Корнилов кивнул. Потом обратился к Бугаеву:
— Семен, надо еще раз уточнить, где в момент убийства были все задержанные. Угоев-старший в Сочи арестован. Сегодня на самолете будет доставлен к нам. Но его тоже надо проверить. При теперешних скоростях… И позвоните Марийкину. Пусть поскорее выясняет, кому принадлежали другие автомашины!
— Игорь Васильевич, — сказал Белянчиков, — в восемнадцатом номере гостиницы «Советская» за последний год трижды проживал Угоев-старший. Другие фамилии все незнакомые…
— Вам незнакомые, — сердито сказал Корнилов, — а Хилкову и компании они могли быть знакомыми… — Он помолчал немного, потом спросил: — Есть там еще такие, что повторяются по нескольку раз?
Белянчиков виновато развел руками.
— Поручите проверить. И с разрешения следователя поручите кому-то поговорить с Кошмариком. Расскажите о смерти Хилкова. Он его, похоже, боялся, недоговаривал все. Может, теперь откровеннее заговорит? Пусть расскажет подробнее о друзьях Хилкова. Все. В семнадцать ноль-ноль снова сбор. Я сейчас поеду на квартиру Хилкова.
— Лиговка, восемьдесят три… — начал Белянчиков, но Корнилов остановил его:
— Да помню я адрес, Юрий Евгеньевич… Дежурство там организовано?
— Из райотдела дежурят, — сказал Белянчиков.
…Игорь Васильевич остановил машину за несколько домов от восемьдесят третьего. Вышел, осмотрелся. На улице пустовато. Лишь у дома восемьдесят три толпилось несколько человек — ждали открытия молочного буфета. Игорь Васильевич неторопливо прошелся по Лиговке. Солнце уже припекало вовсю. Улица выглядела пыльной и неприбранной. Грохочущие трамваи поднимали пыль, оседавшую на чахлых кустиках, растущих вдоль трамвайной линии, сплошным потоком шли грузовики.
Парадный выход в доме был закрыт и, похоже, не открывался с незапамятных времен. Корнилов свернул во двор. Здесь, несмотря на очень жаркую погоду, стоявшую уже несколько недель, было прохладно. На веревке проветривалось старенькое мужское пальто, ватные одеяла, шарфы. Корнилов остановился посреди двора, огляделся. Кроме ворот на Лиговку, здесь были еще две двери, ведущие в дом. И все. Никаких других выходов. Он поднял голову, прошелся взглядом по окнам. Многие были открыты. Из одного доносилась шалая, резкая музыка.
Корнилов вошел в подъезд. Квартира Хилкова была на третьем этаже, но Игорь Васильевич решил сначала заглянуть в квартиру напротив. Он позвонил и прислушался: за дверью было тихо. Потом послышались стариковские шаркающие шаги, щелкнул замок.
«Даже не спрашивают кто», — подумал Игорь Васильевич, стараясь разглядеть скрытого в темноте прихожей человека. Похоже, что это был древний старик.
— Здравствуйте, я из уголовного розыска. Хотел бы поговорить с жильцами…
— Проходите, — сказал старик. Голос у него был спокойный и не по возрасту звонкий. Он шагнул в сторону, пропуская Корнилова, и включил свет.
Прихожая была большая и неуютная, заставлена старыми шкафами и комодами, стульями, перевязанными белой бечевкой. Впечатление было такое, словно мебель приготовили к переезду. Или только что привезли.
— Собственно говоря, из жильцов в наличии один лишь я, — сказал старик, ведя Корнилова по такому же захламленному, как и прихожая, коридору. — Остальные на даче. А со мной уже разговаривали. Вы ведь по поводу Жени?
Они наконец добрались до комнаты старика. Здесь все было залито солнцем. Огромный, как бильярд, и тоже обтянутый зеленым сукном письменный стол, заваленный книгами, и огромные красного дерева книжные шкафы. Корнилов с восхищением оглядел шкафы и почувствовал легкое огорчение от того, что, поговорив сейчас со стариком, уйдет из комнаты и никогда не сможет порыться в этих книгах.
Старик, перехватив его взгляд, сказал со вздохом:
— Сорок лет жизни… И даже в блокаду устояли. — Он сел на стул около круглого обеденного стола, над которым низко нависла старомодная причудливая люстра, и пригласил сесть Корнилова.
— Вас зовут…
— Петр Иванович Елистратов, — старик усмехнулся уголками губ и добавил: — Пенсионер. Бывший учитель истории.
— Петр Иванович, семнадцатого рано утром вы были дома?
— Да я уже… — начал Елистратов, но Корнилов мягко остановил старика:
— Вы извините, если вам уже приходилось отвечать на этот вопрос.
Старик пожал плечами:
— Я был дома. И первый раз вышел из квартиры часа в два. В молочный буфет. Это в нашем доме.
— Утром ничего не слышали? Выстрел, крики?
— Нет. Я бы обратил внимание. У нас в доме по утрам такая тишина…
— Но в семь часов вы, наверное, еще спали?
Елистратов опять улыбнулся слегка, словно боясь обидеть Корнилова.
— Я давно уже просыпаюсь ровно в пять. Лет пятнадцать. И сразу встаю. Много работы. А времени осталось в обрез.
Корнилов невольно перевел взгляд на письменный стол, на множество старинных книг и растрепанных журналов с закладками.
— К вам никто не звонил в то утро?
— Почтальон. Принесла заказное письмо.
Корнилов сделал пометку в блокноте.
— С Хилковым вы были знакомы?
— Женя учился у меня в седьмом и восьмом классах. Но теперь это имеет чисто теоретический интерес, — вздохнул старик.
— Нет, почему же? И практический тоже… Для нас.
— Женя был неплохим мальчиком. Способным…
Слушая Елистратова, Корнилов прикинул, сколько же лет прошло с тех пор. Выходило — четырнадцать.
— Человек он был энергичный, изменчивый только очень. Быстро загорался и остывал быстро. И ни в чем не преуспел.
— Не хулиганистый?
— Нет. Он не был ни заводилой у ребят, ни озорником. Скорее слишком чувствительным… Мог от обиды заплакать. В девятом классе он круто изменился. Стал замкнутым, дерзким. Учителя ломали голову, но я-то знал, в чем дело, — отец ушел из дому. Избил жену и Женю.
— Он закончил десять классов?
Старик отрицательно покачал головой.
— У него были друзья?
— Раньше я мало их видел. А года три назад от них спасу не стало. Чуть ли не каждый день пьянки. Девицы…
— Что за девицы?
— Мне кажется, не очень скромные… Это все началось после смерти матери. — Старик задумался вдруг и поглядел отсутствующим взглядом в окно.
— Да, я забыл вам сказать, что на Женю очень плохо повлияло возвращение отца.
— Возвращение отца?
— Ну да! Отец всегда был несправедлив к нему. А потом это побоище… И уход из семьи. Лет семь о нем не было слышно. Он даже не помогал Анне Дмитриевне и Жене. И вдруг появился. Женя уже вернулся из армии, работал шофером на «Электросиле».
— Что же плохого в том, что вернулся отец? — удивился Корнилов.
— Ну как же вы не понимаете! — досадливо сказал старик. — Отец же бил его, унижал, потом семь лет где-то шлялся, ни разу не вспомнив… Женя стал уже мужчиной, молодым человеком. И вдруг приходит чужой человек. Даже не чужой… Хуже. А мать не сочла нужным посоветоваться с сыном. — Старик разволновался и стал задыхаться. Немножко успокоившись, он сказал: — Женя стал жить на кухне. Спал на раскладушке.
— Петр Иванович, а какие отношения были у отца с матерью?
Старик помялся. Чувствовалось, что ему не хочется об этом говорить.
— Здесь я могу только перенестись на зыбкую почву догадок… Вам же нужна правда, а не правдоподобие.
— И с тех пор Хилков стал пить?
— Да. Я видел его несколько раз нетрезвым. Но главное — он очень редко появлялся в доме. Я перестал его встречать.
— Вы сказали, мать умерла. А отец?
— Через полгода…
— Последнее время Хилков тоже много пил?
— Нет. Кажется, поменьше. Я его несколько раз встречал с одной и той же девушкой. По-моему, он свал чуть серьезней. И даже не прятался от меня, когда шел с этой девушкой. Кажется, ее зовут Галей.
Корнилов показал Елистратову фотокарточку Лавровой.
— Она, — кивнул старик. — Красивая девчонка. — И, вздохнув, добавил: — Душевно жаль парня. А я так мало сделал, чтобы ему помочь…
— А приятели по-прежнему ходили?
— Реже.
Корнилов показал несколько фотографий. Старик признал одного Кошмарика.
— Все чаще на лестнице сталкиваешься, — оправдываясь, пробормотал он. — А у нас она темная. Вы и сами видели.
— Хилков был участником группы по угону автомобилей, — сказал Корнилов.
— Нажива, стяжательство… — глухо сказал старик.
— Вам, Петр Иванович, не бросилось в глаза что-то необычное в поведении Хилкова в последние дни?
Елистратов задумался. Потом пожал плечами.
— Нет. Как будто нет.
Корнилов встал.
— Извините за беспокойство, Петр Иванович. Я вас от дела отвлек…
— Рад служить, — ответил старик сухо. И спросил: — Скажите, если не секрет, вы вот про выстрелы расспрашивали. Значит, Женю из пистолета?
Корнилов кивнул.
