Николай Зорин - Сестра моя – смерть

Нельзя туда ехать. И не ехать нельзя. Пора отдавать долги. И… ее ведь могут и не убить, если он не приедет, она будет жить и считать, что он, Валерий, – последняя мразь, трус и подонок, и уж тогда точно никогда его не простит.

Господи, о чем он думает? Не все ли теперь равно, что будет считать Алена и простит его или не простит, когда жить-то осталось, может быть, от силы пару часов?

И все-таки не ехать нельзя, и все-таки он поедет. Потому что не мразь, не трус, не подонок. Потому что, несмотря на эти страшные три дня, он все-таки остался человеком. Потому что, что бы там ни говорила Алена, человек он порядочный, хороший человек.

Но осторожность соблюдать надо. Если что-то пойдет не так, он это поймет, и тогда… Может, он и в квартиру заходить не будет. По лицу Алены, когда она ему откроет, станет ясно, одна она или нет.

Валерий сварил себе кофе и стал собираться.

Он был совершенно уверен, что, стоит ему нажать на звонок, ему немедленно откроют. В любом случае здесь его ждут, и ждут с нетерпением. И потому был очень удивлен, когда даже после второго звонка не последовало никакой реакции.

Валерий осторожно приник к двери, прислушался – тишина. Это было так несправедливо и жестоко по отношению к нему, что от обиды на какой-то момент он даже забыл об осторожности, схватился за дверную ручку и в раздражении дернул. Дверь поддалась, приоткрылась узкая щель. Валерий замер, тупо уставившись в эту темную щель, не понимая, что это может значить. К незапертой двери он был не готов, он не так все себе представлял. Думал: позвонит, Алена откроет, по ее лицу он поймет, как дальше действовать. Но что ему делать сейчас, в такой ситуации? Войти или бежать без оглядки, пока не поздно?

Разумеется, это какая-то ловушка. Он войдет, а на него набросятся и убьют. На это и рассчитывали. Но ведь он может и не войти. Не могли же они не понимать, что он скорее всего не войдет? Только дурак может войти. А он не дурак. И совесть его будет чиста, если он повернется и уйдет. И Алена не сможет предъявить ему никаких претензий. В конце концов, он приехал, позвонил, она не открыла. Откуда ему было знать, что дверь не заперта? За ручку он дернул чисто случайно, мог и не дернуть.

Если это ловушка, то глупая и ненадежная, а значит, наверняка не ловушка. Что же тогда означает незапертая дверь?

Разное может означать. Например, то, что Алену убили. Кто-то вошел к ней в квартиру, убил и сбежал и, ясное дело, дверь оставил незапертой. В таком случае ему входить не опасно, но совершенно бессмысленно: Алене уже ничем не поможешь, а подозрения в ее убийстве падут на него. Но может быть, она только ранена и еще жива? Тогда он просто обязан войти и помочь. Если не подонок и не трус.

Валерий опустился на корточки, прислонился спиной к стене, закрыл глаза, замер. Он так измучился за эти дни, так устал. У него нет больше сил доказывать себе и Алене, что он нормальный, порядочный человек. Хочет считать его подлецом и трусом – пусть считает, ему все равно, он сейчас встанет и уйдет. Ловушка там или нет – в любом случае он в ловушке. И в эту ловушку заманила его Алена своей идиотской жертвой. Он обязан стать ее спасителем. Обязан заплатить по счету.

Валерий поднялся, придвинулся к щели, опять послушал – из квартиры не доносилось ни звука. Да может, там и нет никого? Напридумывал себе страхов, а Алена просто вышла на минутку и дверь оставила для него незапертой. Вот будет смеху, если она вернется и застанет его, дрожащего, умирающего от страха, у своей двери. Смеху и новой серии издевательств. Вот уж чего нельзя допустить!

Валерий набрал в грудь побольше воздуха, расправил плечи и с решительным видом широко распахнул дверь. Шагнул в квартиру, остановился, напряженно вслушиваясь в тишину, – ничего, можно двигаться дальше. Только в какую сторону двигаться? К кухне? К комнате? Проверить, нет ли чего подозрительного в ванной?

Дверь комнаты была открыта нараспашку, можно было даже не входить, просто заглянуть, прячась за косяк. Значит, безопаснее всего двигаться к комнате.

Валерий на цыпочках пересек прихожую. Остановился, немного постоял, изо всех сил прислушиваясь, копя силы на новый рывок. Что он сейчас увидит в комнате? Скорее всего, ничего. Ничего страшного с Аленой не произошло, она просто вышла из дому – и все. Скоро вернется. Вернется и застанет его в кресле с каким-нибудь журналом в руках: привет, Аленка, давно не виделись – все обыденно просто и совсем не страшно; она не узнает, что ему пришлось пережить здесь, в ее прихожей.

Перегнувшись через косяк (осторожность в любом случае не помешает), Валерий заглянул в комнату.

Длинное, длинное, словно человек на ходулях или воспаривший над полом человек – он не сразу понял, что человек этот повешенный. И не сразу узнал ее, эту странную девушку, Любу Иконину. И не сразу увидел Алену – высокая спинка кресла загораживала. А когда всех узнал и все осознал, что-то в мозгу его повернулось: он даже не попытался выяснить, жива Алена или нет, он даже в комнату не вошел, он просто повернулся, тихонько, стараясь не произвести ни единого звука, выкрался из квартиры. Прикрыл дверь, носовым платком протер ручку и спокойно спустился с лестницы. Все это были логичные, но не до конца осознанные действия, словно им кто-то руководил, какая-то сила извне. Он не подлец и не трус, просто с ним что-то случилось, вроде болезни. Он не подлец и не трус, просто того, что он там увидел, любой бы не выдержал. Он не подлец и не трус, он не сбежал, просто…

Сейчас главное – поскорее добраться до дому, до своего временного убежища. Алена, конечно, мертва, все равно бы он ей уже не помог. Не надо было вообще приезжать, глупостью было приезжать. Они до нее добрались. Они ее убили и Любу убили. И его бы убили, если бы он приехал раньше. Они, конечно, заставили Алену позвонить, чтобы его выманить. А потом всех убили. Их, наверное, опять что-то спугнуло, потому его не дождались.

Дурак он, дурак! За ним же наверняка следят. Сейчас, в этот момент, следят. Дома не нашли, на работе не нашли, у Алены их что-то спугнуло, и теперь следят. Он ведет их к своему убежищу. И выведет, если срочно не предпримет… Что предпринять? Обратиться в милицию, попросить помощи? Нельзя, нельзя! Придется тогда рассказать о том, что он только что увидел и… все рассказать. Нельзя в милицию. Вызвать свою охрану? Тоже нельзя, не охранит его никакая охрана, от этих не охранит. Спрятаться. В одиночку спрятаться, залечь в логово. След запутать и залечь. Больше подошла бы какая-нибудь необитаемая пещера или землянка в глухом лесу.

Валерий долго петлял по городу, пешком и на транспорте. В своей съемной квартире появился только под вечер. Открыл дверь – и столкнулся с Галиной. Жутко испугался в первое мгновение: не узнал ее, в упор не узнал. Она что-то быстро-быстро ему говорила и почему-то всхлипывала. Он не слышал что, не вслушивался в ее слова, не мог вслушиваться – не до нее ему было. Молча прошел на кухню, отодвинув ее в сторону, когда она стала хватать его за рукав. На столе стояла бутылка вина, лежало множество разнообразных пакетов с едой. Вино – это то, что ему сейчас нужно, вино спасет, вино притупит, вино вернет к жизни. Вино и одиночество: спастись можно только в одиночку, в одиночку можно придумать план, в одиночку вообще можно думать. А она все говорит и говорит, раздражает, совершенно не дает сосредоточиться.

Валерий достал из ящика в столе нож, сорвал фольгу, варварски раскупорил бутылку – пробка раскрошилась, – приник к горлышку. Он пил и пил, вливал в себя благотворную жидкость и никак не мог перестать. Галина все это время находилась рядом, как-то нелепо подпрыгивала, хватала его за руку и кричала, кричала, но уже возмущенно. Наверное, ей жалко вина, наверное, она хочет отнять у него бутылку. Он купит потом другую, но пусть она сейчас замолчит. Вино ему нужно, вино ему необходимо, у него нельзя сейчас отбирать вино.

Бутылка опустела. Валерий опустился на табуретку. Галина на минутку замолчала, потом опять принялась за свое: ухватила его за рукав и запричитала. Вино помогло – теперь он смог разобрать, о чем она говорит.

– Не молчи! Не молчи! Объясни хоть что-нибудь! Что случилось? Где ты был? Я с ума сходила, я не знала, что подумать. Пришла, а тебя нет. Где ты был? Зачем ты ушел? Да объясни же хоть что-нибудь!

Вино помогло, а Галина раздражала. Да она всегда его раздражала! Он никогда ее не любил. Безмозглая дура, как же она ему надоела!

– Ну что ты от меня хочешь? – Валерий брезгливо отбросил ее руку.

– Я должна знать! Ты обязан мне объяснить! Я имею право знать!

– Да ни на что ты не имеешь права! Оставь меня, я очень устал.

– Как?! – Галина даже задохнулась от возмущения. – Это я не имею права?… Как тебе не совестно такое говорить?

Как раздражает, как мучает! Нет у него сил на нее. Она завелась от безнадежности, он ее никогда не любил, а сейчас просто ненавидит. Глупая, ничтожная бабенка! Для ублажения тела – от безысходности. Сейчас ему нужно одиночество. Она мешает, ужасно мешает.