В тот же день, когда Солоника перевели из лазарета в одиночную камеру, в "Матросской тишине" появился новый сотрудник, недавно демобилизованный из армии парнишка, инспектор надзора, младший сержант Сергей Меньшиков, именно он бесследно исчез в один день с бежавшим террористом. Наша пресса дружно поспешила назвать бедного сержанта главным лицом в побеге, организатором операции. Да, вчерашний солдатик наверняка сделал что-то для этого побега, но он скорее всего был лишь связным между покровителями Солоника на воле и самим знаменитым заключенным. Я даже думаю, что роль у него была одна -подстраховать Македонского, ведь уходили по отвесной стене, по вбитым за-ранее кем-то крючьям, в темноте, затем перебирались по крыше и снова спускались по стенам с высоты пятиэтажного дома. После операции на почке обессилевший киллер, конечно, нуждался в помощи -- рисковать покровители не могли.
-- И где, думаешь, сейчас этот парень? Если бы не ты рассказал, не поверил бы, принял за писательские байки, у них богатое воображение. -Тоглар, кажется, понял, почему Аргентинец так долго расписывал ему эту поистине феерическую историю русского гангстера.
-- Скорее всего уже где-нибудь на островах Фиджи или Таити, где вечное лето и ласковый океан, зализывает раны, ему надо набраться сил, прийти в себя. Но когда он окрепнет, восстановит форму, наверняка сделает где-нибудь в Париже или Берлине пластическую операцию, получит от покровителей или заказчиков мокрых дел новые документы и снова появится в России. Заказчиков у него не убавилось, только цена за выстрел выросла на порядок -- работа-то опасная. Он обязательно вернется на родину, в Москву, я знаю таких людей: без риска, острых ощущений они не представляют жизнь, покой им противопоказан. Надеюсь, ты понял, братан, к чему я рассказал тебе эту историю?
Тоглар кивнул -- все, мол, ясно.
Глянув на часы, Аргентинец удивленно присвистнул:
-- Ба, как быстро бежит время в приятной компании, уютной обстановке и за интересным разговором. Ну что ж, выпьем кофе и разбежимся. Через полчаса должны появиться мои партнеры, они не любят до-жидаться у закрытых дверей, -- и повернувшись к залу, отыскал глазами долговязого парня и нервно крикнул: -- Официант! 3
Расставшись с Городецким, Тоглар не стал подниматься к себе наверх -город, погода, да и сама свобода, с которой он еще толком не освоился, тянули его на улицу, на люди. Как это здорово -- пойти, куда хочешь, зайти, куда задумаешь, посидеть там, где душа изволит. Да, по-настоящему свободу ценит только тот, кто ее терял, или не имел вовсе, или только обрел. Как же сладки ее первые часы, дни!
Конец августа, начало сентября в Ростове, наверное, самое красивое время года -- еще в богатом убранстве, не опаленные осенью стоят деревья в многочисленных парках и скверах, хороши и столетние дубы и вязы, высаженные в начале века вдоль центральных улиц.
Да и новые магазины, магазинчики, торговые точки, их яркая и призывная реклама, со вкусом, а где-то и с претензией сделанные броские вывески, столики крошечных кафе на улицах, под яркими тентами, на парижский манер, роскошно отреставрированные фасады многих исторических зданий, где не пожалели ни красного дерева, ни полированного мрамора и бронзы -- все это радовало глаз и душу. Заметил эти городские перемены и Тоглар. Сегодня он видел Ростов по-особому. Может, оттого, что именно здесь он по-настоящему глубоко вдохнул воздух свободы, может, Наталья тому причиной -- влюбленные смотрят на жизнь добрее, мягче, нежнее, и больше замечают прекрасного, таков уж человек. Но как бы ни пьянила свобода, как бы ни очаровывал предосенний город, как бы ни волновалось сердце от предстоящей встречи с Натальей, Константин Николаевич невольно возвращался к разговору с Городецким в номере и в ресторане. Он был благодарен судьбе за неожиданную встречу с Аргентинцем, такой полный расклад криминогенной жизни в столице не перед всяким выложат, да и не всякий ее знает. Впрочем, ни он сам, ни Городецкий, хотя и имеют вес в преступном мире, ни к грабежам, ни к убийствам, ни к кражам, ни к рэкету отношения не имеют, не зря же его называют -- чистодел! Его дело -- бумаги, ксивы. У Городецкого -- карты.
И надо же, до сих пор, дожив до пятидесяти, отмечая двадцатипятилетие работы среди братвы, как верно подметил Городецкий, он ни разу не подделывал документ, сам по себе вытягивающий деньги откуда-нибудь из банка или предприятия. Он мог поклясться в этом. Просто раньше была другая жизнь, миллионы безналичных денег на счетах любой организации ничего не значили. На них нельзя было ничего купить не только в розницу, но и на товарных базах. Оттого и не было "беловоротничковой", бумажной преступности, фальшивых авизо. В той прежней жизни не было необходимости воровать уголь, нефть, металл, золото, бриллианты -- никто лично не мог обогатиться за счет природных ресурсов страны. А счет в швейцарском банке мог присниться разве только сумасшедшему -- назавтра такой аферист, будь он даже в ранге министра, сидел бы в подвалах Лубянки. Все надежно охранялось, поэтому подделывать лицензии, таможенные декларации, разрешения на ввоз и вывоз не имело смысла, даже и прецедентов таких не было.
Тоглар раньше других оценил и цветной ксерокс и компьютерную графику, все это он широко использовал на своем "монетном" дворе в Чечне, там к его услугам была самая совершенная техника. И, хотя подручные компьютерщики были асами своего дела, всегда наступал момент, когда требовалось обязательное вмешательство человека, особенно когда возникала необходимость в личной подписи. Взять тот же доллар... Есть детали на купюре, особенно вся изощренная связь и микрошрифт, которых на фальшивках компьютерной графикой добивались, а вот подпись казначея штата, а она на каждой серии своя, никакой техникой не передашь: перевести-то можно, но она получится мертворожденной, тут нужно четкое клише, сделанное рукой мастера.
Можно и печать вместе с подписью с одной бумаги на другую точно перевести, но в случае экспертизы легко определить, что тут компьютерами и ксероксами нахимичили. Никакой компьютер никогда не сравнится с человеческим умом, талантом, его беспредельными возможностями. Тоглар помнит, как Алик Тайванец, тоже, как и Аргентинец, крупный катала, ныне живущий в Германии и контролирующий почти всю Европу, сказал одному восторженному поклоннику модной техники: какой бы ни придумали компьютер, он никогда не сможет, как человек, говорить одно -- подразумевать другое.
Тоглар хорошо понимает Дантеса, занимающего целое крыло на пятом этаже "Метрополя", тот верно просчитал: для большой аферы нужна подлинная подпись и настоящая печать. Но в грандиозные накруты он влезать теперь не собирается, в этом нет необходимости, пяти миллионов долларов, что лежат в спортивной сумке "Найк" на втором этаже гостиницы "Редиссон-Ростов", должно хватить ему надолго. Да и пятьдесят годков, что стукнут в декабре и накатили незаметно, -- все-таки возраст, хотя и выглядишь, и чувствуешь се-бя на сорок. Пора думать о своем доме, семье, не век же одному куковать, хочется пожить спокойной и сытой жизнью буржуа -- само время, обстановка в стране предоставляли эту возможность, были бы деньги. Поселиться в районе Садового кольца, ходить на концерты, выставки, вернисажи, попутешествовать по свету не меньше разыскиваемого всеми спецслужбами мира Македонского. Слетать в Лос-Анджелес на могилу своего деда, -- говорят, он на него похож, как вылитый, -- да и вообще попытаться наладить отношения с американской родней. Для этого не мешало бы издать каталог работ академика Фешина, ведь насколько он знает, кроме зала в национальном музее Татарстана, ему посвященного, работы его предка хранятся почти во всех музеях городов Поволжья: в Самаре и Саратове, в Уфе и Сыктывкаре, в Ижевске, Саранске и Воткинске. И в этом случае, если он выберет спокойную и размеренную жизнь, Тоглар должен умереть навсегда, тут всезнающий Аргентинец прав. Но и Модильяни ему воскрешать не очень бы хотелось, однако скорее всего никуда от братвы не денешься, особенно в такое время, когда обывателю кажется, что страна живет только по криминальным законам. Да он и сам без воровского иммунитета тут же станет объектом повышенного риска -- богатство в России, увы, грозит бедой. А история с чеченцами может иметь продолжение, тут без старых связей не спастись. Выходит прямо по пословице: хотел бы в рай, да грехи не пускают. Но одно хорошо, что криминальный мир Москвы, России потерял прежнюю однородность, стал пестр, как цыганское одеяло, и ему будет легче затеряться.
Радовало его и то, что на воле работы для него, а значит и интереса к нему, стало гораздо меньше, время нещадно вытеснило его редкую профессию из обихода, те же ксероксы и компьютеры -- просто рай для тех, кто склонен к аферам. Любые акции и векселя, облигации и больничные бюллетени, любые документы от паспорта до водительских прав -- дело трех дней.
