По совету Джамшеда он сел на бронетранспортер. Место рядом занял разведчик.
— Мы сейчас хотим посмотреть мраморный завод, — произнес он, — пойдешь?
Журналисту было уже все равно. Приключения так приключения!
Машины тронулись.
Неожиданно дурное предчувствие неприятно защекотало нервы. Ветров постарался заглушить его какой-нибудь приятной мыслью, но не получилось.
Бэтээр буквально летел по дороге. А горы стояли с двух сторон. За каждым поворотом — прекрасное место для засады. Вдруг Андрей понял, что шутки кончились. Теперь все было по-настоящему. Как у взрослых. В любой момент можно было попасть в такую переделку, что мало не покажется. От этой мысли он весь сжался и только крепче вцепился в автомат.
У полуразрушенного забора машины остановились. Капитан соскочил с брони. Ветров за ним. Еще несколько солдат спешилось следом. Разведчик коротко проинструктировал их и разбил на группы. Бойцы разошлись.
— Нам надо найти схроны, где боевики прятали оружие, — объяснил журналисту разведчик, — или какие-нибудь документы. Кстати, здесь могут быть мины.
От этих слов ноги Ветрова потяжелели. Желание куда-то идти пропало. Но разворачиваться было поздно.
Андрей шел медленно. Взгляд его скользил по траве, стараясь заметить растяжку. А капитан уверенно двигался вперед. Казалось, ему было все равно.
Они обошли вокруг производственного корпуса. Заглянули в разбитые вагончики, пнули пустой казан, валявшийся на земле, и зашли в цех. Внутри цеха разделились.
Капитан пошел в сторону канцелярии, а Ветров остановился возле груды обработанного мрамора. Впечатления захлестнули его. Казалось, что все происходило с кем-то другим, а он это лишь созерцал.
* * *
«Как это мне знакомо», — сквозь сон (или бред?) заметил Неизвестный.
* * *
Здесь был совсем другой мир, далекий от повседневной суеты, переполненных улиц, автомобильного шума. Здесь все было по-другому. Хорошо и в то же время страшно.
Жуткий грохот заставил Андрея упасть. Откуда-то сверху посыпались камни, штукатурка, кусочки мрамора. Он не успел даже испугаться, лишь крепче прижался к земле. Где-то рядом раздался стон. Истекающий кровью капитан-разведчик лежал в другом конце цеха. Двое солдат появились в дверях и, увидев раненого, бросились к нему.
Ветрову стало жутко. Рядом, в каких-то десяти метрах, лежал человек, который пять минут назад разговаривал с ним. А теперь на него нельзя было смотреть без содрогания.
— Товарищ лейтенант, — обратился к Андрею один из солдат, — он зовет вас.
— Что? — Журналист сглотнул слюну.
— Он зовет вас. Подойдите, пожалуйста.
Андрей был человеком, в принципе, впечатлительным. Всегда старался отворачиваться от подобных зрелищ. Но сейчас отказаться было невозможно. Он усилием воли заставил себя подойти к умирающему. Взрывом противопехотной мины тому оторвало ногу, осколками распороло живот.
— Черт… по-глупому попал… — прошептал капитан. — Наклонись.
Андрей с трудом, но выполнил его просьбу.
— Сними с меня сумку, — произнес разведчик.
Солдат, державший раненого, услышал слова и взял в руки залитый кровью офицерский планшет. Затем, перекинув ремни через голову умиравшего, снял его. Ветров весь дрожал, когда принимал из рук солдата сумку.
— В сумке важные документы, — прошептал капитан, судорожно хватая ртом воздух. — Обязательно… передай их подполковнику… Захарчонку… в разведотделе… в Душанбе…
— Хорошо, все будет в порядке, — пообещал Андрей.
В цех забежало несколько солдат. На плече у одного из них висела рация. Не дожидаясь команды, он связался с заставой.
Другие воины начали оказывать посильную помощь капитану. Распоряжался всем рослый сержант-контрактник.
В целом мире теперь никто не мог ничем помочь разведчику. На пост Хумраги отвезли мертвое тело.
Ветров вернулся в Душанбе на следующее утро. На работу не пошел. Не было сил. Проспал часов пятнадцать кряду. Ему снились выстрелы и взрывы. Он куда-то убегал, но пули постоянно свистели рядом. Андрей просыпался от страха, потом опять засыпал.
В середине ночи сон пропал. Пришли свежесть и бодрость. Только что с ними делать в три часа ночи?
Чтобы чем-то себя занять, Андрей сел за письменный стол, настрочил репортаж. Перечитал. Перечеркал. Вновь что-то написал. Но и это его не устроило. «Полное говно», — подумал он, пробегая глазами написанное. Однако рвать не стал. Решил: передам, а там будь что будет.
До рассвета оставалось еще несколько часов.
Сумка разведчика лежала в прихожей на полке и постоянно притягивала взгляды. Ветров, конечно, не любил рыться в чужих вещах. Попросили передать — значит передаст из рук в руки. Что там внутри, его не касалось.
Но время тянулось как резина.
А любопытство распирало.
«В конце концов, я же журналист!» — сказал Андрей сам себе и полез-таки в сумку разведчика.
Внутри лежали: видеокассета, фотографии, какие-то документы. Ветров включил видеомагнитофон и вставил кассету.
Сначала трое бородатых мужчин насиловали девочку. Надругавшись над ней, они отрезали ей голову. Затем отрезали голову какому-то солдату (много позже Андрей узнал, что это была казнь Родиона Ильина).
Жестокие сцены закончились.
Теперь телевизор показывал людей, сидевших на полу на расстеленном ковре. По всей видимости, это была большая комната памирского дома (Андрей бывал в таких).
Камера прошлась по угощению: плов, вареное мясо, шашлык. На одном из почетных мест — во главе стола — сидел генерал Толочко. Рядом с ним — бородатый боевик с широкими плечами. Генерал был в форме. Боевик — в спортивном адидасовском костюме. Разговаривали только они. Остальные почтительно молчали.
— Подумай, Усмон, — обратился генерал к боевику, — ты не хуже меня знаешь, зачем здесь пограничники. Россия никогда не была врагом Таджикистана. Она не вмешивается во внутренние дела. Разве не так?
…Секунда глубокомысленного молчания…
— Но есть и внешние угрозы, — продолжал генерал, — нельзя допустить, чтобы кто-то другой решал за таджикский народ, как ему жить. Вы хозяева этой земли: памирцы, кулябцы…
При слове «кулябцы» боевик поморщился…
— …ленинабадцы… — Толочко плавно покачивал рукой, протянутой будто для рукопожатия, — только решить это надо мирным способом. Договориться. Война лишь приносит горе в дома, но она никогда ничего не решает… Россия хочет только одного: чтобы на таджикской земле был мир…
Генерал говорил проникновенно:
— Подумай, Усмон…
«Так это генерал Усмон», — отметил Ветров (Толочко он знал в лицо — видел на пресс-конференциях).
— Взвесь все «за» и «против», — молвил российский генерал, — спроси свое сердце и скажи, нужны ли здесь пограничные войска России?
На экране промелькнули сосредоточенные лица боевиков с блестевшими от жира губами.
— Нужны, — насупив брови, как школьник, старающийся казаться взрослым, произнес Усмон.
— Нужны, нужны, — важно закивали другие боевики.
Камера еще раз обвела комнату. Среди боевиков сидели безбородые мужчины вполне славянской национальности в камуфляжах. Один из них показался Андрею знакомым.
«Где я его мог видеть?» Он напряг память, всматриваясь в незнакомца. Короткие щетинистые волосы покрывали затылок, на голове чернел прямоугольник зарождающегося зачеса. Лицо было будто обтесано стамеской. «Да нет, похож на кого-то. Только на кого? Наваждение какое-то».
— Все, — «знакомый» скрестил руки перед объективом камеры. — Вырубай.
Изображение пошло куда-то в сторону, будто снимающий опускал камеру с плеча. Потом картинка мигнула и сменилась.
По-прежнему на ней была та же комната и та же компания. Только было видно, что прошло некоторое время. Люди размякли. Многие лежали, откинувшись на большие красные подушки. На столе рядом с чайниками появились бутылки.
— Усмон, почему ты пьешь водку, ведь Аллах не позволяет? — сказал Толочко, и все сдержанно улыбнулись.
— Вах, вы неверные, от вас Аллах отворачивается, — ответил Усмон. — А раз от вас отворачивается, то и меня не видит…
Бородачи рассмеялись.
Человек в камуфляже вдруг передал Толочко какой-то брикет. Генерал тут же отдал его Усмону.
— Возьми, здесь то, что ты просил.
— Спасибо, — боевик взял брикет и положил под себя, под подушку.
Андрей несколько раз прокрутил это место, стараясь рассмотреть, что же это за брикет. Деньги? Наркотики? Непонятно. Обернут тряпочкой. Один ее конец чуть отогнут, но что там — не видно.
Видик вновь прожужжал, перематывая кассету назад, потом щелкнул, включаясь…
Ну-ка, ну-ка…