страждущего Христа.
– Оставьте свои консервативные высказывания при себе, Сандерс. Просто вы давно не появлялись на улице.
– Двое достойных кандидатов в убийцы. Мы незамедлительно начнем подбирать материал. Кто еще?
– Помнишь Кристал Фаони?
– Кристал? Крошка Кристал? Желанная гостья всех кафе-мороженых? Она работала с нами в Чикаго.
– Она говорит, что Марч выгнал ее с работы за аморальное поведение, когда она забеременела, не пожелав предварительно выйти замуж. И Кристал пришлось делать аборт.
– Мерзавец. Ханжа. И знаешь, что я скажу тебе, Флетч. Кристал хватит ума и воображения убить человека и выйти сухой из воды.
– Полностью с тобой согласен.
– Я не хотел бы иметь такого врага.
– Я тоже.
– От одной мысли об этом меня начинает бить дрожь. Да лучше лечь в одну кровать с удавом. А что ты думаешь о капитане Эндрю Ниле, который ведет расследование?
– Думаю, капитал Нил держится молодцом. Работа у него – не позавидуешь. Вокруг столько журналистов. Не так-то легко добиться ответов на вопросы у тех, чья профессия – задавать те самые вопросы. И он сможет продержать нас здесь еще двадцать четыре часа.
– У кого еще, Флетч, мог быть мотив для убийства?
– Да тут таких десятки. Хотя бы Роберт Макконнелл.
– Макконнелл. Ах, да. Он был чьим-то пресс-секретарем. Хотел вместе с ним взойти в Белый Дом.
– Точно. А папашка Марч всеми своими газетами поддержал другого кандидата, что, возможно, склонило чашу весов в его пользу. Боба взяли на прежнее место и задвинули в угол, где он и пребывает по сию пору.
– Боб мог это сделать.
– Убить?
– Злопамятный тип. Убежденный, что с ним поступают не по справедливости. Всегда готовый ударить в ответ, даже если на него и не замахивались.
– Я это заметил.
– Мы займемся и им. А что это за парень, которого помянул в утренней колонке Стюарт Пойнтон?
– Пойнтон кого-то помянул? Портье?
– Я только что получил телекс. Какой-то Джозеф Молинаро.
– Никогда о нем не слышал. Уж не вымышленное ли это имя?
– Сейчас прочту тебе, что пишет Пойнтон: «Расследуя убийство Уолтера Марч, местная полиция объявила, что хотела бы допросить Джозефа Молинаро, двадцати восьми лет, белого. Не известно, находился ли этот Молинаро на месте преступления в понедельник утром. Эндрю Нил, руководитель расследования, не пояснил, чем руководствуется полиция, разыскивая Молинаро». Тебе это что-то говорит, Флетч?
– Конечно. Пойнтон уговорил какого-то бедолагу заняться частным сыском, а добычу приносить хозяину, то есть ему.
– Флетч, сидя здесь, в башне из слоновой кости, которая зовется «Бостон стар»...
– Если это башня из слоновой кости, то я – леденец на палочке.
– Значит, при случае я смогу тебя полизать.
– Хо-хо.
– Мысли мои все время возвращаются к Младшему.
– Ты полагаешь, убийца – он?
– Уолтер Марч младший.
– Я сомневаюсь.
– Всю жизнь под пятой отца...
– Я говорил с ним.
– Под тяжелой пятой.
– У меня не сложилось впечатления, что Младший жаждет встать у руля. По-моему, он боится.
– Боится, что его поймают?
– Пьет по-черному.
– Он давно уже пьет втихую.
– Я сомневаюсь, чтобы он мог решиться.
– Решиться ткнуть отца в спину ножницами?
Флетчу вспомнились резкий выпад рукой в баре, безумный взгляд Младшего в тот самый миг.
– Возможно, ты прав. Но теперь ты, наверное, хочешь услышать имя убийцы? Джек Савдерс хохотнул.
– Нет, благодарю.
– Не хочешь?
– В ту ночь, когда горел Чарльзтаун, ты пришел к выводу, что поджигатель – молодой парень, работавший на бензоколонке на углу Брид – и Экорн-стрит, который закончил смену в шесть вечера.
– И что? Хорошая версия. Подкрепленная логикой.
– Только поджигателем оказался сорокатрехлетний пекарь, которого подвигнул на подвиги Христос.
– Мы все можем ошибаться.
– Давай пока ограничимся списком подозреваемых.
– Мне, во всяком случае, Христос ничего не говорил.
– Если у тебя появится что-то интересное, ты мне позвонишь?
– Обязательно, Джек, обязательно. «Память о совместной работе», она дорогого стоит.
С магнитофонной ленты.
Приемный блок 5
«Люкс З» (Дональд Джиббс и Роберт Энглехардт)
– Снег, чудесный снег, – по голосу Дона Флетч понял, что тот крепко набрался. – Кто бы ожидал найти в Виргинии снег в такое время года?
Ответа Энглехардта Флетч не разобрал.
– Кто бы мог подумать, что мой дорогой начальник отдела будет путешествовать по Югу со снегом в «дипломате». Какое счастье, что он не тает!
Вновь неразборчивое бурчание Энглехардта.
– Но я тоже приготовил тебе сюрприз, мой дорогой начальник. Ты спрашиваешь, какой? Объясняю. Помнишь двух крошек в коктейль-холле Билли-Бобби? Помнится, ты еще назвал их милашками. Так вот, сэр, я взял на себя смелость пригласить их в наш журналистский «люкс». В этот вечер! Этот час! Эту минуту! Вернее, двадцать минут тому назад.
– Ты их пригласил?
– Конечно. А почему бы и нет? Они же журналистки. Развращенные женщины. Можно ли ждать от них чего-то другого?
– Я тоже кое-кого пригласил, – в голосе Энглехардта слышалась осторожность.
– Правда? Так их будет четыре? Четыре голые девицы в одной комнате! И нас двое. Потрясающе.
– Спасателя, – пояснил Энглехардт.
– Спасателя? Какого спасателя? Спасатели тут только мужчины. Других нет.
