На протяжении всего пути два чувства боролись в Алексее, сменяя друг друга. То яростное желание драться за свою судьбу, то полная апатия и равнодушие к этой злосчастной судьбе, то и дело так страшно смеющейся ему в лицо.
Когда приехали на Петровку, инспектор Гусев провел первый допрос.
- Вы не смотрите на меня так, товарищ капитан, - с горечью произнес Кондратьев. - Я тоже капитан по воинскому званию, танкист, воевал в Афганистане, имею ранения и правительственные награды. Несколько месяцев назад у меня при взрыве на душанбинском вокзале погибли жена и шестилетний сын. Пытался вот заниматься бизнесом, мы получали товары из Китая и продавали их оптом. Зря, конечно, я впрягся в это дело, но жить как-то надо...
Гусев внимательно смотрел на совершенно седого Кондратьева с изможденным серым лицом, своего ровесника, которому не было и тридцати четырех лет, и круглое его лицо постепенно светлело. Он хотел верить ему, но факты... Суровые факты против него...
- Вы не волнуйтесь, Алексей Николаевич. Будут опрошены свидетели. Все происходило утром, в рабочий день, и наверняка многие ваши соседи из окон видели произошедшее. Так что разберемся... А теперь давайте все по порядку. Прокурору я звонил, он дал санкцию на ваше временное задержание. А дальше будет видно, что делать. Обвинение против вас, к сожалению, довольно серьезное. Тот человек скончался на месте, еще до прибытия "Скорой".
- Так я и знал, - вздохнул Кондратьев. - Ударился головой и...
- Эксперт установил на месте, что смерть произошла не от удара, а от удушения.
- Но я не душил его! - привстал с места Алексей. - Уверяю вас, не душил! Насос я в него бросил, от этого не отказываюсь, бросил в тот момент, когда он наставил на меня тот самый "ПМ". Что мне оставалось делать? Насос попал в висок, он поскользнулся и ударился затылком об лед. Но он дышал, я сам проверял. И тут же позвонил в "Скорую"...
- Не сходится что-то, - покачал головой Гусев, продолжая составлять протокол.
Записав его показания, Гусев нажал кнопку звонка.
- Пока, Алексей Николаевич, вам придется отправиться в камеру, тяжело вздохнув, сказал он. - Ничего не поделаешь, таковы законы. А обвинение против вас очень серьезное.
Кондратьев не ответил. "Будь что будет", - с горечью подумал он.
В коридоре уже хромал туда-сюда Сергей Фролов. Он умудрился прорваться в эти стены, заявив, что у него есть показания по делу.
- Держись, Леха, - яростным шепотом сказал он, когда Алексея дежурный вел по коридору. - Прорвемся, где наша не пропадала.
Алексей не ответил. Только попытался махнуть рукой.
- Руки назад! - приказал дежурный, и Алексей сник. Кивнул головой Сергею и пошел по коридору.
- Можно к вам? - спросил Гусева Фролов. - Имею сообщить кое-что по личности задержанного Кондратьева.
- Да знаю я все о его личности, - вздохнул Гусев. - Что вы еще можете добавить? Личность героическая, спору нет, но обстоятельства делают с людьми такие вещи, столько мы тут понасмотрелись...
- Не могут ничего с ним сделать обстоятельства, - нахмурился Фролов. Если не верить таким, как Кондратьев, верить нельзя никому.
- Проходите, - вяло пригласил Гусев. - Зачем только? Делом займется следователь из прокуратуры, а мое дело задержать подозреваемого и снять первый допрос. Все. Теперь мое дело ловить следующего. И с этим не заржавеет, суровые настали времена...
Когда Фролов узнал, что Алексей обвиняется в убийстве Дырявина, он побледнел от испуга за друга.
- Ну и какая же это статья? - спросил он.
- Статья сто третья, умышленное убийство. До десяти лет, Сергей Владимирович.
- Но есть же другая статья - превышение пределов необходимой обороны, - возразил Фролов. - Разве это не тот случай?
- Я не могу разглашать тайну следствия, я сказал только в общих чертах, и лишь из уважения к вашим боевым заслугам. Есть статья сто пятая. Убийство при превышении пределов необходимой обороны. Там до двух лет. Но тут имеются обстоятельства... Все, Сергей Владимирович, ваши показания по личности задержанного я записал. Более разговаривать с вами времени и права не имею. Ищите ему опытного адвоката, единственный совет, который могу вам дать.
И поникший духом Фролов заковылял по коридору к выходу...
... - Эге, нашего полку прибыло, - гаркнул золотозубый черноволосый крепыш лет тридцати, когда за Кондратьевым захлопнулась тяжелая дверь камеры. - Здорово, кореш!
- Здорово, - буркнул Алексей и пошел к свободной койке.
- Полялякаем, кореш, - предложил золотозубый.
- Не хочу, - Алексей лег на койку и отвернулся к стене. Он хотел проанализировать ситуацию, припомнить все в мельчайших деталях.
- А я хочу, - сурово настаивал золотозубый. - Тоска тут...
- Отвали, - рявкнул Алексей.
- Ты так со мной не базарь, - нахохлился золотозубый. - Ты чего гонишь, браток? Ты чего тянешь?
Он поднялся со своей койки и пошел на Алексея. Тот, не вставая с места, пнул его ногой под коленную чашечку. Золотозубый застонал, сморщился от боли, но тем не менее злобно сжал кулаки и встал в стойку. Но, увидев в глазах Алексея нечто страшное, вдруг осекся и поковылял обратно. Алексей же молча отвернулся к стене.
- Ну гляди, парень, - прошипел золотозубый. - Позже побазарим...
Алексей лежал лицом к стене и думал. До него доходило, что все это какая-то страшная подставка, чья-то умелая игра. Он прекрасно помнил, что Дырявин был жив, когда он отъехал от него. Значит, кто-то подошел к нему еще до приезда "Скорой". Подошел и придушил. А тогда совсем неподалеку была припаркована "Нива". Кажется, зеленого цвета. И номер он запомнил. Но забыл от волнения, надо вспомнить. Тогда за рулем никого не было, но водитель мог пригнуться, чтобы Алексей его не заметил. Так, какой же номер?
Он стал лихорадочно напрягать свою память... Последние цифры пятьдесят восемь, это точно. Он хорошо это запомнил, потому что пятьдесят восьмой это год его рождения. Но первые? Там тоже что-то было памятное... И буквы... Буквы какие-то характерные...
Однако ничего из этого не получилось. Он ворочался на жесткой койке и думал, думал. Голова горела словно в огне.
Насчет умелой игры он не ошибался. И эта страшная игра продолжалась...
- Да этот Лычкин просто клад какой-то! - восхищался Гнедой. - Все бы умели так соображать. До того умен, просто страшно... А мы, паразиты и нахлебники, будем продолжать пользоваться этим острым умом. Полагаю, Живоглот, пришла мне пора познакомиться с господином Лычкиным. Пусть будет у меня завтра к полудню. Вернее, привези его сам. Очень уж желательно мне поглядеть на умного человека не только в зеркало, а то мне порой хочется об это зеркало голову разбить, до того я на этом свете одинок... Жду!
Глава 13
- Проходите, проходите, дорогие гости! - широко улыбался Гнедой Живоглоту и обалдевшему от невиданной роскоши Лычкину. - Как я рад вас видеть, знали бы вы... Варенька, солнышко, поприветствуй нашего нового гостя.
Высокая, пышущая здоровьем Варенька вышла к гостям в настолько короткой юбочке, что Лычкин смутился и кашлянул. Он умел ценить женскую красоту.
- Он еще и стеснителен, наш дорогой гость, - рассмеялся Гнедой. - Он стесняется тебя, Варенька, он боится глядеть на тебя. И это неправильно, совершенно неправильно. Иди сюда, солнышко, пусть смотрит и завидует моему вкусу.
Она подошла и встала рядом с ним.
- Поцелуй нашего гостя, - приказал он. Она улыбнулась и чмокнула Михаила в щеку. Тот пунцово покраснел.
- А теперь ты ее поцелуй, обними и поцелуй, - сказал Гнедой. Михаил молча выполнил просьбу, стараясь, однако, не переходить грань. Он знал от Живоглота, что Гнедой обожает вздор и фарсовые ситуации, но знал также, что замочить человека для него все равно, что высморкаться.
- Правда, хороша у нее жопка, а, Михаил Гаврилович? - призвал оценить красоту своей дамы Гнедой.
- Правда, - ответил Михаил.
Гнедой заливисто расхохотался.
- За то я ее и люблю, честно говоря. Кто-то любит сиськи, кто-то губки, кто-то глазки. Для меня же главное в даме - это ляжки и жопа.
Он вдруг посерьезнел, сжал тонкие губы. Напряженно задумался о чем-то. Все замерли, ожидая, что он скажет. Думал он не меньше минуты.
- Так о чем я говорил? - очнулся он от забытья. - Склероз, понимаете, ранний склероз. Кстати, то же было у моего покойного батюшки Петра Адольфовича. И именно в моем возрасте.
Живоглот и Лычкин молчали.
- Вы говорили о жопе, Евгений Петрович, - осмелилась напомнить Варенька.
- Правда? - удивился Гнедой. - О жопе? Быть того не может! Как бы я посмел при даме?.. Впрочем, кто его знает, может быть, и говорил, от постоянного перенапряжения нервной системы еще и не то скажешь... Но об этом позже. Теперь мы поговорим о других аспектах бытия. Ты пока иди, дорогуша, и распорядись насчет хорошего ленча. С вином, икрой, холодными окороками и свежими фруктами. И лимоны не позабудь, - рассмеялся он. - А то наш Николай Андреевич не может купить себе лимонов. Это в корне неправильно, ибо в них витамин С, а он улучшает миропонимание и мироощущение. Вот наш покойный друг Мойдодыр наверняка в зоне недополучал витаминов, и каков результат?
