— Какая разница? Да, мне сказал Леонидов.
— Докопался всетаки, — усмехнулся Сажин. — Недооценил я его. А хотя… Хорошо, что ты теперь все знаешь. Мне меньше слов надо тратить. Историято длинная, а из меня плохой рассказчик.
— Дима, как ты мог?! В моей спальне, в какойто жестяной коробке, лежит драгоценностей на два миллиона долларов! — закричала жена. — А я гадаю, как мне заплатить за аренду! Мой журнал на самом деле принадлежит тебе?!
— Да.
— Какой же ты мерзавец! Представляю, как все надо мной потешаются!
— Они не посмеют.
— Но ведь сюда в любой момент могут залезть воры! Что здесь еще лежит, Дима?! Деньги? Оружие? Наркотики?
— С этим я никогда не связывался, — поморщился он. — Ты меня с кемто путаешь. Я не бандит. Что касается воров: квартира на охране. Она круглосуточно находится под наблюдением. У меня собственная служба безопасности. Только ты, по своей рассеянности, до сих пор не заметила, что за тобой присматривают.
— Ах, вот что такое эта твоя противопожарная система! Пользуешься тем, что я совсем не разбираюсь в технике! А провода, которые ты выдаешь за кабель для Интернета, что это?
— Кабель для Интернета, — усмехнулся он.
— Откуда у тебя такие деньги? Кто ты, Сажин?!
— Не беспокойся, все честно. Холдинг «АNДА» на самом деле принадлежит мне.
— Что ты сделал с Даном?! — в ужасе спросила Даша. — Ты его ограбил, да? Обманул? Разорил?
— Голицын и сам на это способен, без чьейнибудь помощи. Разориться.
— Не ври мне, Дима!
— Я не вру.
— Как тебе это удалось провернуть и стать владельцем фирмы? Господи, ты же убил Анжелику!
— Я этого не делал! — повысил голос Са жин.
— Опять врешь! Дима, почему ты мне все время врешь? Я же видела, как ты поднимался с ней наверх!
— И что? А ты гуляла там с Голицыным! Думаешь, я не видел, как вы целовались?!
— Ты так и не простил ему, что он лучше тебя. И что я люблю его, а не…
— Замолчи!
— А ты перестань врать!
— Дан и не был никогда владельцем «АNДА»! Это я основал холдинг, я! И поднял его я! А твой обожаемый Дан всего лишь пешка на моей доске, и я двигаю его, куда хочу и как хочу!
— Хватит надо мной издеваться!
— Это ты мне говоришь? — Он с иронией вскинул брови. — А твое поведение как называется, а? Хочешь выяснить отношения? Ладно, валяй!
Он взял стул и сел. Так же спиной к окну. Жена осталась стоять. Теперь в ее глазах был ужас. Она смотрела на мужа и словно отказывалась его узнавать.
— А ято думала, что этой осенью узнала все твои тайны, — горько усмехнулась Даша. — Познакомилась с твоей любовницей и увидела завещание Анжелики Голицыной.
— У меня нет любовницы, — глухо сказал он.
— Не ври, Дима. Хватит.
— У меня нет любовницы, — повторил он. — Я всегда любил только тебя.
— Это ты называешь любовью?! День за днем, год за годом ты врал, что работаешь простым менеджером в фирме у Дана, ты приносил мне брендовые вещи под видом китайского барахла и дарил бриллианты, выдавая их за бижутерию! Все хвалили мой вкус и мою предприимчивость. Ах, Дарья Витальевна, вы так дешево умеете купить такие замечательные, эксклюзивные вещи! И я ведь верила в это! Как и в то, что это цирконий! — Она рванула с пальца кольцо. — Кстати, возьми.
Она швырнула кольцо на стол.
— Вот за что я тебя всегда и любил, — горько усмехнулся Сажин, глядя на бриллиант. — Другая бы на твоем месте думала сейчас только о том, что теперь у нее есть деньги. Сумасшедшие деньги. Пожалуй, ты единственная женщина в мире, которая в такой момент думает о чем угодно, только не о деньгах. Тебя нельзя купить, вот в чем моя проблема и мое счастье. Лишний раз в этом убедился.
Он вдруг встал, отшвырнул стул и стремительно шагнул к ней. Даша невольно попятилась и закрылась рукой, но муж упал перед ней на колени, обнял ее ноги и, глядя снизу вверх, умоляюще сказал:
— Ну, хочешь, я грохну этот холдинг? Размажу по асфальту, превращу в пыль? Распродам за копейки все акции и стану нищим? Давай начнем все сначала, почестному. Я разве для себя это делал? Да наплевать мне на деньги, так же, как и тебе! Я просто хотел, чтобы ты считала себя удачливой, успешной, предприимчивой… Я ведь знал, что у меня ты это не возьмешь. Ты же гордая. Тебе непременно надо самой, — с досадой сказал он.
— Дима! Немедленно встань!
— Поклянись, что не уйдешь от меня!
— Сажин! — Она села на пол, рядом. Теперь они смотрели друг другу в глаза. — Не смей унижаться! Что значит грохну холдинг? А люди, которые в нем работают? У них семьи, дети. Ты собираешься разорить торговую сеть, которая в это непростое время приносит прибыль? Нельзя же быть таким эгоистом!
— Да, ты права. Хватит сидеть на полу, простудишься. — Он встал и рывком поднял ее на ноги. Усмехнулся: — Хотел, чтобы было красиво. В ресторане, под музыку. Или на яхте, под звездами. Много чего хотел. А получилось в кухне, на полу. Беда: говорить не умею. О любви тем более.
— Неправда! Я помню, как ты мне сказал: «Если ты хочешь, чтобы земля вращалась в другую сторону, я и это сделаю. Правда, не знаю как. Но буду стараться, пока это не случится либо я не умру».
— Неужели помнишь? — удивился он.
— Такое не забывают.
— Значит, ты меня простила?
— Нет. Теперь мне проще. Я знаю, что ты вовсе не слабак и не неудачник. Ты очень сильный человек, раз сумел все это провернуть. Значит, не сопьешься, когда я уйду, не пустишься во все тяжкие. Мужчина ты видный, желающих тебя утешить будет хоть отбавляй.
— Ты меня никак на аукцион выставляешь? — удивленно спросил он.
— Сколько у тебя квартир?
— Уверена, что они есть?
— Хватит кривляться! Сколько у тебя недвижимости и где она? В Москве есть?
— Ну, есть, — нехотя признался он. — Еще домишко в Италии, там тебе всегда особенно нравилось. Хотел сделать сюрприз.
— У тебя получилось. Так вот: сегодня же ты съедешь. Я хочу побыть одна. Не надо мне больше ничего рассказывать. Я буду лежать и вспоминать. А потом соотносить свои воспоминания с тем, что я сегодня узнала, чтобы составить для себя реальную картину мира. Потому что моего собственного мира больше нет. Ты его украл… Ужин в холодильнике. Разогреешь сам. Или ступай в ресторан. — Она брезгливо поморщилась. — А ято, дура, у плиты стояла! Рубашки ему гладила! Время выкраивала, чтобы с домашним хозяйством управляться! Гад ты, Димка, а не олигарх!
И она в сердцах хлопнула дверью.
Какоето время он прислушивался. В квартире стояла оглушительная тишина. И в самом деле легла? Или плачет? Она плачет бесшумно, просто по ее лицу ручьем текут слезы. Он это уже видел, дважды. Жена лежала и умирала, не ела, не пила, даже не вставала с постели. Молча страдала. А потом…
Он вздрогнул. Ей же выписывали успокоительные таблетки! Он сам забирал у врача рецепт. И где они лежат, эти проклятые таблетки?! Неужели в спальне?!
Сажин рванулся к двери в спальню. Она была заперта изнутри.
— Даша! — закричал он. — Открой, слышишь?!
Жена молчала. Он не стал больше ждать. В третий раз у нее может и получиться. Ударил в дверь ногой, потом навалился плечом. Сажин был так напуган и зол, что в этот момент у него появилась поистине нечеловеческая сила. Дверь рухнула. Даша сидела на кровати, глядя на него испуганными глазами.
— Дима, что ты делаешь?!
— Я тебе не позволю, слышишь?!
Он подошел и сел рядом. Она заплакала. Слава богу, не бесшумно, а навзрыд. Он уже знал, что это просто слезы, а не отчаяние, за которым все, край. Значит, надежда еще есть.
— Милая, успокойся. — Он погладил ее по волосам, по плечам, по спине. — Ну что такого особенного случилось? Давайка разберем ситуацию.
— Дада, — закивала она. — Надо во всем разобраться.
— Алиса здорова? — Жена энергично кивнула. — Деньги у тебя есть?
— Дима!
— Хорошохорошо. Я тебе немножко врал, но, согласись, вранье было со знаком плюс, а не со знаком минус. Вот если бы я наделал многомиллионных долгов…
— Выходит, на все заработал ты? Тогда что же такое я? Ведь получается, что меня нет!
— Как нет? Вот же ты, сидишь со мной рядом. Плачешь. Но это пройдет. Ты хочешь побыть одна. Хорошо. Но я буду в соседней комнате. Зачем запирать дверь?
— Потому что ты будешь сюда постоянно заглядывать.
— Да, буду! Я знаю тебя не первый год. Ты себе бог знает что насочинишь. Чего нет и никогда не было. Зачем себя так изводить?
— Дима, почему ты со мной возишься? Вокруг полно женщин, они моложе меня, красивей, и уж точно будут тебе благодарны, когда ты их осчастливишь. Я тебя попрежнему не держу. Отпусти меня, а?
— Нет, — твердо сказал Сажин. — Полежи, поплачь. А я посижу рядом.
— У тебя в детстве была собака?
— Что?
— Или котенок. Раненая птица, которую ты подобрал на улице и потом выхаживал?
