— Я пришел посмотреть на своего сына.
— Хорошо наблюдать за происходящими событиями со стороны.
— Я был готов не только наблюдать. Я хотел вместе с тобой ехать его выкупать, но ты не взяла меня с собой. Посчитала, что первый встречный справится с этим гораздо лучше.
— Не смей говорить так про человека, которого я любила!
Я ударила кулаком по столу с такой силой, что у Челнокова пролился кофе.
— Ладно, хватит ругаться. Лучше скажи, как ты его выкупила и кто тебя так разукрасил.
— Я не обязана перед тобой отчитываться. Уходи. — Андрей побагровел от злости:
— Ты уверена, что ничего не хочешь мне рассказать?
— Уверена. Пошел вон.
Челноков направился к входной двери. Обувшись, он посмотрел на меня так, как удав смотрит на кролика.
— Ты еще обо всем пожалеешь, шлюха недоделанная, — бросил он с угрозой.
Как только за ним закрылась дверь, я подошла к спящему сыну и поцеловала его в лоб. Он немного сморщился и перевернулся на другой бок. Наказав матери строго следить за сыном, я поехала домой.
До встречи с Маратом оставалось совсем немного времени. Нужно было привести себя в порядок и закрасить следы побоев на лице.
Дома мне стало не по себе. Здесь все напоминало об Антоне. Вот стул, на котором он сидел… Кровать, на которой мы занимались любовью… Подушки еще хранят запах его тела… Кровь ударила мне в голову, глаза застлала пелена. Не выдержав, я упала на кровать. Я гладила подушку и шептала как полоумная:
— Ты подарил мне такую радость… Ты даже не представляешь, какую радость ты мне подарил…
Раздался телефонный звонок. Я схватила трубку:
— Але, говорите!!! Але… — В трубке молчали.
— Але! Мила, это ты?!
Не раздалось ни звука. Швырнув трубку на рычаг, я постаралась взять себя в руки. Если бы это звонила Мила, она бы не стала молчать. Да и как она может звонить… Скорее всего, кто-то ошибся номером.
Одевшись, я оглядела себя в зеркале, надела темные очки и направилась на встречу с Маратом, решив поначалу избавиться от машины, которая принадлежала убийце Антона. Я проехала несколько кварталов и бросила ее у каких-то гаражей. Потом я сдала пленку в проявку. Мне сказали, что фотографии будут готовы через два часа. После встречи с Маратом я смогу их забрать. Интуиция подсказывала мне, что в них кроется загадка, которую мне предстоит разгадать.
Когда я пришла в ресторан, Марат уже сидел за столиком и лениво ковырял вилкой в салате. К моему удивлению, он был один.
— А где охрана? — спросила я.
— В машине.
— Не хочешь есть вместе с холопами?
— Нет настроения. А почему ты в черных очкахУ
— Потому что я не очень прилично выгляжу. Приподняв очки, я продемонстрировала свои синяки.
Марах усмехнулся:
— Парик, темные очки. Обедать будешь?
— Я бы выпила чего-нибудь крепкого.
Вскоре на нашем столике появилось жаркое и небольшая бутылка Хеннесси. Она стоит сумасшедших денег. От Марата пахло туалетной водой «Гуччи Раш». На спинке дивана висел шарф от Диора, на столе лежала зажигалка Живанши. На его руке — часы Бушерер, а из кармана выглядывали солнцезащитные очки от Гуччи. От этой бессмысленной роскоши хотелось бежать как можно дальше.
Сделав глоток коньяка, я почувствовала чей-то настойчивый взгляд и обернулась. В дальнем углу ресторана сидели трое: Юрец, Малыш и Кабан. Юрец приветственно поднял руку и улыбнулся. Я растерялась.
— Что случилось с Антоном? — вернул меня к действительности голос Марата.
— Его убили.
— Это я уже понял. Я бы хотел знать, кто это сделал.
— Тот, кто это сделал, покоится в пропасти.
Я рассказала Марату о том, как мы с Антоном отправились в далекую деревню на поиски моего сына и что случилось потом. Рассказала подробно, но говорить о том, в какой именно момент его убили, не стала. Зачем? Марат вряд ли меня поймет. Мне хотелось сохранить свою тайну, она только моя и я не собираюсь ни с кем ею делиться.
— Странно как-то получается, то у тебя пропадает подруга, то сын, — заметил Марат, вытирая рот салфеткой.
— Это уж точно. Не успею с одним расхлебаться, как наваливается другое.
— Ладно, подруга, ты дальше со своими проблемами сама копошись. Я больше своих людей терять не хочу.
— Как это сама?! — не на шутку перепугалась я.
— Так это. Я сделал для тебя все, что мог.
— А Мила?
— Это меня больше не касается.
Выпив полную рюмку коньяка, я заметно осмелела и дернула Марата за рукав.
— Послушай, ты только корчишь из себя крутого, а на самом деле боишься собственной тени. Мила честно на тебя отработала несколько лет… В конце концов она с тобой спала… Ты обязан ее найти. Ты обязан нанять частных детективов и перевернуть верх дном всю Москву! Ты должен это сделать!!!
— Заткнись, — резко сказал Марат. — Меньше шляйся, где попало, тогда и не будешь попадать в неприятные ситуации. И еще, если найдется Мила, передай, что она уволена еще месяц назад. На ее место принята более красивая и покладистая сотрудница, которая честно зарабатывает свою копейку и не строит иллюзий по поводу замужества.
— А что будет с Антоном? — спросила я.
— Похоронят его как положено.
— А я могу пойти на похороны?
— Кто ты ему? Никто. Сиди дома, от тебя и так одни неприятности.
Марат вышел из зала. Я сидела, уставившись в стол. Не помню, сколько я просидела. Может, пять, может, десять минут, а может, и полчаса… Я очнулась тогда, когда за мой столик сел Юрец.
— Привет, — сказал. — Тебе не кажется, что еще слишком рано, чтобы так много пить.
— А может, я хочу спиться…
— У тебя опять какие-то неприятности?
— У меня вся жизнь состоит из одних неприятностей.
Я посмотрела на забинтованную шею моегознакомого:
— А у тебя как?
— Потихоньку.
— Как шея?
— Зашили, что с ней будет.
— Как семейная жизнь?
— Нормально. Как всегда, без изменений.
— Хорошо ты живешь. У тебя вся жизнь без изменений. А у меня наоборот — одни изменения. Вчера вечером сына украли, потребовали выкуп. Только утром вернули. А про семейную жизнь вообще говорить не хочется.
Допив остатки коньяка, я почувствовала сильное опьянение и заговорила:
— Гребаный Челноков приперся. За сына он, видите ли, переживает… Папашка хренов… Ничего хорошего в семейной жизни нет, я тебя уверяю. Когда мы связываем себя узами брака, то совершенно не понимаем, к чему нас принуждают. Брак — это чудовищная пытка. Когда мы с мужем расстались, я многое поняла. Порой мне бывает смешно от того, что я испытывала такие сильные чувства к этому ничтожеству.
Я замолчала, отодвинула пустую бутылку коньяка и посмотрела на часы:
— …Несу какой-то бред, ты меня не слушай. Просто настроение паршивое.
— Ты нашла свою подругу?
— Нет.
Я посмотрела на Кабана с Малышом. Они сидели за своим столиком и продолжали оживленно беседовать. Правая рука Кабана была перевязана довольно массивной повязкой.
— Он что, тоже запаску менял? — совсем тихо спросила я Юрца.
— В смысле?
— В смысле того, что. когда ты менял запаску, тебе перерезали шею, а когда запаску менял Кабан, ему перерезали руку.
Юрец засмеялся и покачал головой:
— Нет, ему медведь палец откусил.
— Какой еще медведь? — опешила я.
— Обыкновенный. Косолапый. У нас есть клетка с медведицей. Кабан выпил и решил медведицу шоколадкой покормить…
— Ничего себе, она у вас шоколад ест?..
— Он не только ее шоколадом кормил, еще и за нос хотел ухватить, вот она ему палец и откусила.
— А пришить нельзя?
— Как же пришить, если она его съела. — Я вновь посмотрела на Кабана:
— Красивый мужик. Ему и без пальца пойдет. Такому мужику хоть ногу отрежь, на него бабы все равно вешаться будут. Одно слово — породистый.
Забывшись, я приподняла очки, чтобы потереть глаз. Юрец увидел мои синяки и пришел в полное замешательство.
— Все нормально, — улыбнулась я. — Пройдет. Сам знаешь, что такое синяки. Сегодня есть, а завтра их нет.
— Ну ты даешь. У тебя не жизнь, а прямо фильм ужасов.
— Юрец, миленький, — я схватила его за руку. — Помоги. Мне в этой жизни больше надеяться не на кого. Ты остался у меня один-единственный! Будь другом, выручи. Поехали на ту дачу, где мояподруга пропала. Еще раз все посмотрим.
— Ты в своем уме?
— Конечно, в своем, а в чьем же еще? Я хорошо соображаю. Соседка говорила, что видела, как она из дома выходила, да только врет она все. Или ей померещилось. Не могла она из своей квартиры выходить. Никак не могла. Юрец, миленький, мне ведь больше и обратиться-то не к кому. У меня никого ближе тебя нет.
