Тереза, ставившая на стол рядом с отцом рюмку анисового ликера, подскочила при вторжении Серджо.
— Тише! — сказала она, обернувшись. — Салями, место!
Однако фокстерьер бросился навстречу младшему Маналезе, и тот, поймав его на лету, прижал к себе. Сальваторе, сидевший перед телевизором, не пошевельнулся. Расположившаяся рядом с ним Жанна обернулась и улыбнулась Серджо. Тот спустил песика на пол. Салями залаял, и движение плеч отца показало, что он недоволен. Глава семьи не любил, чтобы ему мешали, когда он смотрит телевизор. Особенно если показывали вестерн, как на этот раз. Он любил перестрелки, горы трупов, победоносных шерифов. Он находил справедливым, что преступников в конце концов разрезали на куски, линчевали, сжигали или как-нибудь иначе отправляли в ад. Он любил счастливые финалы, когда герою достается поцелуй, а бандиту — пеньковый галстук.
Тереза подошла к младшему брату, чтобы немного унять его, и вопросительно поглядела на него. Тот подмигнул и вздохнул, следя за спиной отца:
— Я решил переночевать здесь. В Париже слишком жарко.
— Ты хочешь сказать, что собираешься переспать с официанткой из «Четырех лип»!
Серджо ущипнул ее руку, пропустил Альдо, вошедшего с отверткой в руках, и спросил:
— Чего бы поесть? Я голоден.
Отцовские плечи в кресле медленно, угрожающе поднялись. Тереза набросилась на брата:
— Тише… Не говори еще о еде. Сейчас только шесть часов.
Серджо погладил Салями. Довольный песик уселся у ног старика, губы которого уже кривились, предвещая окрик. Сесилия, оккупировавшая колени дела, положив под голову медведя, присланного Фрэнки Витторио, тихонько забормотала. Она уже спала, но внезапный приход дяди ее разбудил. Она подняла веки и забормотала сильнее. Сальваторе ласково погладил внучку по голове.
— Спи, моя крошка, — сказал он. — Спи.
Но девочка высунула носик из-под куртки, где свила себе гнездышко, и уставилась в телевизор. И тут же закричала:
— О! Совсем как тетя Жанну и мсье Муш на кровати в сарае!
Кровь бросилась в лицо старика. Нахмурившись, он внимательно посмотрел на то, что вызвало восклицание девочки. Другие последовали его примеру. Жанна побледнела как полотно. На экране пара любовников только что забралась в койку, и герой, не сняв сапог и патронташа, целовал свою красотку. Смуглые лица всех Маналезе побледнели. Ошеломленная Тереза набросилась на дочь:
— Что ты плетешь, дурочка?
Но девочка, обиженная тем, что ее заподозрили во лжи, упорно показывала пальцем на экран:
— Да, тетя Жанну делала вот так! Когда мсье Муш искал ее кольцо!
Тереза попыталась взять девочку у деда.
— Я тебя отшлепаю, чтоб ты не врала!
Но отец отстранил ее, а еще более обиженная Сесилия продолжала настаивать тоном, не оставлявшим сомнений:
— Да, да, они были в сарае и искали кольцо!
Старик поднял ее на вытянутых руках и нежно, успокаивающе сказал, как если бы все это не имело значения:
— Тетя Жанну и мсье были в сарае? Искали кольцо на кровати? Так это было, моя маленькая?
Малышка обняла шею деда и прошептала:
— Тетя даже обещала мне новое платье, если я ничего не скажу. Она боялась, что ее станут ругать из-за кольца…
Сицилийцы окаменели. Во внезапно наступившей тишине раздался короткий звук, похожий на выстрел. Это Альдо резким движением сломал ручку отвертки. Жанна, теряя самообладание, отскочила и попыталась защититься:
— Она просто сошла с ума! Что она выдумывает?!
Она остановилась. Все глаза были устремлены на нее, и она вся похолодела от того, что прочла в них. Особенно в глазах старика. Они источали жестокость сильнее, чем глаза Альдо.
— Но вы же не можете верить ребенку!
Старик отдал девочку матери и кивком головы указал ей на дверь. Он подождал, пока они выйдут, и властной рукой отстранил Альдо, надвигавшегося на жену с обломком отвертки в кулаке. Тот так привык к повиновению, что замер, дрожа и согнувшись, как будто готовый к прыжку.
— Серджо, вызови Нью-Йорк. Фрэнки Витторио, ЮН 37–894, — коротко приказал старик.
И пока юноша выполнял приказ отца, тот сказал, обращаясь ко всем:
— Мерзавец! Он посмел!.. Под моим кровом!.. И она… жена Маналезе…
Жанна сделала шаг к главе клана, но на нее даже не взглянули. Сальваторе смотрел на экран. Вестерн заканчивался наградой герою, как того требовала любимая традиция.
— Негодяи! — пробормотал он сквозь зубы. — Здесь, в моем доме!..
Сомнений у него не было. Сесилия не могла это выдумать. Он слишком хорошо ее знал. К тому же она только что проснулась, и это была спонтанная реакция на увиденное в фильме. Подонки! Альдо, по-прежнему дрожавший от с трудом сдерживаемого гнева, решился спросить:
— Что ты собираешься делать?
Старик не ответил. Он твердой рукой зажег одну из своих уродливых сигар и приказал Серджо, уже заказавшему разговор с Нью-Йорком:
— Позвони домой. Пока ничего не говори матери. Когда вернется Луи, пусть она велит ему ехать сюда и сама едет с ним. Это дело надо уладить в семье. Тереза с дочкой завтра вернется в Париж, девочке не следует здесь быть.
Все молча ждали. Даже Тереза, возвратившаяся из парка, откуда доносились радостные крики Сесилии и бешеный лай Салями. И все, кроме старика, совершенно не замечавшего Жанну, бросали на нее испепеляющие взгляды. Несмотря на свою склонность к риску и болезненное пристрастие к опасности, жена Альдо была охвачена страхом. Она понимала, что все они заодно, что никто, даже Тереза, не станет на ее сторону. Старику достаточно пошевелить пальцем, и за ее жизнь нельзя будет дать и гроша. Она, француженка, осмелилась обмануть Маналезе! Их охватила такая ненависть, такая жажда мщения, что даже воздух в комнате, казалось, наполнился бушующей в них вендеттой. У Жанны подкосились ноги, и она упала в кресло. У нее не было сил разубеждать их. Их жестокие глаза, в которых она читала свое будущее, бросали ее то в жар, то в холод… Даже Серджо, всегда такой добрый, которого она считала просто гулякой, думающим только о девочках… Даже он… Она сжалась в комочек, чтобы согреться. Если бы можно было хоть заорать, чтобы унять свой страх! Но это было бы еще хуже. Ведь эти люди, с их цивилизованными манерами, в сущности, оставались дикарями… Может быть, если она будет все отрицать до конца, старик ей поверит? Ведь слова девочки еще не доказательство. Если она не признается, у нее еще будет шанс выпутаться из этой истории. Но что задумал старый дьявол? Она поняла это, как только их соединили с Нью-Йорком, потому что знала их сицилийский жаргон. Попросив дворецкого позвать к телефону Фрэнки Витторио, Серджо передал трубку отцу, который сразу приступил к делу:
— Фрэнки, я насчет посылки. Кое-что изменилось. Не отправляй ее в Веракрус. Она срочно нужна мне здесь. Меня обманули. Подло обманули.
Он внимательно слушал, потом прервал:
— Нет, сам ничего не делай. Пришли ее мне. Это дело чести. Как? Завтра? Да, это возможно. Ты говоришь, что самолет «Эр Франс» прилетает в Орли в 5 часов? О'кей, Фрэнки.
Сигара дымилась в губах Сальваторе.
— Да, дело чести. Я рассчитываю на тебя, Фрэнки. Заранее благодарю. Чао!
Старик отдал трубку Серджо и медленно встал. Не удостоив невестку взглядом, он объяснил:
— Завтра Муш будет здесь.
— Ты думаешь, он рискнет вернуться? — вмешался Альдо.
Отец повернулся к нему.
— При прилете полицейские обращают мало внимания на паспорта. Опасаться следует только таможенников. А у Муша ничего не будет, только саквояж…
Он затянулся сигарой и выпустил желтоватый дым.
— Не забывай, что полицейские думают, будто он скрывается все это время где-то во Франции. Им и в голову не придет, что он успел уже улететь, а теперь возвращается по доброй воле.
Старик усмехнулся, отмахиваясь от Дыма.
— Впрочем, не совсем по доброй воле…
Он обвел детей взглядом серых глаз.
— Здесь он заговорит. И расскажет нам, что он делал с твоей женой в сарае, Альдо.
Все снова угрожающе посмотрели на Жанну. Та встала, прижав руки к горлу. Она знала, что ждет ее и Муша. Их заставят все выложить. Любыми средствами. Если бы только Муш не приехал, если бы ему удалось бежать…
Она попыталась привлечь внимание Сальваторе, игнорировавшего ее еще более, чем раньше:
— Я вас уверяю…
— Альдо, — прервал старик, поворачиваясь к ней спиной. — Пусть она уйдет в свою комнату.
Альдо сделал шаг вперед. В его руке был все еще зажат обломок отвертки, опасный, как кинжал.
— Ты слышала? — сказал он жене сдавленным от ярости голосом.
— Но, Альдо… — пролепетала Жанна.
Старик резко обернулся. Его рука с силой рассекла воздух. Пощечины сбили Жанну с ног, и, падая, она увлекла за собой стол и стаканы. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Потом она медленно поднялась. Никто не помог ей. Все бесстрастно смотрели на нее, а старик вышел в парк, где Сесилия встретила его криком:
