В половине девятого пришел доктор и, осмотрев старика, сказал, что «сиделка» может идти спать: больному стало лучше. В десять часов Агнесса легла в кровать и мгновенно заснула, потому что за последние дни устала до изнеможения. Около половины пятого ее разбудил будильник. Девушка встала, чтобы приготовить дяде чай. Войдя в его комнату, она увидела страшную картину…
— Вы ничего не слышали ночью? — спросил я.
Она покачала головой.
— Ни звука?
— Ничего, — сказала девушка. — Я и будильник-то не сразу услышала.
Вернувшись в комнату, где было совершено убийство, я тщательно осмотрел ее. По-видимому, убийца не пользовался окном, чтобы попасть в квартиру мистера Блидфильда. На дверях квартиры тоже не нашли отпечатков пальцев посторонних людей. Замок не был взломан.
Мисс Агнесса знала, что в сундуке было очень много денег, но точная сумма ей не была известна. Когда в комнату вошел доктор Лексивель, я еще расспрашивал девушку. Доктора вызвали по телефону по просьбе мисс Агнессы. Одновременно с ним пришел и полицейский врач. Оба медика наклонились над трупом и осмотрели его. Затем Лексивель подошел ко мне и сказал:
— Скверное дело. Вы кого-нибудь подозреваете?
Я покачал головой.
— Совершенно не представляю, кто мог убить старика.
— Вы не задержали подозрительных бродяг, о которых я говорил вам?
— Нет.
— Но вы все же установили наблюдение за домом мистера Блидфильда?
— Да.
— И что же это дало?
— Почти ничего. Полисмен видел двух бродяг, но не смог задержать их из-за отсутствия оснований для ареста. После этого я вынужден был снять наблюдение.
— Почему? Ведь вы же обнаружили подозрительных людей, шатающихся вокруг дома! — настаивал доктор.
— Так приказало начальство. Люди были нужны в другом месте.
— Почему же вы не проследили за ними сами?
— Я хотел это сделать, — ответил я, начиная терять терпение. — Однако, выглянув в окно, убедился, что в такой кромешной тьме все равно ничего не увижу. И лег спать. Можете меня отдать за это под суд. Если бы я знал, что старика этой ночью убьют, то, конечно, дежурил бы здесь до утра…
Тут я умолк, сообразив, что совершил глупость.
Я отослал девушку в ближайшую гостиницу и принялся тщательно обыскивать комнату убитого. Мне не удалось найти ничего примечательного. За зеркалом лежала карточка с двумя телефонными номерами — доктора и ближайшего гаража; там покойный брал напрокат автомобиль. На ночном столике был белый конверт со штемпелем аптеки, в котором находился нераспечатанный снотворный порошок. Я обратил внимание Лексивеля на конверт.
Доктор кивнул.
— Да, я прописал ему это средство. Но он терпеть не мог лекарств и, хоть обещал мне принять порошок, по-видимому, не сделал этого.
— Давали ли вы ему раньше этот порошок?
— Нет. Я просто хотел дать возможность выспаться бедняжке-племяннице. Она крайне нуждалась в отдыхе после многих бессонных ночей.
Он сказал, что старик не звонил ему после вечернего осмотра. Это подтвердила телефонная станция.
Я отправился в гостиницу к мисс Ольфорд. По ее словам, мистер Блидфильд ничего не знал о ее ночных бдениях: они с доктором договорились скрывать от старика все, что могло бы открыть всю серьезность его болезни.
— У вас глубокий сон? — спросил я.
Она слабо улыбнулась.
— Я просыпаюсь от малейшего шороха. Дядя Ангус любил иногда ночью вставать и ходить по комнатам. Он очень сердился, когда я просыпалась, разбуженная звуком его шагов: по его мнению, молодежь должна очень крепко спать. Он поговорил с доктором, и тот хотел лечить меня от бессонницы. Даже прописав какой-то порошок. Но я его не пила: я никогда не принимаю лекарств.
В тот же день я побывал у адвоката покойного и узнал, что мисс Агнесса Ольфорд является единственной наследницей.
Мистер Лексивель сообщил мне, что у нее есть беспутный брат, который живет в Лондоне и не ладит с полицией. Мистер Блидфильд лишил его наследства.
— Мне не раз приходило в голову: не этот ли братец шатался около их дома? — добавил доктор.
Разыскать молодого Ольфорда оказалось не так уж трудно. Он заявил, что в час убийства спокойно храпел в собственной кровати. Страдающие бессонницей пожилые соседи подтвердили его алиби.
Этот день был бы одним из интереснейших в моей жизни, если бы не угнетающее воспоминание о совершенной мною глупости. Оно-то и излечило меня от болтливости.
Я отправил двух надежных людей собирать необходимые мне сведения. На это им нужно было несколько часов. Не желая терять время даром, я в девять часов вечера уселся за составление рапорта. Всякую работу, требовавшую большого напряжения мысли, я привык делать дома. Моя квартира находилась на первом этаже. Окна выходили в небольшой двор, калитка которого после шести часов обычно была заперта. Двор окружала стена футов в восемь высотой. Однако неизвестному, посетившему меня в этот вечер, не пришлось перелезать через забор: как я узнал впоследствии, калитку почему-то не заперли.
Было уже довольно темно. Метель превратилась в дождь, так как стало гораздо теплее. Когда я дописывал четвертую страницу рапорта, внезапно послышался звон стекла. Через окно в комнату влетел какой-то предмет и покатился к моим ногам. Это была граната. Я вскочил и опрометью выбежал в другую комнату. Раздался оглушительный взрыв.
Меня спасла капитальная кирпичная стена толщиной в несколько футов.
Я вернулся в разрушенную комнату.
Через две минуты появилась полиция, через четверть часа — пожарные и скорая помощь. Ни жертв, ни пламени, слава Богу, не было. Зато взрыв дал богатую пищу газетам, которые с наслаждением жевали эту тему в течение трех дней.
Мне же граната сказала всего четыре слова: «Ты слишком разговорчив». И они навсегда врезались мне в память. Я отправился в Скотленд-Ярд и заново написал рапорт.
…На следующее утро на Литл-Крифильд-стрит, около дома доктора Лексивеля, произошло столкновение двух такси. Один из пассажиров был ранен. Он попросил, чтобы его вынесли на тротуар и позвали врача.
Услышав шум и полицейские свистки, доктор Лексивель выглянул из окна. Полисмен сообщил ему, что пассажиру срочно нужна медицинская помощь.
— Я сейчас приду, — сказал врач.
Выйдя на улицу, он увидел несколько человек, столпившихся вокруг раненого. Они расступились, чтобы пропустить доктора, затем сомкнулись — и арестовали его.
Мой начальник не сразу согласился на столь театральный способ ареста, но обыск подтвердил справедливость моих опасений. В кармане у доктора нашли браунинг с открытым предохранителем, а в его комнате — целый арсенал. Лексивель участвовал в войне и привез с фронта много всякого оружия.
Нам не пришлось бы разыгрывать эту комедию с такси, если бы я не сболтнул лишнее, когда говорил с доктором в комнате покойного. До того Лексивель считал, что я не узнал его во время нашего ночного столкновения около дома мистера Блидфильда. Когда же я солгал, что в ту ночь не выходил из дому, доктор понял, что я его подозреваю.
После суда я навестил его в тюрьме, и он откровенно рассказал мне все подробности.
— Я влез в долги на очень большую сумму. Кредиторы настойчиво требовали денег, а практика у меня, как вы знаете, была невелика. И тут старик Блидфильд предложил мне стать его домашним врачом.
— Как вы узнали о сундуке с деньгами? — спросил я.
— Пациенты часто бывают с докторами еще откровеннее, чем с адвокатами. Старик чуть ли не при первой же встрече рассказал мне, что хранит восемь тысяч фунтов у себя под кроватью. Думаю, что он хотел поразить меня своим богатством. Надо признать, что это ему удалось даже лучше, чем он предполагал…
Лексивель вздохнул.
— Осталось только найти удобный случай, чтобы завладеть деньгами, не навлекая на себя подозрений. Я заметил, что старик очень мнителен, и решил воспользоваться этим. Мне было не так уж трудно убедить его в том, что у него больное сердце.
— А оно было здоровым?
— Совершенно. Он испытывал некоторые неприятные ощущения, но они носили чисто невротический характер. Расшатанные нервы создавали видимость болезни, которой на самом деле не было. Понимаете?
Я кивнул.
— Оставалось только усыпить мистера Блидфильда сильнодействующим снотворным и спокойно забрать деньги, — продолжал он.
— Зачем же вы его убили?
— Все получилось совсем не так просто, как я думал. Конечно, я вовсе не собирался лишать старика жизни! Хотя, надо признать, что, побывав на войне, человек начинает слишком легко относиться к чужой смерти…
— Что же вам помешало?
— Два непредвиденных препятствия. Отказ старика принимать какие бы то ни было лекарства и постоянное присутствие в доме его племянницы. К тому же оказалось, что мисс Агнесса спит очень чутко. Она мгновенно просыпалась от малейшего шороха в комнате дяди. Я с удовольствием прописал бы снотворное и ей, но девушка разделяла предубеждение мистера Блидфильда против лекарств. Тогда мне пришла в голову великолепная идея: заставить ее бодрствовать по ночам, выполняя обязанности сиделки. В этом мне очень помог старый скряга: когда я заикнулся о том, что ему нужна сиделка, мистер Блидфильд целую неделю ворчал, что это ему не по карману. Теперь мне нетрудно было убедить девушку в том, что сиделка старику очень нужна. Мисс Агнесса стала дежурить по ночам. Я следил за ее состоянием. Через несколько суток почти непрерывного бодрствования о чутком сне уже и речи быть не могло.
