«Мицубиси» свернул с основной трассы на боковую, довольно-таки раздолбанную, но тем не менее асфальтированную дорогу, что в условиях российской сельской местности все равно удобство. Голокопытенко машинально повернул следом, мельком взглянув на указатель.
— Ясно, — сказал он почему-то вслух, — едут к дачному поселку, который за деревней Синенькие. По этой дороге больше никуда не уедешь. Та-ак, время для посещения дачи они выбрали, прямо скажем, не самое удачное. Дождик-то какой…
Голокопытенко преследовал «Мицубиси» достаточно профессионально. Если бы он болтался у него на хвосте как приклеенный, то, быть может, его давно бы уже рассекретили. Но сейчас бандиты скорее всего не находили связи между человеком, который стрелял в них в городском дворе, и бледно-синими «Жигулями» шестой модели, которые довольно лихо шли по шоссе, то отставая от «Мицубиси», то снова приближаясь.
Проехали Синенькие. Приближались Волга и дачный поселок. Показалась здоровенная металлическая труба, стоящая вертикально, но никак не работающая: верно, она торчала тут как реликт, свидетельство былой индустриальной мощи. У трубы дорога разветвлялась: основная ее ветка шла вперед, а боковая, грунтовка, поворачивала под углом в девяносто градусов. «Мицубиси» вписался в поворот и въехал во двор здоровенной дачи, сплошь облепленной пристройками. Ворота были заблаговременно открыты — видно, находившиеся в машине предупредили о своем приближении по мобильному телефону.
Голокопытенко не стал сворачивать там, где «Мицубиси». Он проехал еще сто метров и остановил свои «Жигули» в весьма укромном месте, под сенью мощных дубов. Тут шумел источник, вздымался крутой склон, и Голокопытенко, выйдя из машины, почувствовал надобность ненадолго задержаться в этом живописном месте, перевести дух, успокоить нервы. И уже с холодной головой попытаться довести свою миссию до конца.
Темнело. Голокопытенко прошел по дороге в сторону большой дачи, во двор которой зарулил «Мицубиси», и с чувством нескрываемого удовлетворения убедился, что ворота заперты, а машина, которую он выследил от Покровска через весь Тарасов, а потом до Синеньких, стоит во дворе. По всей видимости, Мусагиров и те, кто были с ним, не собирались никуда уезжать.
Помимо «Мицубиси» во дворе стоял «КамАЗ». Кроме того, невдалеке от ворот — гараж, и можно было предположить, что легковушка и грузовик — не единственный автотранспорт на даче.
Голокопытенко прокрался к забору и пристально осмотрел его. На его памяти были такие случаи, когда нувориши, хозяева роскошных вилл, пропускали через ограду ток высокого напряжения. Бывали даже человеческие жертвы — гибли бомжи, любящие на зимний период расквартироваться в пустующих дачах, или же воры. Правда, дача, куда приехал Мусагиров со товарищи, не очень-то сильно походила на виллу, никаких особых элементов роскоши — по крайней мере, снаружи — не было заметно.
Забор оказался не под напряжением.
Голокопытенко перелез через него и крадучись направился через двор к дому. Двор представлял собой прямоугольник примерно сорок на двадцать пять метров, с одной стороны ограниченный домом и пристройками, с прочих — забором. Ничего похожего на живые насаждения в нем не было, только торчало несколько фонарных столбов черт знает зачем и имелась громадная груда белого кирпича, сваленного прямо так, беспорядочно. Кирпича было очень много, хватило бы, верно, на постройку еще одного дома.
Приткнувшись кабиной к этому кирпичному холму, стоял «КамАЗ». Створка прицепа была приоткрыта. Около «КамАЗа» валялось невероятное количество какого-то хлама: бумаг, фольги, распущенной на полосы, деревяшек, больших и малых, а венчал все это великолепие внушительных размеров ящик, состряпанный из сосновых брусков и нескольких древесно-волокнистых плит. На гладкой поверхности одной из плит стояло грязное расплывчатое клеймо, похожее на прихотливое и непомерно разросшееся родимое пятно.
«Мицубиси» стоял тут же, в пяти метрах. Водитель, кажется, не очень ценил свое авто, потому что, выруливая, зацепил крылом фонарный столб. Да так и бросил машину — вплотную к столбу. К тому же не потрудился выключить фары. Быть может, потому, что фары были практически единственным источником света в этом большом захламленном дворе. Да еще светились окна на первом и втором этажах.
— Та-ак, — пробормотал Голокопытенко. — Свиньи, кажется, редкостные. Попробуем…
Что лейтенант будет пробовать, он пока что и сам не знал, но тут его взгляд упал на длинную веранду, единственную часть строения, идущую перпендикулярно главному корпусу. Сквозь волнистое стекло веранды мутнели контуры распахнутой внутренней двери, ведущей внутрь дома. Голокопытенко присел на корточки возле колеса «КамАЗа» и несколько раз в раздумье потыкал кулаком в покрышку. Соваться внутрь дома было неизмеримо опасно, но, увидев раз, лейтенант был заворожен видом этой открытой двери. Несмотря на некоторую прекраснодушность, которая, впрочем, быстро сбивается временем, он обладал неплохим чутьем. Что-то подсказывало ему, что он имеет дело с не совсем заурядными преступниками и с совсем уж незаурядным преступлением.
Вдруг из дома, прорвавшись сквозь шелест дождя и спазматическое завывание ветра, донесся дикий вопль. Голокопытенко вздрогнул и нащупал пистолет, который уже использовал сегодня. Неужели пытают того, похищенного? Что же тогда он тут лежит? Нужно бы вызвать подмогу! Только как?
Голокопытенко решился. Встал и, преодолев пространство двора, достиг веранды. Она не была заперта, как и следовало предполагать. Голокопытенко вынул пистолет. Он медлил.
В этот момент ему показалось, что все затихло. Даже дождь, словно мошкара, вьющаяся над волжскими заводями, будто бы замер размытым серым туманом в стынущем вечернем воздухе. Даже беспокойный бродяга ветер, запутавшийся в верхушках деревьев, в печных трубах и кривых разлапистых кустах по обе стороны забора, застыл и не пытался вырваться. Лейтенант судорожно сглотнул. Отовсюду вырастала ночь. Ее еще не было, но она угадывалась везде, как тревожащие предчувствия, как упорно ускользающий сон. Внезапно Голокопытенко стало страшно. Он обернулся и бросил взгляд на пространство двора, разрезанное светом невыключенных фар «Мицубиси», на молчаливую громаду грузовика, на белую груду кирпичей. Бледные, заторможенные тени, казалось, таились за каждой преградой, за столбами, за оградой или же там, на серой ленте дороги. Лишь время от времени замершая предночная мгла издавала сдавленное бормотание, легкий вздох или быстрый тихий всплеск доносились со стороны реки.
Бесшумно войдя на веранду, Голокопытенко заглянул за приоткрытую дверь в глубине веранды и замер. Там, на столике невдалеке от двери, он увидел то, что требовалось ему сейчас больше всего, — брошенный кем-то мобильный телефон.
«Срочно позвонить… — настойчиво билась в мозгу мысль. — Если он работает, если не разряжен, позвонить… Всего один звонок!»
Из глубины дома донесся еще один вопль. Голокопытенко вздрогнул и на цыпочках направился к заветной цели.
* * *
Ему повезло — телефон работал. Он взял его в руку и уже хотел было скрыться тем же путем, которым пришел сюда, но тут его внимание привлекла фраза, сказанная кем-то из хозяев дачи:
— Ну что, надо нашего академика потыкать в работу. А то на него уже столько бабок угрохано, а он только глазками ворочает да охает.
Акустика в доме была своеобразная. Видно, межэтажное перекрытие и пол второго этажа были выполнены из звукопроницаемых материалов, потому что лейтенант Голокопытенко, находясь на первом этаже, прекрасно слышал каждое слово, которое произносилось на этаже втором.
— Мандарин сказал, что если он будет упираться, то отрезать ему уши. Сначала одно, потом другое. Ушами все равно не думают. И наоборот, может, у него ума прибавится, если он их лишится.
— Ну ты скажешь, Муса!
— Это не я так сказал, а Мандарин.
— Кстати, Муса, а что это сегодня за козел нас чуть не попалил? Кто-то нас сдал, что ли?
— Да ладно тебе! Это мент из Волжского РОВД. Я его узнал. — Услышав такое, Голокопытенко вздрогнул и едва не выронил телефон. — Это он меня у дрессировщика чуть не заластал. Хорошо еще, что подвезло.
— Все равно ты зря светишься! Ты в розыске, а сегодня в Покровск поперся. А ведь на хате могла быть засада.
— Так на моей хате, в тайнике, документы лежали. Ксива там, на оборудование, еще накладные… мутные, конечно. В общем, надо было забрать. Все равно ведь не я ходил, а Котов. А он у нас артист, его не запалят.
— Но ведь выследил же нас твой мент! Кстати, откуда ты знаешь, что этот тип мент?
— Так он сам кричал, что, мол, милиция.
— А, ну да. Только я думал, что ты того мусорка еще тогда срисовал. Ты по нему, что ли, пробивал сведения?
