оперативников отдела 15-К. Он так и сказал — затея. Но потом честно признался, что «откровенно побаивается всякого такого... потустороннего». И даже канал телевизора, если подобные передачи начинаются, немедленно переключает.
— Вы же сами говорите, что от подобной сущности можно ожидать чего угодно, — хватался за любой аргумент, как утопающий за соломинку, чекист. — Меня взаимодействию с подобными сущностями не учили, так что я могу банально завалить вам всё дело. А ну как скажу что-нибудь не вовремя, как тогда выкручиваться будете?
Уговаривали безопасника больше часа, только что пяткой в грудь себе не стучали, убеждая Дорохова, что для него лично всё обязательно закончится благополучно. Чекист сдался только после того, как стребовал с оперативников клятву беречь его тушку до последней капли крови. Своей, естественно, Сергею Михайловичу кровь и самому требовалась. Впрочем, главное, что согласился, остальное — уже детали.
В конце концов, роль ему досталась достаточно маленькая и по сути своей даже текста особого не предполагала. Подогнал машину к входу в лабораторию, принял пассажиров, через пятнадцать минут высадил. И то пятнадцать — это Нифонтов с запасом взял, а по ночным дорогам меньше чем за десять долететь можно.
Так оно, собственно, и получилось. Всю дорогу Дорохов сидел напряженный, как будто перед поездкой арматуру проглотил. Идеально прямая спина, взгляд только вперёд, на дорожное полотно, и ни одного лишнего звука.
Впрочем, сидящий на заднем сиденье рядом с Мезенцевой призрак на треволнения Дорохова не обратил никакого внимания. Он уже предвкушал общение с равными себе по знаниям и интеллекту, так что, наверное, даже и не задумался, кто именно исполняет роль водителя в столь позднее время.
Эстакада, узкое шоссе, огни управления ГИБДД — и машина плавно тормозит возле точки назначения. Нифонтов, увидев место, куда они приехали, удовлетворённо хлопнул себя по бедру, а затем обратился к чекисту:
— Сергей Михайлович, вы же купили то, о чём я вас просил?
— Да. — Хриплый голос дал понять, что от волнения у Дорохова давно пересохло во рту, поэтому и давать расширенные комментарии на любой вопрос в свой адрес он не планировал.
— И куда это мы приехали? — с любопытством поинтересовался призрак инженера, особо не заморачиваясь и выплывая из машины прямо через лобовое стекло. — Вы же сказали, что меня будут ждать коллеги, люди близкие мне по духу и интересам.
Пейзаж перед Геннадием Степановичем и впрямь не сильно напоминал научно-исследовательское учреждение. Покосившиеся металлические ворота были заперты на массивный навесной замок и, если честно, Дорохов едва не сорвал горло, разыскивая по телефону того, у кого хранится ключ от запоров. Покосившиеся неухоженные деревья нависали над забором и создавали ощущение тьмы, которая начиналась буквально в паре шагов от ограды.
— Вы уверены, что не ошиблись? — с сомнением спросил призрак, глядя на то, как Мезенцева возится с ключом тяжёлого механизма.
— Всё абсолютно правильно, — подошёл к ним Нифонтов, доставший из багажника полиэтиленовую сумку сетевого гипермаркета. — Это старое Болшевское кладбище, Геннадий Степанович. Здесь похоронены многие видные учёные в области ракетостроения и космонавтики. Уверен, что вам будет очень интересно в их компании.
— Да уж, — вздохнул призрак, глядя на давно не ремонтированные ступеньки вдоль ограды. — Я смотрю, очень видные и бесконечно уважаемые.
— Пойдёмте, — не дала призраку растечься мыслями по тарелке Мезенцева. — Ночь на дворе, а нам ещё потом обратно добираться.
Нифонтов шёл по центральной аллее уверенно, как будто уже не раз бывал на этом некрополе. Женька не отставала от коллеги, с беззаботным видом оглядываясь по сторонам и только что не напевая себе под нос какую-то песенку. Ещё днём они договорились вести себя на кладбище именно таким образом, твёрдо убежденные, что данный вариант в случае с призраком учёного будет наилучшим. Любая заминка могла быть истолкована превратно, поэтому главное было — действовать решительно, не снижая темпа.
Возможно, именно эта уверенная походка и успокоила Геннадия Степановича, который молча следовал за оперативниками, не задавая дополнительных вопросов.
Одинокое сухое дерево обнаружилось именно там, где и предполагал Нифонтов, — в конце центральной аллеи, в центре небольшого круга, от которого расходились в разные стороны лучи дорожек между рядами могил.
Николай достал из сумки, которую всё это время нёс в руке, приличных размеров кусок мяса, аккуратно освободил от полиэтиленовой упаковки и положил в центр кроны сухого дерева.
— Прими, хозяин кладбища, подношение моё, — обозначил оперативник что-то вроде полупоклона. — Если тебе будет оно по нраву, то и мне будет радостно.
Со стороны могло показаться, что Нифонтов пытается заговорить с деревом, но буквально через секунду Николай уже отвернулся в сторону входа и начал молча чего-то ждать.
Геннадий Степанович смотрел на происходящее с интересом и даже несколько раз открывал рот, чтобы что-то спросить, но почему-то так ни слова и не произнёс. Женька оглядывалась по сторонам, чувствуя, что ночной ветер с каждой секундой становится всё прохладнее. Один только Нифонтов, казалось, совсем ни о чем не переживал и внешне оставался абсолютно спокойным.
— Хм, — посторонний голос раздался как будто бы из ниоткуда. По крайней мере, Женька от испуга всё-таки вздрогнула, а найдя глазами источник звука, сумела только покачать головой от удивления. Она была готова поклясться, что мгновение назад там ничего или никого не было.
— Добрый вечер, граждане! — приложил ладонь к пилотке бравый юноша в солдатской гимнастёрке, туго перепоясанный ремнём с блестящей звездой на месте бляхи. — Старший сержант Вернигора. Разрешите проводить вас?
— К-куда? — отчего-то начал заикаться учёный, хотя, казалось бы, ему стоит опасаться полупрозрачной фигуры бойца в последнюю очередь.
— Куда надо, — хмуро буркнула Женька и шагнула в сторону солдата. Нифонтов же молча посмотрел на Геннадия Степановича и, поймав его взгляд, молча кивнул.
— Если честно, про солдат вы не предупреждали, — стушевался учёный, не выказывая особого желания идти внутрь кладбища.
— Так надо, — не стал вдаваться в объяснения Нифонтов, и эти короткие два слова почему-то подействовали. Геннадий Степанович обречённо махнул рукой, сгорбился и поплёлся вслед за Мезенцевой.
Наблюдавший всю эту картину призрак солдата широко улыбнулся и совсем не по-уставному добавил:
— Ну вот и ладушки!
Идти оказалось не так уж и далеко, впрочем, и сам погост, хотя насчитывал почти столетнюю историю, особенно большим стать не успел. Николай вычитал в Сети, что хоронить здесь начали в тридцатых годах прошлого века, а уже в семидесятых в
