— Я не помню эту девушку. — Машины губы дрожали, на носу собралась огромная дождевая капля. — Она была среди «потеряшек», ее звали, по-моему, Ольгой.
— Ты молодец, — перебил ее он, почти силой развернул обратно в сторону дороги. — Все правильно догадалась. Пойдем, ну пойдем же!
И они пошли по лесу, а дождь стучал по их спинам и опущенным головам, земли под ногами совсем не было видно. Маша спотыкалась почти на каждом шагу и упала бы, зацепившись за какую-нибудь корягу, если бы Андрей ее не поддерживал. И вдруг она остановилась и повернула к нему кажущееся черно-белым в сгущающейся темноте лицо:
— Андрей! Я, кажется, поняла его принцип, — прошептала она.
— Молодец, — повторил он. — Сейчас мне все расскажешь! — И продолжал тянуть ее в ту сторону, где горели вдоль шоссе расплывающиеся в дождевой пелене фонари.
Он включил в машине максимальное отопление и заставил Машу снять куртку и сапоги. Но она все равно дрожала всем телом: им обоим требовались более жесткие спасательные мероприятия (Андрею, несомненно, МНОГО более жесткие, но это потом, потом!), и уже ближе к городу он завернул в сторону придорожной забегаловки под экзотическим названием «Эль-Мариачи».
Южная красотка, стоящая за барной стойкой и напряженно набирающая смс, явно попала сюда не из Мексики, но какая, к черту, разница?
— Сто коньяка и чего-нибудь горячего поесть.
— Ничего горячего нет, — девица даже не подняла глаз от экрана мобильного, — только бутерброды.
Андрей вырвал у нее телефон.
— Да вы чё?! — в возмущении распахнула она густо накрашенные глаза.
— Быстро, — улыбнулся ей бесстрастно Андрей, — мечи на стол бутерброды и коньяк.
— Э… А телефон? — уже менее агрессивно проныла она и потянулась к нему длинными бирюзовыми ногтями.
— Бегом! — приказал Андрей и кинул трубку на стойку. А сам вернулся к Маше: — Сейчас ты выпьешь, — сказал он, не дав ей возразить. — В медицинских целях. И не спорь со мной, я и так злой.
Злость — это отлично! Просто идеально, чтобы не думать о Свете, которую скоро вот так же найдут где-нибудь за МКАДом. Нет, он не будет об этом думать сейчас.
На столе тем временем появились рюмки, коньяк, пара заветренных бутербродов с колбасой.
— Ну что, — Андрей разлил коньяк и вопросительно уставился на Машу. Она подняла рюмку, жалобно посмотрела на него, но тот не дрогнул: — Давай! Раз — и все!
Маша заглотнула содержимое рюмки, и ее аж всю передернуло:
— Ненавижу коньяк.
— Ешь, — он пододвинул к ней бутерброды.
— А вчера кормил мясом с супом. И обещал, что я теперь всегда буду правильно питаться, — усмехнулась она и откусила от бутерброда.
Андрей удовлетворенно кивнул:
— Мало ли, что я там тебе наобещал. Тебя разве никто не предупреждал, что нам, мужикам, нельзя верить?
— Ну, зато на труп свозил, — жалобно скривила рот в попытке улыбки Маша.
— Это да, — Андрей потемнел лицом еще пуще и не выдержал — налил и опрокинул рюмку — уже в себя. — Я такой. Труповик-затейник. Идиоты! — стукнул он кулаком по столу. — Два трупа за два дня! Мы спугнули его, он теперь нервничает. Торопится.
Они помолчали.
— Ладно, — сжалился Андрей. — Что там у тебя за мысли в лесу выросли, как грибы под дождем?
Маша выпрямилась:
— Я поняла, как он функционирует, Андрей. Знаешь, как работали раньше мастера над картиной?
Андрей хмуро покачал головой:
— Просвети меня.
— Сначала, — Маша рисовала крестики на скатерти по ходу объяснения, — подготовительный период по разработке эскизов и набросков. Изучение моделей, освещения, интерьера… Потом, — короткий ноготь очертил круг, — сведение всех элементов в единую композицию — и это уже происходит непосредственно на полотне. Понимаешь?
Андрей покачал головой:
— Ну и что с того? Не темни!
Маша, бледная, перестала теребить скатерть и взглянула прямо ему в глаза:
— На втором этапе натурщицы больше не нужны.
— Получается, он убивает их по очереди, — сглотнул он. — Когда заканчивает писать очередной эскиз?
— Да, — Маша вертела в руках пустую рюмку. — Думаю, что так.
Андрей вдруг вскочил и метнулся из кафе на воздух. И там его вырвало рядом с бетонной трансформаторной будкой. Коньяком, бутербродом. А также отчаянием и чувством вины.
Маша стояла в дверях кафе, обхватив себя руками, и, когда он подошел, пряча глаза, потребовала твердо:
— Может быть, теперь ты мне скажешь, что все-таки происходит?
Он кивнул:
— По дороге. В машине.
И пошел прополоскать рот над сомнительной чистоты раковиной в туалете кафешки. Когда он подошел к бару, чтобы рассчитаться, девица быстро — на всякий случай — спрятала мобильник за спину и произнесла чуть пренебрежительно:
— А ваша девушка уже расплатилась. Сказала, будет ждать вас в машине.
Андрей кивнул и вышел на крыльцо. За дождевым пологом он увидел свой автомобиль и, когда мимо по шоссе проносились машины, смог разглядеть даже Машин строгий профиль.
Андрей вздохнул. Ничего не поделаешь — придется рассказывать. Вывалить, так сказать, свое грязное белье. Расстаться с имиджем приличного человека…
* * *
После первой встречи на станции Света его искала. Она призналась ему в том много позже, а тогда просто ходила каждый день, утром и вечером, на платформу и садилась на ту же скамейку. Говорят, что счастье тебя найдет. Еще говорят, что под лежачий камень вода не течет. Света рассуждала так — счастье нашло ее в виде этого невысокого парня с ясными глазами. Он много про нее понял, лишь взглянув в ее сторону. Это ли не родство душ? А теперь, когда судьба поднесла ей такой подарок на забытой богом подмосковной станции, главное — его не упустить.
Под жалостливым материнским взглядом она поднималась каждое утро в шесть утра, делала маску из овсянки, красила глаза и ровно в семь вставала на каблуки, готовая выйти в свет да в люди. И какая бы ни была погода — а погода прошлой весной была препоганейшая — настроенная на романтическую встречу и в приподнятом настроении, она садилась на скамейку на платформе, поглядывая по сторонам, как маленькая птичка.
Но чем ближе был момент прибытия электрички, тем мрачнее становилась Света, и когда поезд, с шумом выдыхая, открывал перед ней свои двери, она, в последний раз потерянно оглядевшись по сторонам, заходила внутрь и тряслась до ближайшего районного центра, где подрабатывала няней в детском уголке супермаркета.
А между тем причина отсутствия Андрея объяснялась весьма банально — он, однажды поняв, что на электричке плюс метро добирается много быстрее, стал приходить на более поздний поезд.
Однако Светина преданная настойчивость таки настигла его, пусть чуть позже, когда он решил заглянуть в поселковый ларек. Кончились сигареты, мечталось о пиве. Света пиво потребляла умеренно, но вот курить, несмотря на Андреев комментарий и последовавшее преклонение перед его умом и душевной организацией, не бросила. И не зря — именно благодаря обоюдной вредной привычке они и пересеклись тем апрельским вечером в десяти метрах от ларька.
— Это вы! — воскликнула Света восторженно в весенних, чуть попахивающих всплывающим в талых водах собачьим дерьмом сумерках.
Андрей всматривался в небольшого роста полную девушку и не узнавал. Она сникла и добавила уныло:
— Вы меня не помните…
— Ну почему не помню… — попытался быть вежливым Андрей, но запнулся.
— Я — Света, — улыбнулась она, склонив голову набок.
— Андрей, — кивнул он.
— Вы за сигаретами? — спросила Света, чтобы поддержать беседу.
Андрей еще раз осторожно кивнул.
— С работы так поздно?
— Это еще не поздно, — усмехнулся он.
— Да ладно! Восемь вечера ж уже! А вы кем работаете?
Андрей неловко ее обогнул и пошел к стекляшке. Света засеменила следом.
— Я работаю старшим оперуполномоченным.
— О! — Она смотрела на него с таким безусловным восторгом, что он приосанился.
— Ловите преступников?
Андрей сухо, но значительно, что твой Джеймс Бонд, улыбнулся:
— Типа того.
Он купил сигарет, но то ли постеснялся, то ли побоялся купить пива — девица была явно с придурью. Навязчивая, но не вульгарная. Какая-то странно восторженная. В общем, пиво с ней пить не хотелось. А она шла за ним всю дорогу до дачки, продолжая задавать ему бессмысленные вопросы, на которые и отвечать было скучно. Но он отвечал и только прибавлял шагу, чтобы побыстрее оставить ее за дверью дома. Мой дом — все ж таки моя крепость.
— А вы один живете? — поинтересовалась она, когда, бросив окурок, он толкнул свою калитку.
И Андрей, расслабленный близостью родных стен, убежища от настойчивых девиц, брякнул ей чистую правду:
— Да.
И добавил:
— Всего хорошего.
