Дело в том, что я не стремилась не только выходить замуж, но и заводить с кем-либо хоть какие-то серьезные и длительные отношения. Я не считаю себя убежденной одиночкой и уж тем более мужененавистницей, отнюдь нет. И вполне может быть, что лет через десять, а то и пять я сменю свои предпочтения, устану от напряженной работы и захочется мне тепла и семейного уюта. И вот тогда, к радости тети Милы, я и займусь осуществлением этого проекта. А пока что меня вполне устраивала моя свободная жизнь, и я вовсе не чувствовала себя одинокой и чем-то обделенной.
Я ни перед кем не отчитывалась, планировала свои действия сама, ни под кого не подстраиваясь. Я зарабатывала сама неплохие деньги и тратила их так, как считала нужным. Я не готовила завтраки, обеды и ужины и – о ужас! – была лишена такой привилегии, как стирка мужских рубашек. Все это, вполне устраивающее меня, приводило в ужас тетю Милу. Будучи сама человеком одиноким, тетя всю свою любовь и заботу отдавала мне. Это она готовила мне еду и даже – стыдно, честное слово! – частенько мыла за мной посуду и стирала мои перемазанные грязью вещи, когда я, обессиленная, возвращалась с работы после драки, погони или перестрелки. Все это тетя делала не только без упреков, но с удовольствием. И у нее в голове не укладывалось, что можно не мечтать о подобном. Посему, когда я уверяла, что не собираюсь замуж в ближайшее время, тетя принимала это за стеснительность и целомудрие и еще больше укреплялась в мысли, что должна посодействовать моему счастью.
Сколько дружеских, приятельских и деловых отношений рисковало быть загубленными из-за вмешательств тети Милы! Как часто она метеором вклинивалась в мою беседу с клиентом или просто приятелем мужского пола, появляясь в моей комнате в самый неподходящий момент и принимаясь «обрабатывать» молодого (и не очень) человека на предмет обзаведения семьей. Тетя то беззастенчиво расхваливала меня, превознося до небес мой интеллект и отвагу, то доходила до неприличия, с горестным вздохом рассказывая, что «Женечка такая непрактичная, ну просто беспомощная в быту, суп сама сварить не может, без сильного плеча пропадет!».
Я краснела и готова была провалиться сквозь землю, особенно наблюдая, как вытягивается лицо моего собеседника и как ему сразу становится неуютно в нашем доме, как он начинает ерзать на стуле и норовит уйти поскорее…
Беседы с тетей на эту тему не помогали. Тетя не верила мне и не видела себя со стороны. Ее убежденность в собственной правоте была железобетонной. И я уже свела к минимуму все деловые встречи у себя дома, стараясь назначать их на нейтральной территории.
Сегодняшний случай явился исключением. Я надеялась, что тетя Мила еще спит и даже не узнает, кто у меня в гостях, но она, как назло, вознамерилась мариновать грибы и встала пораньше.
– Да, по делу, – коротко бросила я через плечо, показывая таким образом, что ситуация не предполагает душевного общения.
– Мужчина? – тотчас поинтересовалась тетя, открывая шкафчик и доставая баночки со специями.
– М-гу, – неопределенно промычала я, быстренько затушила окурок и вернулась к себе, однако оставалась все время начеку, чтобы самой открыть дверь.
Алимхан заявился даже на пять минут раньше, чем обещал.
Не очень высокий, крепко сбитый брюнет со сросшимися на переносице густыми бровями, он казался существенно старше Ксении. Впрочем, кавказские мужчины рано взрослеют, и я бы не удивилась, узнав, что ему не больше двадцати пяти лет. Брюки его снизу были мокрыми, как и волосы, – он пришел без зонта, а дождь еще с ночи начал лить. Ботинки тоже были забрызганы, и он озабоченно покачал головой, взглянув на них. Я же отметила про себя, что ему, видимо, пришлось добираться ко мне не на машине, иначе он не успел бы так промокнуть и обляпаться.
У Алимхана не было той аристократической тонкости черт, придававшей особо изысканный вид его кузине, напротив, крупные черты давали ему даже налет некой простоты и грубоватости. Однако манеры его были очень вежливыми, а речь грамотной.
– Доброе утро, Евгения Максимовна, прошу принять мои извинения по поводу вашего беспокойства. Поверьте, только исключительные обстоятельства заставили меня потревожить ваш сон в столь ранний час.
– Да расслабьтесь, я уже два с половиной часа на ногах, – небрежно махнула я.
– И все же надеюсь, что хотя бы этот скромный букет несколько извинит мою бесцеремонность. – Рука Алимхана скользнула куда-то назад, затем ловко вынырнула из-за спины, и я увидела в ней зажатый букет кремовых роз. Алимхан настолько изящно скрывал их до этого момента, что, казалось, они были привязаны к его спине.
Алимхан вручил мне букет и учтиво склонился к моей ладони, запечатлевая на ней поцелуй. Признаться, я была приятно поражена. На первый взгляд грубоватая внешность Алимхана не предполагала подобного обращения. Но кто еще больше был переполнен приятными чувствами, так это, конечно, тетя Мила, которая наблюдала всю сцену из-за приоткрытой двери кухни. Разумеется, она не могла отказать себе в удовольствии поприсутствовать при столь значительной сцене. Тетя выплыла в коридор и встала возле меня с таким выражением на лице, словно она королева Великобритании.
– Доброе утро! – сказал Алимхан удивленно. – Прошу меня простить, если бы я знал, что Евгения Максимовна проживает с мамой, я бы, несомненно…
– Тетя, это тебе! – прервав его словесные излияния, сказала я и решительно всучила тете букет, после чего, потянув Алимхана за руку, провела его в свою комнату.
Тетя осталась стоять в уединении, не сумев справиться с непроизвольно открывшимся ртом.
– Я впечатлен вашей деликатностью, Евгения Максимовна! – восхищенно произнес Алимхан, когда дверь моей комнаты закрылась за нами. – Вы просто спасли положение и мою честь, переадресовав цветы своей тете, которую я поначалу принял за вашу маму.
– Пустяки! – отмахнулась я, так как мне было совершенно не до этих суетных церемоний. – Давайте сразу ближе к делу. Что насчет Ксении?
Алимхан, которому я предложила присесть в кресло, разгладил на коленях элегантные серые брюки и произнес:
– В первую очередь я хочу вас спросить: в качестве кого вы знаете эту девушку?
– В первую очередь, уважаемый, я бы хотела знать, что вы хотите от меня, – отрезала я. – И еще запомните, что вопросы предпочитаю задавать сама, а не отвечать на них. И если уж вы обратились ко мне за помощью, вам придется с этим считаться.
Густые широкие брови Алимхана поползли вверх. Он явно не ожидал такой резкости от меня. Но мне было дорого время, и я не собиралась тратить его на удовлетворение чьего-то любопытства. Мне нужно было получить информацию, а не предоставлять ее.
– Я ведь почему спрашиваю, – примирительным тоном проговорил Алимхан. – Боюсь, что Ксения ввела вас в заблуждение.
– Вот как? Почему же? – прищурилась я.
– Да потому что вообще-то она никакая не Ксения, а Мадина. Мадина Айларова. Вам знакома такая фамилия?
– Вообще-то все ее знают как Ксению, – заметила я. – Квартирная хозяйка видела ее документы, и там значилось имя Ксении.
– Да, по паспорту она Ксения, – подтвердил Алимхан. – Но у нас в Осетии принято давать двойные имена. И дома ее все называют Мадиной.
– Пока что не вижу ничего криминального, – пожала я плечами.
– Она что-нибудь говорила вам о своей семье? – Алимхан внимательно посмотрел на меня.
– Очень мало, – не стала распространяться я.
– Так вот я могу вас просветить. Айларовы – очень известный древний осетинский род. Мы выросли в Осетии, в городе Алагир, может быть, слышали?
Я неопределенно повела плечами.
– Там еще находится бальнеологический курорт Тамиск, – добавил он.
Я молчала.
– Это очень популярный курорт, – настаивал Алимхан. – Возможно, вам приходилось там бывать?
– Увы, нет, – ответила я. – Вы продолжайте, продолжайте. По делу.
Алимхан, потерявший нить, набрал побольше воздуха в легкие и сказал:
– Ксения, или Мадина, росла на моих глазах, наши отцы – родные братья. И она всегда отличалась своенравием. Могла дерзко ответить даже отцу, не говоря уже о матери! – Он махнул рукой и вздохнул. Потом, словно спохватившись, продолжил: – Нет-нет, не подумайте, что она была такой уж… – Алимхан неопределенно повертел рукой в воздухе, подбирая подходящее слово. – Словом, Мадина росла довольно хорошей девочкой, весьма умненькой, в школе училась хорошо, занималась танцами. Но вот представление о будущем у нее и ее родителей было очень разным. Отец, разумеется, мечтал, чтобы она счастливо вышла замуж.
Алимхан замолчал и внимательно посмотрел на меня.
– Я просто хочу, Евгения Максимовна, чтобы вы точно меня поняли. Женщины на Кавказе воспитываются в правильных традициях. Там самое главное для женщины – дом, семья, дети… Вы понимаете меня?
И он снова смерил меня пристальным взглядом.
