Юля поняла, что речь идет о Холодковой. «Вот человек, все успевает…»
– Так я тебе позвоню завтра?
– Позвони сразу Норе. Я сам заеду к ним в лабораторию и отдам ей эти смывы. Теперь все?
– Ты хороший… Спасибо.
Она попрощалась с Чайкиным и снова взглянула на пустые бутылки.
Затем позвонила к себе домой, надеясь, что Женя возьмет трубку.
– Да? – услышала она испуганный голос.
– Женя? Это я, Юля. Мне никто не звонил?
– О господи… Как же вы меня напугали. Звонили. Корнилов, я вот тут записала… Затем какой-то мужчина, который не представился. Он сказал, чтобы вы завтра в восемь утра приехали на станцию Багаевка, что в тридцати километрах от города. Он вам что-то передаст.
– Какой у него был голос?
– Плохая слышимость, я не разобрала. Но он сказал, что это очень важно и что он вам еще перезвонит.
– И это все?
– Нет. Звонил еще один мужчина, он сказал мне, думая, что разговаривает с вами, что-то вроде «привет, птичка». Наверное, какой-нибудь ваш близкий друг. Голос у него очень приятный. Я слышала его отлично.
Юля почувствовала, как ноги ее подкашиваются, а саму ее бросает в жар. Только один мужчина мог к ней так обратиться…
– Он ничего не просил мне передать?
– Просил. Я вот тут записала… – Она прочитала: – «Каштаны шумят, идет дождь»… короче, ему без вас очень грустно.
– Это все?
– Да… Правда, когда я дала ему понять, что я – это не вы, он бросил трубку. Разочаровался, наверное. Я всех в последнее время разочаровываю.
– Понятно, – сухо отозвалась Юля. – Женя, ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос: почему вы не сказали мне, что ваша подруга Ира Званцева пила?
Сначала в трубку долго молчали и дышали. Потом Холодкова сказала:
– Мы держали это в секрете. Я пыталась лечить ее, устраивала в клиники, но безрезультатно.
– И с такой женщиной общался Бобрищев? Ведь он был ее любовником!
– А она ему нравилась в таком состоянии… Ведь он же, как и все мужчины, скотина… – Она неожиданно выругалась, а Юля от омерзения содрогнулась и в сердцах швырнула трубку.
Перед тем как ехать на Ждановскую, где жила Холодкова, Юля решила разыскать крымовского «агента» Брича, бывшего уголовника, подлейшую и опаснейшую тварь, готовую за деньги услужить хоть самому дьяволу. Внешне гофмановский уродец – маленький, горбатый и вечно лохматый, с грязной головой, Брич, однако, как говорили, свои сведения получал преимущественно от женщин, которых буквально околдовывал. Говорили также, что он варит какую-то траву, от которой развязываются языки тех, у кого он собирается выведать интересующую его информацию. Никто не знал, сколько ему лет и чем он занимается, но у него по всему городу были «углы» – снятые им квартиры либо другое какое жилище, поэтому найти его было почти невозможно. Однако Крымов находил его очень просто. В самом центре города на тумбе, оклеенной афишами, он рисовал сердце, пронзенное стрелой, это означало, что Бричу надлежит позвонить в агентство. А поскольку Брич был человеком энергичным и все его пути пролегали через центр, Юле ничего не оставалось, как нарисовать сердце на тумбе прямо сейчас, ночью, и ждать, поймается Брич и на этот раз или нет. Если учесть, что помимо Крымова работодателей у него было больше чем достаточно, один шанс из ста, что он все же клюнет и позвонит в агентство, был. На это Юля и сделала расчет.
– Ты хочешь сказать, что мы всю ночь проведем в агентстве, и это вместо того, чтобы поехать к Холодковой? – недоумевала Наташа, настроенная действовать немедленно.
– Ничего не поделаешь, Брич мне очень нужен. Если у Холодковой свой бизнес, значит, существует человек, которому она отстегивает проценты. И мы должны его вычислить. К тому же Брич может знать Зою или Иру. Мало ли… Мир слухами полнится…
– Но ведь мы можем сделать по-другому! Ты поедешь к Холодковой домой, а меня отвезешь в агентство, где я буду дожидаться звонка твоего Брича.
– Ты предлагаешь оставить тебя в пустом агентстве ночью? А ты не испугаешься?
– Да ты что! Мне, наоборот, будет приятно тебе помочь. Тем более что мне совсем не хочется спать.
В это время машина притормозила возле тумбы, ярко освещенной уличным фонарем. Казалось, афиша, призывающая посетить ледовое шоу и представляющая собой почти пустой белый лист лощеной бумаги, была создана для того, чтобы на ней ярко-красным маркером было нарисовано сердце, пронзенное стрелой.
Юля обошла круглую тумбу со всех сторон и заметила еще несколько знаков («венерино зеркальце», шестиконечная звезда, цветок, рыбка и тому подобные), по большей части зачеркнутых, что могло означать уже состоявшиеся встречи Брича или кого-то другого, обитавшего в той же вселенной, что и он, являющейся, по сути, дном общества.
Абрамовская улица казалась вымершей. Даже фонари на ней были разбиты. Особняк, в котором размещалось агентство, смотрелся необитаемым. «Во времена Крымова все выглядело по-другому…»
Юля вышла из машины, поднялась на крыльцо, открыла двери и принялась везде включать свет.
– Тебе повезло, здесь тепло, – сказала она Наташе, чуть ли не на цыпочках двигающейся следом за ней. – Расслабься, ничего не бойся. Запрешься хорошенько и будешь в полной безопасности. В холодильнике есть консервы и даже бисквиты в герметической упаковке. На полке в приемной ты можешь найти кофе, чай и сахар. Чувствуй себя, как дома, но постарайся все же находиться поближе к телефону. Можешь включить телевизор и даже подремать. Но не проспи звонок…
– Ты поезжай и за меня не беспокойся. Что я должна буду сказать Бричу? И как я узнаю, что это он?
– Он сам назовется. Если спросит про Крымова, сделай вид, что не расслышала. Скажешь, что Земцова просила перезвонить ей на сотовый. Мой номер ты знаешь. Вот и все. Ну что, подружка, пожелай мне удачи…
Наташа в порыве благодарности за оказанное ей доверие бросилась Юле на шею и поцеловала ее.
«Странно, чувство страха, похоже, совсем покинуло ее», – подумала Юля уже в машине, на огромной скорости летя по ночному городу и испытывая тоже какое-то странное возбуждение.
«Итак, – рассуждала она, глядя на дрожащие на ветровом стекле или разбивающиеся о него капли и чувствуя себя защищенной в этой большой и теплой машине, уносящей ее в неизвестность, – что мы имеем на этот час? Три подруги. Одна – деловая женщина, почти гермафродит, страшная и похожая на подростка. Завистливая и злая. Змея. Авантюристка, судя по всему, любящая надевать на себя маску благотворительности. Другая – любящая жизнь женщина, художница, занимающаяся неизвестным бизнесом, доходы от которого позволяют ей чувствовать себя свободной и независимой даже от мужчины, с которым встречается. А ведь Бобрищев – тоже не бедный. И, наконец, тихая алкоголичка. Бобрищев ездит к ней, чтобы расслабиться.
Что странного в поведении подруг? Зоя устраивается в „Эдельвейс“, где варит обеды. Это абсурд. Ира пропивает все деньги, которые ей дают Холодкова и Бобрищев. Холодкова люто ненавидит Бобрищева и мечтает увидеть его за решеткой. Двух из трех подруг убили. Остригли. На одной был парик, а на другой – нет…»
Она резко затормозила, развернула машину и помчалась в другую сторону.
Понимая, что задуманное ею – сплошной риск, она все же вернулась в дом, где жила Ирина Званцева, и позвонила соседям.
Ее шаги на лестнице, звонок резко выделялись на фоне погруженного в тишину подъезда. Но вероятность быть непонятой в столь поздний час разбуженными людьми, да еще какой-то смутный страх, от которого в животе образовался словно кусок льда, все равно стоили того, что она хотела узнать.
Ей долго не открывали. Затем послышались шаркающие, медленные шаги. Дверь явно была одна, а не две, как это стало принятым в последние годы у всех россиян, поскольку слышимость была отличная. Отсутствие второй двери означало низкий материальный уровень проживающих в этой квартире людей. А с таким контингентом общаться, пусть даже и ночью, проще. Достаточно напустить на себя важный вид или просто заплатить. Откупиться за беспокойство.
– Кто там? – послышался хрипловатый женский голос.
– Извините, это из милиции. Откройте, пожалуйста. Взгляните в «глазок», это мое удостоверение… – Она чуть ли не припечатала фальшивое удостоверение к «глазку», и на свое счастье услышала, как задвигались замки, зазвенели ключи.
Дверь открылась. На пороге появилась пышнотелая дама лет шестидесяти, но молодящаяся из последних сил: розовая шелковая пижама, распираемая огромным бюстом, бигуди на круглой как шар голове, лоснящиеся от крема щеки, перламутровые хищные коготки… Из квартиры тянуло слабым запахом сигарет, ванили и какими-то прокисшими духами.
– Вы из милиции? Что случилось? – Маленькие глазки перепуганы, жирные, в креме, губы дрожат.
– Мне надо срочно поговорить с вами. Я по делу об убийстве вашей соседки, Ирины Званцевой…
