– Ничего себе! – сказал Игорь.
– Да, так и было. С тех пор там иногда зимними ночами видят призрак этого поезда. Он подъезжает к платформе, но в него никто не садится. Поезд постоит-постоит немного, да и едет себе дальше со всеми своими мертвяками. Немало народа от этого сделались седыми. Слава богу, что это случилось на другой линии.
Поезд вдруг остановился, и стало тихо. Вокруг была кромешная темнота.
– Ну вот, сквозняк пропал, – сказал, понизив голос, сосед. – Когда наверху тихо, то и внизу затишье.
– Просьба соблюдать спокойствие! – громко сказал в рупор капитан. – Поезд остановился по техническим причинам. Скоро движение будет возобновлено.
– Ага, скоро, – зашептал сосед, – бывает, и по два часа стоят.
Все происходящее стало напоминать Игорю лодку Харона и переправу через Стикс. Он прогнал от себя эти мысли усилием воли, но холод прогнать было невозможно. Он изрядно замерз от сквозняка и теперь зябко поеживался и потирал себя руками. Сосед заметил это, порылся в пакете, стоящем у него между ног, и протянул большую женскую кофту, похожую на пальто.
– Вот, наденьте пока, – сказал он. – Встречал жену с работы, а она не пришла.
– Почему? – заинтересовался Игорь, накидывая кофту поверх пиджака.
– Отправилась к другому мужу.
– Какому другому? А сколько их у нее?
– Трое, вместе со мной.
– И вы так спокойно об этом говорите?
– А чего волноваться? У меня тоже три жены, включая ее.
«Ничего себе у них порядки в брачном деле, – подумал Игорь. – Впрочем, Татьяна тоже об этом говорила».
Игоря осенила догадка.
– Постойте-ка, а у ваших жен по скольку мужей?
– По три.
– А у их мужей по скольку жен?
– По три.
– И так далее?
– Ну да.
– Значит, ваши браки похожи по структуре на молекулы? Или нет, на кристаллическую решетку?
– Я бы сказал на решетку.
– Но тогда, если смотреть широко, все общество получается – большая семья?
Тот пожал плечами.
– Выходит, так. Помните, раньше говорили: «Крепка семья – крепка держава»? Сейчас держава спаяна множественными браками и крепка как никогда.
– Это хорошо, – сказал Игорь, хотя идея тройственных браков ему была не очень по душе. – А вы знаете остальных мужей своих жен?
– Нет. А зачем? Это не обязательно. Достаточно знать, что они есть. Это придает нашим отношениям пикантности.
– Чем же тогда ваши браки отличаются от групповухи?
– Как чем? Тем, что мы не собираемся вместе. А если подумать – чем уж так плоха групповуха? Признайтесь, разве вам никогда не хотелось в ней поучаствовать?
– Хотелось иногда.
– А вы участвовали?
– А вы?
Сосед не успел ответить, потому что поезд прибыл на следующую станцию. Капитан нажал на тормоза, матросы свернули паруса. «Рассказать кому – ни за что не поверят», – подумал Игорь. Он заметил, что и сквозняк разом исчез. Стало тихо, только летучие мыши попискивали в густом мраке под сводами станции. Внезапно одна из них спикировала вниз и попыталась выхватить яркую заколку из прически женщины, ожидавшей поезда на платформе. Та взвизгнула и отмахнулась, ударив ладонью по уже отлетающей мыши, из-за чего мерзкая тварь запуталась в густых волосах и стала судорожно биться, беспорядочно взмахивая крыльями. Визг несчастной тетки стал непрерывным. Один из мужчин снял пиджак, накинул ей на голову и зажал в нем мышь, а потом медленно отвел в сторону. Женщина перестала визжать. Несколько прядей волос, которые мышь так и не отпустила, пришлось вырвать. Вытряхнутая из пиджака тварь, таща за собой волосы, улетела под своды станции. Женщина провела рукой по испоганенной прическе и с отвращением понюхала ладонь.
Пассажиров на их телеге прибавилось. Сидячих мест хватило не всем, и некоторым пришлось стоять, держась за веревки от мачты. Вскоре после того, как закончилась посадка, опять появился сквозняк, и колымага тронулась в путь.
– Как-то удивительно вовремя он появляется, – заметил Игорь.
– Кто?
– Сквозняк.
– Так его дают по графику – поднимают и опускают заслонки. Все поезда движутся в едином ритме.
– Но ведь все перегоны разной длины. Получается, одни успевают прибыть на станцию, а другие – нет.
– Вот это и называется остановкой по техническим причинам. Они бывают двух видов – когда опускают заслонки работники метрополитена или когда наверху пропадает всякое движение воздуха.
– А почему не работают некоторые ветки метро?
– Нерентабельны. Эксплуатация подвижного состава не окупается. Кстати, вы в курсе, что метро состоит из двух частей?
– Нет.
– Его разделили вскоре после того, как пропало электричество. Использовали схему Чубайса – был в прошлом веке такой деятель – он первый ее придумал и осуществил при реформе электроэнергетики, которой больше нет. Одна часть метро осталась государственной. К ней отошла вся инфраструктура. А поезда стали частными. Наш поезд, например, является собственностью нашего капитана. Он платит метрополитену арендную плату за пользование путями, сквозняком и так далее.
Игорь удивился, что и через сто лет помнят имя Чубайса.
– Так, и что из этого? – спросил он.
– Эксплуатация поездов оправдывает себя не на всех участках, и там, где капитаны не отбивают аренду, они просто не хотят ездить, вот и все.
Игорь припомнил, что и в его время были явно нерентабельные станции, построенные в безлюдных местах среди лесов и болот или же в ста метрах друг от друга. Например, станция «Битцевский парк». На обозримом расстоянии от нее стояли всего три дома, дальше начинался лесопарк, а ее отгрохали с двумя выходами на одной-единственной в том месте улице, один из которых тут же и закрыли за ненадобностью. Странное впечатление производили станции «Парк Победы» и «Аннино». Непонятно также было, зачем нужна станция «Сретенский бульвар» в ста метрах от станции «Чистые пруды». Теперь время и сквозняки расставили все по своим местам.
– А где они не отбивают аренду?
– В районах, населенных выходцами из южных стран, так называемыми новыми москвичами. Они живут замкнуто, в центр не ездят, метро не пользуются.
– А почему они не ездят в центр?
– А что им там делать? На приличную работу их не возьмут, потому что они ничего не умеют, да и язык знают плохо. В дорогие магазины им идти не с чем. Вот и сидят у себя, варятся в собственном соку.
– Откуда же взялись эти районы?
– Вы не в курсе?
– Нет.
– Видно, вы приехали из очень глухой провинции.
– Есть немного, – согласился Игорь.
– Они образовались из гастарбайтеров. Гаста, лимита – их по-разному называют.
– Но откуда взялись в таком количестве гастарбайтеры?
– О, это целая эпопея. Вы знакомы с историей Москвы? Хотя бы в общих чертах?
– Смотря за какой период.
– Лет сто с лишним назад.
– Так, читал кое-что.
– Ну так вот, как раз тогда стали особенно остро ощущаться трудности в движении транспорта по Москве. Радиальная система улиц, когда все дороги сходятся в одну точку в центре, не может пропускать очень большие транспортные потоки. А в то время стало быстро увеличиваться количество легковых автомобилей. Нефть росла в цене, мы ее продавали, граждане богатели и покупали машины. Говорили, что нефти еще много, но я думаю, что это были первые признаки ее истощения.
Так вот, к две тысячи двадцатому году дороги в Москве оказались забиты многокилометровыми пробками, которые не рассасывались даже ночью. У властей было два выхода – строить «воздушные» дороги на высоких опорах над домами, которые тут же испортили бы облик города, или попытаться решить саму проблему в корне.
– И что же они выбрали?
– Второе.
– То есть?
– Выровнять улицы.
– Как это «выровнять»? – удивился Игорь.
– Сделать их параллельными и перпендикулярными, как, например, в Нью-Йорке.
– Да ну?
– Да. Разделили город по вертикали и начали с правой стороны. Дмитровское шоссе решили не трогать. Проспект Мира до Ярославского шоссе тоже, а дальше прорубить новую улицу строго на север.
– Что значит «прорубить»?
– Ну проложить, какая разница? Суть-то одна.
– А если на пути дома?
– Что-то снести, что-то передвинуть. К тому времени техника уже это позволяла.
– А что делать с Ярославским шоссе?
– Застроить новыми домами. Оно уже не вписывалось в изменившуюся транспортную концепцию.
– Как все легко у них получалось, – заметил Игорь.
– Когда есть деньги – все легко, – согласился сосед. – А деньги тогда, повторяю, были шальные. И казалось, что они никогда не кончатся. Подсчитали, что выпрямление улиц даст возможность увеличить валовой внутренний продукт Москвы на тридцать процентов и привлечет в город в два раза больше туристов. Ну, подсчеты, как известно, дело такое – какую цель ставит считающий, такую и достигает. На деле оказалось, что эффективность в два раза меньше, а затраты в два раза больше.
– Но была все-таки эффективность?
