– Оставь. Кровищи будет до хрена. А его еще в машине нужно тарабанить. Я хочу, чтобы он перед смертью поизвивался, как вьюн на сковородке, – снова довольно осклабился Крапленый.
– Лады, заметано. Где мешок?
В чулан протиснулся еще один бандит, широкоплечий, круглоголовый, с огромными глазищами навыкате.
– Держи, – протянул он Валету вместительный чувал. – Да пасть ему заткни, чтобы ни звука…
– С пребольшим удовольствием. – Валет нашел какую-то тряпку и с силой затолкал ее в рот Косте. – Жуй, сучок. Последний ужин.
– Поторапливайтесь, – посмотрел на наручные часы Крапленый. – Время.
– Держи покрепче… – второй бандит легко поднял Костю и затолкал его в мешок.
– Ну и силища у тебя, Лупатый, – восхищенно сказал Валет, затягивая завязки.
"Лупатый!!" – воспоминания обожгли сердце. Теперь он понял все. При первой встрече с Крапленым Костя силился вспомнить, откуда ему знаком его голос, где он прежде мог слышать этот хрипловатый баритон, временами похожий на воронье карканье? Значит, главарем грабителей, которые убили его родных, был Крапленый. Крапленый! Бессильная ярость мутной волной захлестнула рассудок. Костя попытался вытолкнуть кляп, закричать – и потерял сознание…
Лупатый остановил машину в густых зарослях на обрывистом берегу реки. Он знал, что под обрывом находились глубокие ямины, куда водоворот затаскивал все подряд. Валет сноровисто привязал к мешку здоровенное зубчатое колесо и еще раз мстительно пнул ногой неподвижное тело.
– Наше вам…
– Взяли, – поторопил Валета Лупатый, тревожно посматривая по сторонам, – оно хоть и ночное время, но все же…
Бандиты раскачали тюк и швырнули его с обрыва в черную водяную кипень.
– Преставился… – с нервным смешочком Валет достал из машины бутылку вина. – Хлебни, – протянул Лупатому. – Помянем, гы-гы…
– Пей сам, – отрезал тот, усаживаясь за руль. – Не хватало, чтобы ГАИ меня прихватило с запахом. Да поживей.
– Счас, – Валет высосал бутылку до дна и швырнул ее в реку. – Спи спокойно, дорогой друг…
Хлопнула дверка, и машина на малой скорости, не зажигая фар, поползла по еле приметной грунтовой дороге, поросшей высокой щетинистой травой. Над рекой исподволь вставали седые колеблющиеся космы тумана…
"В красной рубашоночке… В красной рубашоночке, молоденький такой…" – назойливо вертелся в голове мотив старой полузабытой песни. Прижимая к груди подушку, на которой спал Костя, лежала Лялька на тахте, бездумно уставившись остановившимися глазами в потолок…
Когда Костя не вернулся, Лялька долго не размышляла: одела, что под руку подвернулось, и поздним вечером следующего дня пошла в берлогу Крапленого. Лялька была одна из немногих, кто знал, где теперь скрывается главарь после того, как сгорела вместе с хозяйкой Софкина хаза. И не особое доверие к ней со стороны Крапленого было тому причиной, просто Маркиза, старая ее подружка, не смогла удержать язык на привязи и однажды, в порыве откровенности, ляпнупа Ляльке, какой постоялец у нее обретается.
Появление Ляльки не удивило Крапленого. В последнее время он перестал чему-либо удивляться и только твердил про себя: "Нет верных людей, нет… Все паскуды. Закончу дело – в расход пущу этих тварей. Право слово…"
– Маркиза! – каркнул, обернувшись в кухонной двери. – Поди сюда.
Вошла Маркиза, под хмельком, распаренная от кухонного жара и слегка испуганная.
– Чего, Феденька?
– Твои мансы [50]? – показал на бледную Ляльку.
– Господь с тобой! – вскрикнула Маркиза, крестясь неверной рукой. – Да я ни в жисть…
– Закрой хлебало, сука… – Крапленый неторопливо встал, подошел вплотную к Маркизе и ударил почти без замаха под дых. – Еще когда вякнешь кому-нибудь то, о чем я велел молчать, на куски покрошу и свиньям скормлю. Топай!
Пошатываясь и икая, Маркиза поплелась обратно на кухню.
– Садись, Краля, коль пришла, – сердито буркнул он, указывая Ляльке на стул. – Какого хрена приканала?
– Где… где Седой? – с трудом молвила она, едва ворочал сухим языком.
– А я почем знаю? Он ведь твой хахаль, гы-гы…
– Врешь… Врешь! Ты убил его!
– Не ори, как помешанная! Нужен он мне… В бегах твой пацан. Усекла? Ему менты на хвост упали, вот он и подорвал.
– Нет, неправда… – твердила Лялька, безумным взглядом прикипев к лицу Крапленого. – Убей, убей и меня… Ну!
– Вот липучка. На, читай. – Он достал из кармана изрядно помятую бумажку и протянул ее Ляльке.
Это была записка: "Ляля! Мне нужно срочно уехать из города. Подробности при встрече. Прости, что не смог попрощаться. Не успел. Твой Костя".
– Убедилась? Почерк узнаешь? – Крапленый ухмыльнулся довольно. – А теперь вали по холодочку. И дорогу сюда забудь, – добавил с угрозой.
Почерк и впрямь был похож на Костин. Для этого Профессору, который был дока в таких подметных делах, пришлось изрядно попотеть. Марая бумажные листы, он пенился от злости: "На кой ляд эту туфту лепить? Поприжать стерву, как шелковая станет…" Но Крапленый был неумолим: "Делай, как я говорю. Мне она нужна. А то еще в лягавку пометется, с нее станет. Бабы – они все с придурью…"
Почти месяц Лялька крепилась в ожидании вестей от Кости. А потом запила.
Профессор, который повадился навещать ее через день, говорил Крапленому: "Не прохмеляется, зараза. Боюсь, как бы чего не вышло. Ляпнет спьяну лишнее – и загудим на этап. А кое-кто… – добавил он вроде про себя, – и выше…" – поднял глаза к потолку. Крапленый только посмеивался: "Не дрейфь. Водка – хороший лекарь. Побухает чуток, а там найдет замену нашему покойничку, гы-гы, все и наладится. Как ее хотенчик взыграет, так и дело считай, что в шляпе".
Замок поддался легко. Короткий мягкий щелчок, чуть слышный скрип двери, и пушистый ковер под ногами, казалось, ту же вобрал в себя все звуки. Только размеренное тиканье часов да редкие удары капель в умывальнике нарушали предутреннюю тишину.
Человек, проникший в дом, некоторое время стоял неподвижно, как изваяние черного мрамора. Наконец бесшумной тенью фигура скользнула к одной из дверей, откуда доносилось чье-то мерное дыхание. Осторожно раздвинув портьеры, человек заглянул в спальню. На широкой просторной кровати разметался мужчина в просторных семейных трусах в цветочек. Скомканное одеяло валялось на попу, застоявшийся воздух в комнате был густо насыщен винным перегаром и запахом дешевого цветочного одеколона.
Ночной пришелец зашел в спальню и плотно прикрыл за собой дверь. Затем нащупал на стене выключатель, и комнату залил мягкий зеленый свет потолочного плафона.
Мужчина на кровати среагировал мгновенно: еще не разобрав, как следует, кто перед ним, он сунул руку под подушку и выхватил пистолет. И тут же застонал от нестерпимой боли: страшный удар в грудь, под сердце, пригвоздил его к перине. На какой-то миг он потерял сознание. Незваный гость небрежным движением вырвал пистолет из его руки и отшвырнул оружие в угол спальни, где в беспорядке была свалена одежда хозяина дома и еще какое-то тряпье. Затем встал у изголовья постели, дожидаясь, пока он придет в себя. Хозяин дома был крепко скроен, мускулист. Тело сплошь покрывала татуировка.
Очнулся он довольно скоро.
– Кто-о… Что… тебе нужно? – прохрипел, пытаясь встать.
– Лежи, – придержал его пришелец. – Не узнаешь, Лупатый?
– Ва-ва-в-ва… А-а-а! – закатив глаза под лоб в смертельном испуге, вскричал хозяин, но, схваченный за горло железными пальцами незваного гостя, умолк, задергал ногами будто в предсмертной агонии.
– Тихо, – со сдержанной угрозой предупредил его пришелец. – Мне нужно от тебя только одно. Слышишь – одно! Вспомни пятьдесят третий год. Вспомни! Кто брал квартиру главного инженера хлебозавода? Он и его жена были убиты. Ну!
– Н-не… помню… Н-не…
– Вспоминай, сволочь! – Резкий колющий удар пальцами в область груди – и дикая боль пронзила тело Лупатого.
– Хр-хр-хр! А-а-хр! – задергался он. – Я… сейчас… Крапленый… Зуб…
– Кто еще?
– Валет… И еще…
– Громче!
– К-кривой… Ах! И… Щука…
– Где они сейчас? Адреса, ну!
– Ва… Валет ж-живет н-на…
Лупатый говорил, с трудом ворочая языком, все тише и тише. Неожиданно он захрипел, тело его выгнулось дугой, на губах показалась пена. Затем он коротко охнул и затих. Незваный гость нагнулся над ним, пощупал пульс и резко выпрямился. Сердце Лупатого остановилось. С отвращением плюнув, пришелец потушил свет и кошачьей поступью направился к выходу…
Когда холодная вода сомкнулась над мешком, в котором находился Костя, он уже успел освободить руки, несмотря на груз, прявязанный к ногам, мощный водоворот вертел его, как щепку. Стараясь подольше задержать воздух в легких, как учил Саша Кауров, юноша с остервенением кромсал ножом мешковину и веревки. От страшного напряжения и недостатка кислорода перед глазами мелькали огненные сполохи. Наконец мешок достиг дна. Собрав последние силы, юноша освободил ноги, ужом проскользнул в прорезанную дыру и ринулся вверх, стараясь не закричать от невыносимой боли в ушных перепонках. Всплыв на поверхность, он жадно задышал, отдавшись на волю речного течения. Но его снова потащило вниз, в бурлящую темень…
