Я подошла к двери и распахнула ее, не испытывая ни малейшего чувства тревоги. Моя хваленая на этот раз интуиция капитулировала — легла на дно и затаилась, не подавая признаков жизни, наверное, от усталости. Или наоборот — от ощущения тепла дома и уюта пушистого халата. Лукьянов шагнул через порог, грубо оттолкнув меня, и захлопнул за собой дверь. Дальнейшая сцена помнится мне довольно смутно — видимо, в силу негативных последствий пережитого, которые все же сказались на моем состоянии.
Лукьянов намеревался во что бы то ни стало отобрать у меня кассету с доказательствами незаконной деятельности всей их жульнической группировки, а потому был настроен решительно. Ворвавшись в мою квартиру, он тут же набросился на меня с вопросами. Говорил быстро и грубо, но от волнения и с непривычки голос его иногда подрагивал.
— На кого ты работаешь? Кто тебя нанял? Откуда ты вообще взялась на мою голову?
— Спокойно, — я отступила к стене. — Не нервничайте, Валентин.
— Откуда тебе известно мое имя?
— Мне многое известно, — уклончиво ответила я. Сказала и испугалась: как правило, подобные заявления только разъяряют злоумышленников. Мне стоило быть осторожнее в выборе слов.
Тем не менее Лукьянов не разозлился. Напротив — он неожиданно успокоился, глубоко вздохнул и расслабленно прислонился спиной к обшивке двери.
— Ну, если ты и в самом деле что-то знаешь, то наверняка осведомлена и о тех обстоятельствах, из-за которых я был вынужден заниматься подобной деятельностью, — сказал он.
— Вы совершенно правы, я знаю и о вашей связи с погибшей Анечкой Зориной, и о ее беременности, и о вымогательстве… Собственно, мне пришлось вмешаться в вашу жизнь именно из-за трагического факта ее смерти. Так что ваше участие в афере с рулеткой не является первичным объектом моего внимания. Александр Викторович — отец Анны — подозревал, что его дочь умерла не по своей воле и отнюдь не по причине случайной передозировки транквилизатора, как было объявлено в официальной версии. Как нам с вами известно, его сомнения были небезосновательны.
— Выходит, ты все же из милиции? — обреченно спросил Лукьянов.
— Нет. Похоже, самое время представиться, — усмехнулась я и раскланялась: — Частный детектив Татьяна Иванова, собственной персоной. Может, пройдем в комнату и спокойно поговорим?
Лукьянов безвольно пожал плечами, разулся и прошел вслед за мной в большую комнату. Я села на диван, сдвинув разбросанные вещи в сторону, он опустился в мягкое кресло напротив. Я подобрала с пола пепельницу, поставила ее на диванный валик и протянула гостю пачку сигарет:
— Курите?
— Да, спасибо, — Лукьянов радостно потянулся к сигарете, напомнив мне реакцию ребенка, которого угощают сладостями.
Мы закурили. Я смотрела на мужчину, пытаясь найти в нем хотя бы малую толику того, что видела Карина. Валентин сидел в кресле, откинувшись на спинку и вытянув ноги. Тонкая рука аристократа небрежно лежала на подлокотнике, между указательным и средним пальцами красиво дымилась сигарета. Глядя на него, непринужденно и несколько вальяжно развалившегося в кресле, можно было подумать, что он отдыхает в окружении задушевной компании и пребывает в ожидании чашечки кофе или бокала вина. Некоторую внутреннюю напряженность время от времени выдавал лишь характерный жест другой руки, которой он откидывал то и дело нависающие на лицо длинные пряди — запуская в шевелюру всю пятерню и легко рассекая гладь прямых темных волос ото лба к затылку.
С позиции объективного наблюдателя я в нем определенно не находила ничего такого, что могло бы пробудить столь глубокие и сильные чувства, какие испытывала к нему Карина. Совершенно обычный мужчина — не без изюминки, конечно, но и на супермена или принца на белом коне тоже не очень-то похожий. Вероятно, она видела его не только глазами, наполняя облик любимого одухотворенностью и гармонией, которых жаждала ее душа. Таким взором — это было известно и мне из собственного опыта — можно увидеть многое сверх того, что доступно постороннему равнодушному взгляду, заглянуть в глубинную сущность человека, беспрепятственно проникая под внешнюю, физическую оболочку и… «обогатить» избранника тем, чего в нем вовсе нет.
Объект высоких чувств сидел передо мной, не нарушая тишины и докуривая сигарету. Он никуда не спешил. Я в принципе тоже — Киря, даст бог, догадается, что со мной стряслось что-то из ряда вон выходящее, если я не явилась на встречу к назначенному часу, и заглянет по небезызвестному адресу. Вообще-то он частенько захаживал ко мне, один или вместе с женой, по делу или более приятному поводу, так что, думаю, за время, истекшее после последнего визита, дорогу не позабыл.
Наконец Лукьянов затушил окурок, тут же зажег следующую сигарету и продолжил нашу беседу, словно она не прерывалась ни на мгновение, словно и не было вовсе этой затянувшейся под сигаретный дым паузы:
— Тебя нанял Зорин… Почему именно тебя, а не следователей из милиции?
— Ясно почему — не хотел огласки. С его положением и многочисленными связями в светском обществе подобные происшествия, мягко говоря, нежелательны. Им свойственно подмачивать репутацию и провоцировать утрату доверительных отношений между деловыми партнерами.
— Понятно, — остановил мои объяснения Валентин. — А я и не знал, что папаша так разволновался. Впрочем, меня это не касается — как тебе известно, я не имею никакого отношения к смерти Зориной…
«Ну, это еще как сказать», — подумала я. Но произносить ничего вслух на всякий случай не стала. Подобное опрометчивое высказывание могло вызвать вспышку гнева, что чревато непредсказуемыми последствиями. Впрочем, я вполне могла постоять за себя — и не из таких переделок доводилось благополучно выбираться! Но сейчас мне важно было поговорить с Лукьяновым в спокойной ситуации, избегая рукоприкладства. Возможно, удастся убедить его сделать добровольное чистосердечное признание.
— …поэтому будет лучше для нас обоих, если ты отдашь мне кассету. Наняли тебя расследовать одно дело, так не вмешивайся в другие! Совесть твоя перед заказчиком чиста — убийцу Анны ты нашла, с чем тебя и поздравляю. К тому же не думаю, что Зорин будет заинтересован в том, чтобы посадить бывшего любовника своей дочери за решетку! Говоришь, он боится огласки?
Лукьянов многозначительно посмотрел на меня, всем своим видом давая понять, что немедленно распустит сплетню о личной жизни дочери одного из процветающих бизнесменов Тарасова. А для репортеров светской хроники такая информация и вовсе окажется на вес золота. Ясное дело, заказчик меня за этакий поворот дела по головке не погладит.
— Валентин, послушайте меня, — я честно попыталась вернуть его на путь праведный. — О кассете уже оповещен человек, работающий в отделе расследования убийств. Можете быть уверены, что даже в случае уничтожения видеоматериалов он этого дела просто так не оставит. Необычайно дотошный у меня приятель! Так что вам все равно придется отвечать перед законом. Но если вы придете сами, с добровольным покаянием, то это намного облегчит вам жизнь…
Он слушал, не отводя от меня пристального взгляда. Наверняка обдумывал план действий. А я, несколько разозленная его угрозами, тем временем продолжала запугивать гостя. И тут мне в голову пришла неплохая идея: почему бы не нажать на любимую мозоль? Посмотрим, как это на него подействует!
— Поверьте, вам не удастся скрыться. Помимо меня, между прочим, имеется еще один свидетель ваших темных делишек!
— Кто? — глухо спросил Лукьянов.
— А вы не догадываетесь? Единственный человек, которому вы доверялись, кто покрывал ваши беззаконные деяния, кто решился из-за вас на самый тяжкий грех, кому в лицо вы так лихо бросили тяжелейшие обвинения! — по мере того как я говорила все это, мой голос становился сильнее и тверже. По сути, я в открытую обвиняла его уже не только в жульничестве. — По вашей милости девушка схватилась за шприц. И если бы не мое своевременное появление, ее бы уже не было в живых! — распалялась я все больше и больше. — Между прочим, я звонила в больницу — с девушкой все в порядке. Как только она придет в себя, то поймет, что была полной идиоткой, посвящая свои чувства и свою жизнь самовлюбленному, безнравственному типу. Я больше чем уверена, что Карина не останется равнодушна к вопросам наших следователей! Так что вам ни за что не отвертеться!
— Это мы еще посмотрим! — сказал Лукьянов.
Я потянулась за пачкой сигарет, чтобы успокоиться. Валентин этаким ухмыляющимся дьяволом посмотрел на меня и протянул зажигалку. Я не успела взять ее, как он выпустил ее из рук, поэтому зажигалка мягко упала на пушистый ковер. Мне пришлось нагнуться за ней. Подобная оплошность была просто недопустима в данной ситуации! Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Лукьянов тут же воспользовался удобным моментом и грохнул меня сверху тяжелой пепельницей по голове. Ощутив резкую боль, от которой потемнело в глазах и перехватило дыхание, я мешком свалилась на ковер…
