Эдуард Хруцкий - Приступить к ликвидации

Как он жил потом? То ли во сне, то ли в бреду. Зимой в Ленинград ездил на машинах по Ладоге. Его бомбили и обстреливали. И Климов хотел, чтобы все это увидела Кира. Увидела и поняла, что он стал мужчиной.

Он выпил портвейн, закурил новую папироску и сел, глядя на безмолвный, как языческий божок, телефонный аппарат.

Пусть она позвонит и скажет: "Я еду к тебе".

И больше ему ничего не надо.

Он ходил по комнате, повторяя всего лишь одну фразу: "Ну позвони, позвони, чего тебе стоит".

В дверь постучали. Звук гулко разнесся по даче.

"Кира", - подумал Климов и сбежал вниз.

- Кто? - срывающимся голосом спросил он.

- Соседи с поста ВНОСа, у нас дизель сломался, электричества нет. Пару свечей не одолжите?

- Сейчас, сейчас, - засуетился Климов, открывая замки. Он раскрыл дверь, и из темноты шагнуло несколько человек.

- Кто?.. Зачем?..

- Уголовный розыск, Климов, вы арестованы.

ДАНИЛОВ

- Мы все знаем, Климов, и о ваших вояжах в Ленинград, и о Шаримевском, о Кире, о Лапшине. Мы знаем, что вы связник и наводчик банды.

Климов молчал, протирая платком стекла очков.

- Мы знаем, что сегодня вам позвонит Кира и вы наведете ее на квартиру.

- Может быть, лучше, что вы все знаете, - сказал спокойно Климов.

Данилов смотрел на него, понимая, что чувство страха умерло в этом человеке. И он стоит на самом краю, когда безразлична жизнь, не страшна смерть. Сейчас в нем живет только тоска-усталость.

- Где краденые вещи, Климов?

- На чердаке.

- Вас проводят туда.

Климов встал, надел очки и равнодушно, как автомат, пошел за оперативниками.

А Данилов никак не мог отделаться от мысли, что где-то уже слышал его голос.

КЛИМОВ

Вот и все. Вот и все. Конец. Теперь не будет ни его, ни Киры. А главное - сволочи Лапшина не будет.

Они поднимались на чердак. Лестница скрипела под ногами, отсчитывая шаги.

Карманные фонари осветили недостроенную крышу.

- Где? - спросил оперативник.

- Вон сундуки.

- Помоги-ка, - попросил оперативник товарища.

Они попытались сдвинуть сундук.

- Тяжелый, стерва.

Климов стоял у края крыши, внизу лежали под снегом кирпичи, которые он запас еще до войны, надеясь отделать дачу.

"Надо быть мужчиной", - сказал он про себя и головой вниз, как в морс, прыгнул в темноту.

ДАНИЛОВ

Он стоял у распростертого тела. Кровь из разбитой головы выкрасила снег в черный цвет.

Данилов смотрел на труп Климова, и тяжелое предчувствие беды захватывало его.

- Уберите. И следы закройте.

Иван Александрович поднялся наверх, где милиционеры делали опись изъятия вещей. Сел на диван. Ну что теперь делать? У трех квартир засады, здесь тоже. А если они не придут? Тогда все прахом. Тогда никому не нужны их жертвы и нервы. Никому. Потому что в работе оперативника важен только конечный результат.

Люди работали, переговариваясь шепотом, боясь попасться на глаза начальнику отдела. А он каменел лицом, ненавидя и мучаясь. И вдруг Данилов услышал внизу голос Климова. Это было как в бреду, как в дурном сне. Голос был отчетлив и весел.

- Кто?! - крикнул Данилов.

В комнату поднялся Белов.

- Я говорил, товарищ подполковник.

- Вот и хорошо, - Данилов засмеялся и смеялся долго.

А вокруг стояли ничего не понимающие сотрудники.

- Вы чего, Иван Александрович? - встревоженно спросил Муравьев.

- Игорь, - засмеялся Данилов, - у них голоса похожи, как две гильзы от нагана.

Никитин подмигнул Белову и покрутил пальцем у виска. Мол, чокнулся начальник. Точно чокнулся.

- У кого? - спросил Муравьев. - У Белова и Климова? Ну и что?

- Кира будет звонить по телефону.

Они целый час репетировали текст и просящие интонации Климова.

В качестве эксперта с поста ВНОСа был вызван опертехник, слушавший первый разговор.

Наконец после трех телефонных бесед он сказал:

- В цвет. Тебе, Белов, в театр надо поступать.

Шло время, трещали дрова в печке, телефон молчал. Он зазвонил около двенадцати.

- Алло, - протяжно пропел Белов.

- Это я.

- Кира, Кира, где ты?

- Где надо.

- Когда ты придешь ко мне?

- Дело говори, дело.

- Эти три точки отменяются.

- Почему? Мы готовы.

- Есть дело лучше.

- Какое?

- Район собрал в фонд обороны много ценностей и денег. Их повезут завтра утром. В восемь машина "эмка" должна пройти сорок второй километр. Там лес, Кира, пустой проселок, шоссе ремонтируют.

- Охрана?

- Один инвалид. Шофер наш человек, он уйдет с вами. Когда ты придешь, Кира?

- Завтра.

"Ту-ту-ту", - запела трубка.

У Данилова длинно и мучительно заболело под лопаткой, он осторожно сел на диван, старясь не дышать. Боль ворочалась в его большом и сильном теле, то затихая, то возвращаясь.

И он с грустью подумал, что еще две-три такие операции - и он вполне может отдать концы. Как быстро это пришло к нему, быстро и неожиданно. Первый приступ - в райцентре летом прошлого года, сейчас второй.

Обидно умереть в больнице. Не солдатская это смерть. А впрочем, везде обидно умирать. Смерть она и есть смерть. Дальше ничего не бывает.

- Вам плохо? - участливо спросил Белов.

- Ничего, Сережа, ничего.

Данилов встал и подошел к телефону, нужно было блокировать дорогу.

ДАНИЛОВ (утром)

Из "эмки" они вынули заднее сиденье, настелили брезент, и там разместились Никитин и Белов с автоматами. Свой автомат Данилов держал на коленях, ощущая его тревожную тяжесть.

Быков вел машину, мрачно глядел в окно.

- Ты наган в карман переложи, - посоветовал Данилов.

- Уже.

- Смотри, Быков.

- А чего смотреть, мне не впервой.

Дорога была пуста, изредка торопились куда-то полуторки с газогенераторными баками по обе стороны кабины. Данилов был спокоен, он волновался всегда накануне, перед началом операции.

Один его приятель, известный боксер, рассказывал:

- На ринг иду, еле ноги передвигаю от волнения. Как только коснусь канатов рукой - все. Спокоен. Готов драться.

Вот и он сейчас коснулся канатов рукой.

- Долго еще? - спросил сзади Никитин.

- Лежи, - буркнул Быков, - скоро.

- Так ноги затекли.

- Терпи.

Поворот. Табличка с цифрой "сорок два".

Быков свернул на проселок. Начался лес.

Санитарная машина стояла, уткнувшись носом в сугроб. Женщина-военврач бежала навстречу "эмке", размахивая руками.

Данилов передернул затвор автомата. Он подался мягко и свободно. Патрон ушел в ствол. Быков затормозил, открыл дверцу, вышел.

У поднятого капота копался человек в ватнике.

- Что у вас? - спросил Быков с деланным равнодушием.

- Товарищ шофер, раненых везем, мотор барахлит, - просяще объяснила девушка.

"А она ничего, - подумал Данилов. - Из-за такой вполне можно потерять голову".

Быков подошел к машине.

- Ценности там? - спросил человек в ватнике.

- Да.

- Где Климов?

- На даче.

- Охранник?

- Фронтовик контуженный.

- Ясно. - Шофер открыл кабину, взял автомат. - Пошли.

- Вы его сами кончайте, я не могу, утром чай вместе пили.

- Смотри.

Данилов увидел человека с автоматом. Он был в ватнике, галифе и сапогах. Даже в этой одежде Лапшин выглядел красиво и нарядно.

Они шли с Кирой к машине, девушка похлопывала пальцами по кобуре.

Быков остался у санитарной машины.

Они повернулись к нему спиной, и Быков вынул наган.

- Стой, руки вверх, - скомандовал он.

Данилов нажал на дверь и вывалился на снег с автоматом. Сзади выскочили Никитин и Белов.

Лес ожил. Из-за деревьев, охватывая машину кольцом, шли вооруженные люди.

- Я - начальник отдела борьбы с бандитизмом Московского уголовного розыска подполковник Данилов, - Иван Александрович поднял автомат, - вы арестованы.

Лапшин оглянулся, увидел людей, идущих к дороге, и бросил оружие. Никитин подошел к Кире, расстегнул кобуру, достал ТТ.

- Не для вас эта игрушка, девушка.

- Внимание, - Данилов подошел к машине, - выкидывайте стволы и ножи и выходите по одному. Принимая во внимание особую опасность вашей банды, имею указание открывать огонь на уничтожение. Считаю до трех.

- Раз!

Дверь фургона распахнулась, и на снег полетели ножи, еще один автомат, две "лимонки", пистолеты.

- Все?

- Все, - ответил чей-то голос.

- Выходи по одному.

Бандитов обыскивали, надевали наручники. Оперативники сносили оружие в подъехавший грузовик.

Данилов почувствовал смертельную усталость, протянул автомат Быкову и пошел к машине...

За его спиной что-то хлопнуло, будто открыли бутылку шампанского. Острая боль пронзила тело, он повернулся и почувствовал второй удар и боль.

Последнее, что он увидел, - маленький, почти игрушечный, браунинг в руке у Киры и падающие на него деревья.

НИКИТИН

- Сука! - закричал он и кулаком сбил женщину на снег, потом наступил на руку с браунингом.

- В рукаве прятала. - Никитин поднял оружие. - "Клемент" 4,25.

Муравьев с Беловым, располосовав кожух и разорвав гимнастерку, перевязали Данилова.