Словом, в глазах тех, кто не знал майора достаточно близко, она выглядела законченной неудачницей и ипохондриком.
И лишь немногие близкие друзья и сотрудники знали, что под маской серой невзрачной зануды скрывается человек с твердым характером и железной волей. И еще – с острым аналитическим умом.
Но главным качеством майора Ленской было ее фантастическое, непробиваемое упорство.
Над делом «Питерского душителя» Ленская работала четвертый месяц, с самой весны – именно тогда, в начале мая, когда на деревьях распускаются клейкие листочки, а возле станций метро висит стойкий запах ландышей, продаваемых бойкими старушками, понятия не имеющими о Красной книге, на детской площадке одного из питерских дворов, в красиво разрисованном домике, был обнаружен труп молодой женщины, задушенной шелковым шнурком.
Потом было еще много трупов, но – никаких следов. Преступника никто не видел, жертвы между собой никак не были связаны, даже косвенно. Даже фамилии их никогда не упоминались в общем списке.
Впрочем, один раз дело у «Питерского душителя» сорвалось. Помогла обычная апельсиновая корка. На женщину набросились в темном переулке возле черного хода ресторана. Уборщица вышла вынести мусор, и тут кто-то навалился на нее сзади, и хриплый голос проговорил:
– Не трепыхайся, ласточка, все равно не поможет…
И тут же шею ей сдавило что-то жесткое. Дыхание у несчастной уборщицы перехватило, она беспорядочно замахала руками, и тут под ноги ей попалась апельсиновая корка. Она рухнула на асфальт, увлекая за собой убийцу и с размаху врезавшись в пустой мусорный бак. Звук удара был таким громким, что его услышал сторож и выглянул из двери. И увидел только валявшуюся на тротуаре уборщицу со сломанной ногой: преступник успел убежать. И снова – никаких следов, даже шнурок он успел прихватить с собой.
От несчастной жертвы удалось добиться только этой фразы – насчет ласточки. И больше ничего – ни как выглядел, ни как был одет, ни чем пахнул.
Так что каждую новую жертву Ленская воспринимала если не с радостью, то с тайной надеждой – а вдруг на этот раз повезет, и убийца оставит на месте преступления хоть что-нибудь, хоть какой-то намек на след? В самом деле, не дух же он бесплотный, не призрак Бостонского душителя, не Кентервильское привидение!
Но по всему выходило, что так оно и есть, что этот убийца – именно бесплотный дух, не оставляющий на грешной земле никаких следов. Или же следовало посмотреть правде в глаза и признать свою полную профессиональную несостоятельность. Тем более что начальство после каждой новой жертвы не то чтобы намекало, а прямо говорило, топало ногами, орало неприличные слова и выкрикивало угрозы в адрес всех подчиненных, а не только майора Ленской. И если бы не ее феноменальное упорство, Ленская давно бы опустила руки.
Так что когда в квартире задушенной старушки материализовался не то чтобы след, а малюсенький кончик следа, Ленская постаралась его ухватить покрепче.
Эксперты в Управлении пожали плечами и сказали, что найденное на подоконнике перышко несомненно птичье, но не воробьиное и не голубиное. И не из подушки – на подушки используют перья домашней птицы, а найденное перышко не куриное и не утиное. А что оно не воронье, Ленская и сама поняла. Это вселяло надежду – больше шансов на успех.
И майор Ленская отправилась в Зоологический музей, который находится на стрелке Васильевского острова при Зоологическом же институте Российской академии наук.
Вход в музей охраняла строгая старуха, на которую милицейское удостоверение не произвело никакого впечатления.
«У нас тут не частная лавочка, а институт, – твердо сказала старуха. – Солидные люди работают, профессора-академики! А вы даже не знаете, кто вам конкретно нужен. Вот выясните фамилию, имя, отчество, ученую степень и должность, позвоните заранее, договоритесь о встрече – тогда и идите себе спокойно».
Ленская не стала скандалить – она вообще не любила тратить время зря. Она купила в кассе билет в музей как обыкновенный посетитель и отправилась обозревать экспонаты. Еще на лестнице она переглянулась с чучелом любимой собаки Петра Первого по кличке Лиззи, миновала большой зал, где едва уместился скелет огромного динозавра, приветствовала двух белых медведей, которые, надо сказать, не обратили на нее никакого внимания, поскольку в своей отдельной витрине были заняты выяснением отношений.
Народу в музее было немного – будний день, и до школьных каникул еще очень далеко. Моложавая бабушка с удовольствием показывала внуку витрину с бобрами, экскурсия шумных школьников толпилась у стенда с пингвинами, парочка молодых людей с необъяснимым интересом рассматривала варанов.
Не снижая темпа, Ленская проследовала через основной зал, хотя с утра у нее отчего-то сильно ломило правое колено. Но дело-то не ждет, и она поднялась по лестнице на третий этаж, прошла мимо коллекций разноцветных наикрасивейших бабочек и, воровато оглянувшись по сторонам, открыла дверь служебного помещения. Никто ее не остановил. За дверью был обычный, довольно-таки обшарпанный коридор, по обеим его сторонам над давно не крашенными дверями висели таблички примерно такого содержания: «Отряд ластоногих, семейство тюленей ушастых, д-р б. н. Ушаков В. Е.» или: «Подотряд жвачные, семейство полорогих, д-р б. н. Зубрович Е. К.».
Сжимая в кармане пакетик с заветным перышком, Ленская понимала, что разобраться с многочисленными отрядами птиц будет трудновато – уж больно птичек много. Но она даже не представляла себе, как много их на самом деле.
Коридор с загадочными табличками тянулся в бесконечность. Мелькали названия просто знакомые, знакомые смутно и незнакомые вовсе. Нужно было на что-то решаться. Ленская сунулась в ближайший кабинет наугад, прочитав на двери надпись «Семейство лирохвостые» и пожав плечами. Ладно бы еще воробьиные какие-нибудь, а то лирохвостые, черт знает кто такие!
Кабинет был небольшой, тесно заставленный шкафами и стеллажами. За столом сидел маленький старичок самого приятного вида. Он был весь такой чистенький и аккуратненький, в тщательно отглаженном костюмчике, его розовую лысинку обрамлял легкий пушок наподобие того перышка, что лежало в кармане майора Ленской. Старичок поднял голову и улыбнулся майору.
– А вы, наверное, к… – доброжелательно начал он.
Но Ленская так устала от блуждания по коридорам, что без разрешения плюхнулась на стул и выложила перед старичком свое удостоверение, хотя по инструкции не полагалось выпускать его из рук. Старичок опасливо взял документ, повертел его перед глазами и поморщился – все равно не разобрать фамилию.
– Что вам угодно? – сухо осведомился он.
– Вы уж меня извините, – опомнилась Ленская, в носу у нее невыносимо чесалось – очевидно, в шкафах залегла вековая пыль, – но не можете ли вы меня направить в какую-нибудь лабораторию, чтобы там посмотрели это… – она протянула перышко.
И тут же чихнула от души, так что перышко взвилось в воздух. Старичок ловко поймал его и положил на ладонь.
– Зачем же в лабораторию, милочка, – заговорил он, любовно оглядывая перышко, – я и так вам скажу. Перья птиц, как известно, бывают пуховые, покровные и маховые. Это ваше перышко, безусловно, относится к пуховым, стержень у него небольшой, и за счет свободно прилегающих друг к другу маленьких бородочек такие перья являются прекрасным теплоизолятором.
– Но чье же оно, чье?! – не выдержала Ленская. – Вы можете сказать, от какой это птицы?
– Разумеется, – в глазах старичка мелькнула обида, – перышко это не так давно потеряла полярная сова.
– Сова?! – изумилась Ленская. – Но ведь совы – такие большие птицы, а это крошечное перышко…
– Пуховое, – напомнил старичок, – находится внутри, под покровными перьями. Впрочем, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать… – он выскочил из-за стола и побежал к двери, – пойдемте, милочка, пойдемте скорее!
Поднимаясь, Ленская ощутила резкую, мучительную боль в колене. «Артрит? – подумала она. – Или просто растяжение? А может, отложение солей?»
Дальше думать было некогда, потому что старичок бойко припустил по коридору. Ленская поковыляла за ним, сжав зубы и стараясь хромать незаметно. Они быстренько проскочили коридор, спустились по лестнице и оказались в большом зале второго этажа, где в просторных витринах располагались чучела всевозможных зверей.
– Вот, милочка, смотрите! – сказал старичок.
В витрине была устроена полярная ночь, темное небо освещали сполохи северного сияния. Между высоченных сугробов стояли два огромных полярных волка и скалились друг на друга. А чуть в стороне, на сухом пне, торчавшем из-под снега, сидела большая белая птица с круглой головой и серыми пятнышками на крыльях. Своими круглыми глазами сова взирала одинаково равнодушно и на волков, и на посетителей музея. Зато старичок смотрел на нее с несомненной любовью.