33
Во вторник утром капитан Ларри Ахерн и детектив Боб Гейлор, оба относительно отдохнувшие после шестичасового сна, уже сидели в техническом отделе офиса окружного прокурора и просматривали записи с камер наблюдения, установленных в трех других ночных клубах, где в последний раз видели пропавших молодых женщин.
Вновь были открыты дела всех троих — Эмили Валли, Розмари Каммингз и Вирджинии Трент. Зернистые снимки из дела Эмили Валли, теперь уже десятилетней давности, обработали с помощью новейших технологий, придав им яркость и четкость. В толпе студентов, ввалившихся в клуб «Сцена», теперь можно было ясно различить Мака Маккензи и Ника Демарко.
— Когда начались поиски Эмили Валли, все эти университетские парни пришли гуртом, как только мы обратились к тем, кто расплачивался кредитками, — вслух рассуждал Ахерн, — Мы поговорили с каждым, а примерно через месяц исчез Маккензи. Теперь остается только сожалеть, что мы ничего не заподозрили и не связали его исчезновение с делом Валли.
— Но на пленках, заснятых в других клубах, где проводили время остальные пропавшие девушки, его нет. Хотя, конечно, Каммингз пропала через три года, а Трент — четыре года назад. За все это время он мог сильно измениться внешне. И в школе, и в колледже он много времени посвящал театру, — напомнил Гейлор.
— Я готов был поклясться, что наш клиент — Демарко, но пропавшие пленки из квартиры преподавательницы и упоминание о Дне матери вновь возвращают нас к Маку Маккензи, — сказал Ахерн, не скрывая разочарования, — Как же он умудряется скрываться в течение десяти лет? На что он живет? Как ему удается перемещаться между Бруклином и Манхэттеном с ее мобильным телефоном, оставаясь неузнанным? У каждого постового в Нью-Йорке есть его искусственно состаренная фотография. И где он держал Лизи со дня ее исчезновения до звонка отцу в субботу? И если она до сих пор жива, где он держит ее сейчас?
— Что он с ней делает? — с горечью спросил Рой Барротт.
Никто из его коллег не слышал, как он вошел. Оба вздрогнули и подняли глаза.
— Ты ведь должен быть дома, отсыпаться, — сказал Ахерн.
Барротт покачал головой.
— Я поспал. Столько, сколько смог. Послушай-те, я только что заходил к технарям. Они закончили обрабатывать два снимка, сделанные соседкой Лизи, Кейт, включая тот, что мы использовали для листовки. Она щелкнула Лизи спустя минуту после того, как сфотографировала Анджелину Джоли и Брэда Питта с детьми во время прогулки. Теперь мы можем разглядеть лица людей на втором плане.
— И что ты там обнаружил? — поинтересовался Ахерн.
— Взгляните на этот снимок. Узнаете парня слева?
— Это Демарко! — воскликнул Ахерн и повторил, словно не верил глазам своим, — Демарко!
— Вот именно, — подтвердил Барротт, — А ведь он нам не говорил, что прогуливался по Гринвич-Виллидж за неделю до исчезновения Лизи и находился на противоположной стороне улицы, когда Кейт фотографировала подругу. А еще он упоминал, что если не пользуется джипом, то ездит на «мерседесе»-кабриолете. О «мерседесе»-седане с личным шофером и речи не шло.
Ахерн собрался уходить.
— По-моему, пора пригласить этого парня для повторной беседы и поприжать его как следует, — сказал он.— Для него не составило бы труда приказать шоферу убрать Лизи из его шикарной квартиры посреди ночи и где-то спрятать. Наши ребята все время раскапывают новые сведения о нем. Демарко приобрел много недвижимости, внеся минимальные залоги. В финансовом смысле его положение очень шаткое. Если он потеряет лицензию на торговлю спиртным в своем новом шикарном заведении «Вудшед», то, скорее всего, вернется обратно в Куинс, где ему ничего не останется, как заправлять второсортной пиццерией, — Ахерн посмотрел на Боба Гейлора.— Привези его.
— Десять к одному, что на этот раз он явится с адвокатом, — отрезал Барротт.— Меня удивляет, что он рискнул прийти один на прошлой неделе.
Мама должна была прилететь из Греции в среду, и с каждым днем мое беспокойство возрастало. Когда в понедельник вечером я позвонила Эллиотту, он тут же примчался меня успокаивать. Меня поразило, как он все воспринял, включая тот факт, что Эрон Клайн, его преемник в компании «Уоллас и Мэдисон», теперь считал Мака виновным в смерти своей матери.
— Абсолютная чепуха, — с жаром сказал Элли-отт.— Эрон уже не помнит, а в то время он мне говорил, что из ее квартиры ничего не пропало. Я прекрасно помню его слова: «Зачем кому-то понадобилось убивать мою мать и красть ее ключи, если потом он ничего не взял из квартиры?» Я сказал ему, что убийца, скорее всего, наркоман, который ударился в панику, поняв, что она мертва. У Эрона давно появилась идея фикс попытаться найти того, кто повинен в смерти его матери, но будь я проклят, если позволю ему свалить это дело на Мака.
Эллиотт так разволновался, что в нем не осталось ничего от обычной официальной сдержанности. Отец и то не смог бы отреагировать неистовее. Думаю, именно в эту минуту окончательно исчезли мои сомнения насчет растущей близости между мамой и Эллиоттом. Тогда же я решила отказаться от слова «дядя» и называть его просто по имени.
Мы оба пришли к выводу, что вызова к окружному прокурору не избежать, но на беседу я приду с адвокатом по уголовным делам.
— Я не позволю, чтобы газеты судили и признали виновным Мака, — поклялся Эллиотт, — Поищу хорошенько и найду лучшего адвоката.
Мы также решили посвятить маму в то, что происходит.
— Не пройдет и дня, как какой-нибудь пронырливый репортеришка сопоставит исчезновение Мака с именем пропавшей девушки из-за упоминания Дня матери, — решил Эллиотт.— Хуже того, я бы не поручился, что детективы ненамеренно позволили просочиться этой новости в прессу. Ни в коем случае нельзя дать повод подумать, будто твоя мать прячется от журналистов.
Эллиотт позвонил маме и мягко предложил ей вернуться домой пораньше. Ко времени приезда мамы в среду вечером все, что предрекал Эллиотт, произошло. Газеты, как ищейки, почуявшие свежий запах крови, эффектно напомнили о трех пропавших из ночных клубов девушках и сообщили тот факт, что Мак со своими друзьями по колледжу был в клубе «Сцена» в тот вечер, когда исчезла первая девушка, Эмили Валли. Первые страницы занимала также новость о Дне матери — единственном звене, соединившем дело Мака и Лизи Эндрюс.
Когда мама приехала на Саттон-плейс, ей пришлось протискиваться между камерами и микрофонами. Эллиотт крепко держал ее за плечи. Она поприветствовала меня так, как я и ожидала, хотя до последней секунды надеялась, что этого не произойдет. Круги под глазами, распухшими от слез, сразу состарили ее. Она больше не выглядела моложе своих шестидесяти двух лет.
— Каролин, — сказала мама, — мы договорились, что дадим Маку возможность жить своей собственной жизнью. Теперь из-за твоего вмешательства на моего сына охотятся как на преступника. Эллиотт был настолько великодушен, что гостеприимно предложил мне пожить в его доме. Мой багаж все еще в его машине, и я намерена поехать к нему. А ты пока можешь бороться с толпой, что ожидает на улице, и приносить свои извинения нашим соседям за то, что нарушила их покой. Прежде чем я уйду, я хочу послушать пленку.
Я, не говоря ни слова, принесла пленку, присела рядом с мамой на кухне и включила запись. Послышался голос Мака. Сначала он шутил со своим преподавателем: «Меня можно назвать вторым Лоренсом Оливье или Томом Хэнксом?» Потом, изменив интонацию, по-театральному прочел отрывок из Шекспира.
Я выключила диктофон. Лицо мамы побелело от горя.
— С ним случилось что-то плохое, — прошептала она.— Почему же он не пришел ко мне? Я бы обязательно ему помогла, — Потом она протянула руку.— Отдай мне эту пленку, Каролин.
— Не могу, мама, — сказала я, — Не удивлюсь, если мы получим ордер на ее изъятие. Тебе кажется, будто она означает, что Мак попал в беду. Но можно объяснить и так: он просто декламировал заданный отрывок. Завтра с утра мы с Эллиоттом ветрсчаемся с адвокатом по уголовным делам. Пленка мне понадобится, чтобы он тоже ее услышал. Не сказав больше ни слова, мама отвернулась. — Я позвоню тебе позже, — прошептал Эллиотт и кинулся по коридору вслед за ней.
После их ухода я вновь включила запись.
...Припомнив годы, полные невзгод, Тревожу я бесплодною мольбой Глухой и равнодушный небосвод...
Быть может, Мак играл, быть может, он говорил о самом себе, но было в его словах столько боли и горечи, что я подумала: теперь они в полной мере относятся ко мне. Через пару минут в квартире зазвонил телефон. Когда я сняла трубку и сказала «алло», тот, кто находился на другом конце провода, дал отбой.
В прессе то и дело появлялись новые статьи о трех других девушках, Эмили, Розмари и Вирджинии, а ему все было мало. Он прекрасно помнил всех троих. Эмили была первой. Поначалу газеты даже не стали поднимать шум в связи с ее исчезновением. Эмили и раньше пропадала, поэтому, когда она в очередной раз не явилась домой в Трентон, Нью-Джерси, даже ее родители признали, что, вполне возможно, их дочь предпочла сбежать.
