Убийца и не пытался похоронить Нигеля, притащил его тело и бросил в это жалкое укрытие, теперь оно лежало, тихое, ужасное и неописуемо нелепое между кучей и стеной пещеры. Прежде чем я в ужасе и мгновенном параличе уронила фонарь, я узнала что случилось с Нигелем, очень многое можно увидеть за секунду шока. Мозг регистрирует полную картину, которая потом возвращается миллионом кошмаров. Ничего не исчезает, каждая дьявольская деталь остается навсегда, чтобы потом появиться вдруг перед глазами. Он был связан. Веревка отсутствовала, значит, она понадобилась убийце, но запястья мальчика были разодраны до крови. Его пытали. Разорванная зеленая рубашка открывала плечо и руку, покрытые пятнами так систематично расположенными, что вопросов не возникало. Четыре или пять ожогов. Я увидела и другое, чего сразу не осознала, но что в ночных кошмарах заставляло меня страшно кричать, я не собираюсь этого описывать, он умер в мучениях. Открытые глаза сверкнули при свете фонаря, в зубах зажато что-то похожее на кусок кожи… Раненый указательный палец Димитриоса… Грязная рука убийцы вчера держала меня за плечо.
Не знаю, что происходило, когда упал фонарь и наступила темнота. Очнулась я у ног Аполлона от боли — золотая стрела воткнулась мне в руку. Какое-то время я сидела и не могла понять, что это. Я думала… Димитриос вчера убил Нигеля, как раз, когда мы находились здесь, рядом, на солнце. А потом пришел обыскивать его комнату… Бедный, красивый, молодой Нигель… Мы думали, что Димитриос — ерунда, что с ним легко можно «разобраться», Саймон идет за ним по пятам, хочет напасть и не знает, что это — безжалостный и порочный преступник, как Ангелос… Я забыла о Нигеле и побежала, ворвалась в пещеру, ослепла от темноты и остановилась подождать, пока начну видеть хоть что-нибудь. И тут я услышала.
Сначала я подумала, что это опять бьется мое сердце, но это были шаги веревочных туфель в пыли. По пещере двигался свет мощного фонаря. Если это Димитриос, может, и Саймон здесь? Во всяком случае, грек шел в пещеру так уверенно, что явно не подозревал о моем существовании. Тут я услышала тихий звук на улице. Луч фонаря не шевельнулся, не боится… Шум повторился, металл, мул… Грек исчез из моего поля зрения. Знакомые звуки — он берет коробку, осыпаются камни, тяжелое дыхание. Я подвинулась чуть вперед и выглянула. Он положил фонарь рядом с собой, луч направлен на кучу камней, через которую он наклоняется. Мощное тело, под голубой рубашкой играют мускулы, он выпрямился, понес ящик к выходу, положил, идет обратно. Вот он вошел в луч света. Второй раз за недолгое время я впала в состояние шока. Это не Димитриос, этого человека я видела впервые в жизни.
Хотя я сразу поняла, что не права, видела и не раз. Он копался в моторе джипа у дома Димитриоса. И на рисунке Нигеля — изображение улыбающейся архаической статуи. Значит, именно это лицо узнала Даниэль… Поняла. Это Ангелос! Сам Ангелос. А Димитриос бог знает где и Саймон вместе с ним. Он повернулся к куче камней, луч скользнул по его толстой коже, сияющей от пота. Улыбка не исчезала. Он улыбался, без сомнения, гнусный оскал не исчезал, когда вместе с Димитриосом он лишал жизни Нигеля. Конечно, он будет улыбаться, когда Саймон избавится от Димитриоса и прядет в открытую к пещере искать меня…
Ангелос выпрямил мощное тело и встал, будто прислушиваясь. Повернул голову. Шум снаружи, не металл, кто-то спешит к пещере. Я подумала — если закричу, предупреждены будут и Саймон, и Ангелос… Он ждет Димитриоса, не знает, что мы здесь, и даже не пытается выключить фонарь. Но с другой стороны, Саймон тоже не знает, что он здесь, если успел расправиться с Димитриосом. Шаги все ближе, в тоннеле. Ангелос засунул руку в карман. Я затаила дыхание.
Рывком и тяжело дыша в пещеру вбежала Даниэль.
Человек расслабился, но его низкий голос был злобен:
— Какого черта ты здесь делаешь?
Она остановилась, очень молоденькая и хорошенькая, на краю пятна света и уставилась на ящики:
— Вот оно!
На ней были бирюзовая блузка и алая юбка, горящие щеки и неровное дыхание делали ее более нормальной и менее циничной.
— Вот оно! Я сказал, что мы это нашли, нет? Ну и какого дьявола ты не делаешь как сказали, а путаешься под ногами, когда никто тебя не звал?
Пока он говорил, она медленно шла вперед, не отводя взгляда от того, что лежало у его ног, прикрыв глаза ресницами, на губах снова провокационная мальчишечья улыбка.
— Хотела сама увидеть, что происходит, не сердись… Никто не видел, как я сюда шла.
— Димитриоса по дороге не видела?
Она мотнула головой, пальцем пошевелила разбитую коробку. Грудь ее приподнималась и опадала, как от возбуждения.
Он спросил резко:
— Никаких признаков?
— Нет.
Мужчина со злобой бросил лопату на камни.
— Тогда к какому лешему его занесло? Я шел поверху, это короче, если знаешь дорогу, и если ты его тоже не видела…
— Я тоже шла поверху. Как, по-твоему, я узнала куда идти? Подождала тебя и пошла по пятам.
— Умная, да? Значит, он пошел вниз искать меня. Козел, прыгает, как фасоль на сковородке, и толку от него примерно столько же. А ты… должна была держаться подальше, пока я за тобой не пришел. Сказано, что нечего тут делать…
Она засмеялась.
— А может, я тебе не доверяю, Ангелос. Может, ты бы за мной не пришел.
Он тоже засмеялся:
— Может быть.
— Ну и я хотела увидеть это, а не болтаться без дела целый день. Этот проклятый джип все равно, как динамит.
— Почему? В нем пусто и чисто.
— Да, но…
— Поставила его, где я сказал?
— Да, конечно. А почему ты решил сделать это днем? Ты чокнутый?
— Знаю, что делаю. Луны почти не видно, ночные дороги этой страны, да еще на муле — убийство, а освещать окрестности я не собираюсь. Да и никого здесь нет, без хлопот все довезем, если ты сделала все как надо, а мой хладнокровный кузен появится вовремя, чтобы помочь.
Дыхание ее уже успокоилось, вернулось обычное состояние духа. Она выпрямилась и бросила на него один из своих коронных взглядов:
— А я тоже могу помочь… Ты теперь меня не прогонишь? Ты не думаешь, мой Ангелос, что мог бы и притвориться, что рад меня видеть?
Она подошла близко к нему, он притянул ее к себе и поцеловал одновременно небрежно и похотливо. Она прижалась к нему тонким телом, руки перебирали тугие кудри на его затылке.
Я отодвинулась поглубже.
— Ее любовник — Ангелос! Факты переформировались в моей голове по-новому. И дрались, значит, мы с ним, и так легко она согласилась, что это Димитриос…
Ангелос отпихнул девушку не слишком нежно.
— Ты отлично знаешь, что не должна была приходить сюда. В моих играх нет места для детских нервишек.
Она закурила:
— Это не нервы, это — любопытство. Я имею право знать, что происходит. Что, мало для тебя сделала? Без меня у тебя не было бы джипа, я достала инструменты и мула, я шпионила за англичанином и его нескладной девкой… А ты и всего-то вышел из тумана, побыл со мной полчаса, командуешь и думаешь, что я буду слушаться! Запросто мог поставить меня в безвыходное положение вчера ночью, и ни слова не сказал!
Он продолжал работать ломом, почти не обращая внимания на ее лепет, своротил огромный обломок скалы, который прикрывал несколько ящиков. Грязь и маленькие камушки дождем посыпались на пол.
— Что ты имеешь в виду?
— Прекрасно знаешь! Когда ты ко мне пришел вчера, ты сказал, что не видел Нигеля…
— Нигеля?
— Ну этого английского художника, я говорила. А он в понедельник вечером намекал, что станет богатым и известным, и напился. Когда все ушли, я с ним еще поддала и пошла погулять. Я говорила? — Мужчина продолжал работать, она смотрела на него сквозь сигаретный дым. — И стало ясно, что он отыскал что-то на горе. Ты говорил, что подождешь его и посмотришь, что это!
— Ну и что, не понадобилось, твои английские друзья нам все показали.
— И вход в пещеру?
— Если бы они знали, где он, мы бы сюда и не подошли, все заполнили бы войска на много километров…
Она нетерпеливо шевельнулась.
— Да я не про то. Конечно, они ее не нашли, а то бы не уехали сегодня в Левадию. Но ты что-то слишком быстро все нашел. Димитриос сказал мне, что ты нашел место и работаешь там, пока он вернулся кое с чем разобраться.
Он отложил лом и отгребал обломки лопатой.
— Когда Стефанос продемонстрировал место, где я сломал Михаэлю шею, я сам все понял, горы изменились, но узнать можно. Когда я отослал Димитриоса, сразу нашел вход.
— Ты мне это говорил вчера! — Ее сигарета не висела на губе, как обычно, она курила резкими, нервными движениями. Она сказала, и это прозвучало, как обвинение. — Но ни слова ни сказал про мальчишку!
Он выпрямился и уставился на нее, наклонив голову, как бык, улыбка как всегда сохранялась на его губах. Он сказал грубо:
— Ну продолжай. О чем это ты? Какого черта я должен о нем трепаться?
