Лиза отпустила красное вспухшее ухо мальчишки. А тот, отбежав на безопасное расстояние, крикнул:
– Провались ты со своим ювелиром под землю! Думаешь, стала теперь порядочной девицей, если на него пашешь?
Из дверей лавки вышел месье Аронжак. Карло как ветром сдуло. Подозвав к себе Лизу, ювелир спросил:
– Мадемуазель, с кем вы сейчас разговаривали? Я видел вас из лавки. Мальчишка ошивался около наших дверей несколько дней, и он мне кажется весьма подозрительным. На всякий случай надо сообщить об этом полиции.
– Парень – мой... троюродный кузен, – выпалила девушка. – Он приходил, чтобы увидеться со мной, месье.
– У вашего троюродного кузена физиономия заправского мошенника, – задумчиво протянул ювелир, запирая многочисленные замки.
– Не стоит беспокоиться, он здесь больше не появится, – заверила месье Аронжака Лиза.
– Ну, раз так, то не буду привлекать к этому делу полицию, – ответил ювелир. – Кстати, мадемуазель, на днях вы мне понадобитесь поздно вечером. Я уезжаю в Марсель по чрезвычайно важным делам и попрошу вас задержаться в лавке.
* * *
Через три дня ювелир действительно уехал в Марсель, и Лиза осталась в магазинчике. Месье Аронжак так доверял ей, что, вручив большой гроссбух, в котором были перечислены все принадлежащие ему драгоценности, велел сверить по списку украшения, что хранились в сейфе. Он оставил Лизе ключ и отбыл восвояси.
Выполнив наказ месье Аронжака, Лиза отправилась домой. Когда она подошла на следующее утро к лавке, то увидела полицейские машины, стоявшие около нее. Месье Аронжак, прибывший из Марселя, был на грани обморока. Как выяснилось, прошедшей ночью из его магазинчика исчезли почти все драгоценности и вся наличность из несгораемого шкафа.
– Я разорен! – стенал ювелир и требовал от полицейских. – Найдите грабителей как можно быстрее!
– Кто запирал лавку? – спросил один из полицейских, и месье Аронжак указал на Лизу:
– Моя помощница.
– Мадемуазель, мы хотим с вами побеседовать, – сказал ей полицейский. – И лучше всего, если вы отправитесь с нами в участок!
Лиза так и сделала. Она подробно рассказала обо всем, чем занималась прошедшей ночью. В голове у нее крутились мысли – неужели Карло нарушил обещание и обчистил лавку месье Аронжака?
– Теперь подождите здесь, – заявил полицейский, который с ней беседовал, и вышел из комнаты для допросов, оставив Лизу в одиночестве. Прошло полчаса, час, два часа – но никто не появлялся. Девушка напрасно стучала в запертую дверь и звала на помощь – никто не откликался.
Наконец дверь раскрылась, в комнату вошли нескольких полицейских, один из которых скрутил Лизе руки и сказал:
– Жанна Дюбуа, вы арестованы по подозрению в ограблении ювелирного магазина Гидеона Аронжака. Все, что вы скажете, будет использовано против вас в суде...
Потерявшую дар речи Лизу отвели в камеру – крошечную комнатку, в которой имелась длинная деревянная лавка и дурно пахнущий унитаз. Девушка пыталась объяснить полицейским, что произошла нелепая ошибка, но те, казалось, и не слушали ее. Под вечер ее вызвали на допрос. Пожилой полицейский и молодая женщина в униформе добивались одного – чистосердечного признания.
– Куда вы дели похищенное? Имелись ли у вас сообщники? Если да, то они – те же самые мошенники, что организовали консорциум по поиску мнимой картины да Винчи?
Вопросы градом сыпались на Лизу. Она в который раз поведала правдивую историю: месье Аронжак отбыл в Марсель, предварительно поручив ей провести ревизию. Выполнив его наказ, она заперла лавку, поставила ее на сигнализацию и ушла домой.
Пожилой полицейский, вытерев лысину платком, заявил:
– Нечего вешать нам лапшу на уши, Дюбуа! Ты ведь не первый раз попадаешься на подобном. Твои дружки определили тебя к ювелиру, и ты, втеревшись к нему в доверие и воспользовавшись удобным случаем, похитила драгоценности и наличные деньги.
– Спросите месье Аронжака, он подтвердит вам... – начала девушка.
Пожилой полицейский вышел, оставив Лизу с молодой сотрудницей. Та вкрадчиво произнесла:
– Дюбуа, не имеет смысла отрицать очевидное – вы нанялись на работу к Аронжаку, чтобы обворовать его. Он сообщил нам, что видел вас разговаривающей с подозрительным молодчиком, которого он идентифицировал по нашей картотеке. Это – некий Карло Сарто, юный рецидивист, хорошо нам известный. Вы сказали, что Сарто – ваш троюродный кузен.
– Я... дело в том, что... по правде говоря... – запуталась в словах Лиза.
– Ага, вижу, что вам нечего сказать на сей счет, – заявила полицейская. – Вы утверждаете, что Аронжак поручил вам провести ревизию, но он отрицает это. Ведь вы – всего лишь поломойка и продавщица, он никогда бы не допустил вас до сейфа с драгоценностями и деньгами и уж точно не оставил бы вам ключи, уехав по делам в Марсель.
– Но месье Аронжак... – произнесла Лиза.
Полицейская перебила ее:
– Он дал показания. Конечно же, ювелир не оставлял вам ключи и не давал поручение произвести ревизию. Это – ваша глупая выдумка, при помощи которой вы пытаетесь объяснить, отчего на внутренней поверхности обоих сейфов полно ваших отпечатков. Да и ключи, которые он вам якобы оставил, не подлинники, а дубликаты, сделанные вашими сообщниками. На скважинах сейфов обнаружены остатки гипса. Это значит, что вы, Дюбуа, сделали вторые ключи и вскрыли сейф! Говорите, кому вы передали деньги и драгоценности?
От слов полицейской у Лизы голова пошла кругом. Почему месье Аронжак не сказал правду? И кто сделал дубликаты ключей? Ведь никто, кроме нее самой и ювелира, не имел доступ к подвалу, где располагались сейфы. Никто, кроме нее и ювелира... Месье Аронжак! Вот кто истинный преступник! Столь простая мысль пришла Лизе ночью во сне, и, открыв глаза, она забарабанила в дверь. Сонный дежурный, ругаясь, поинтересовался, чего ей надобно. Лиза сказала, что желает побеседовать с теми, кто ведет ее дело.
– Удумала сделать признание, так почему до утра не могла подождать? – заворчал дежурный, однако отвел ее в комнату для допросов.
Лиза рассказала о своих подозрениях молодой полицейской, но та, ударив кулаком по столу, крикнула:
– Мало того что ты оказалась замазана в преступлении, за которое тебе грозит до пятнадцати лет, так еще огульно обвиняешь такого уважаемого человека, как Гидеон Аронжак!
– Я знаю, что не крала драгоценностей и денег, остается только он! – взмолилась Лиза. – Понимаете, меня никто не хотел брать на работу, а он, такой недоверчивый, решил, что я могу стать его помощницей. Теперь я думаю, что он сделал это, чтобы свалить на меня вину. Он же изготовил и дубликаты ключей и отдал их мне, он же сделал так, чтобы внутри сейфов оказались мои отпечатки. Проверьте – Аронжак наверняка вернулся в Ниццу из Марселя не утром, а ночью, обчистил собственную лавку и инсценировал ограбление. Он как-то упомянул, что все драгоценности застрахованы. Наверняка он желает получить страховку и, тайно продав драгоценности, выручить за них дополнительную прибыль.
Полицейская, зевнув, нажала кнопку, появился дежурный.
– Отведите эту особу с разбушевавшимся воображением обратно в камеру, – сказала она. – А тебе, Дюбуа, советую признаться во всем, облегчить свою участь. Прокурор согласен требовать восемь лет при условии, что ты раскаешься. А будешь упорствовать и обвинять месье Аронжака черт знает в чем, получишь на полную катушку – все пятнадцать!
Лизу отвели обратно в камеру. На следующий день она предстала перед судьей, который определил меру пресечения до процесса – тюремное заключение. Адвокат Лизе была назначен государством, и он, как мог, пытался склонить свою клиентку к признанию вины, уверяя, что нет ни малейшего шанса выиграть процесс.
Общественное мнение было не на стороне Лизы: в газетах ее открыто именовали «преступницей», «закоренелой воровкой» и обвиняли в том, что она работает на мафию. Месье Аронжак вызывал всеобщее сочувствие, среди богатых горожан даже был организован сбор средств в помощь ограбленному ювелиру.
Лиза наотрез отказалась признать себя виновной в преступлении, которого она не совершала. Ей было грустно и обидно. Ясное дело, чуда не произойдет, и она будет признана виновной. Все улики указывали на нее как на преступницу, но самое смешное – она таковой не была! Но ни присяжные, ни судья не поверят ее красноречивым заявлениям...
* * *
За день до начала процесса ее кто-то пожелал увидеть. Девушка не имела понятия, что за гость решил навестить ее в тюрьме, – у нее не было ни родственников, ни друзей, ни знакомых. Она была одна на свете, совершенно одна...
В комнате для свиданий, за плексигласовой перегородкой, восседала мамаша Валери, облаченная, как всегда, в яркий и безвкусный наряд – пронзительно-синее пальто с воротником из рыжей лисицы, в шляпку с зеленой вуалеткой, а в руках она держала большой черный ридикюль.
