– Сказали, что им надо осмотреть труп. Я спросил, откуда им известно о трупе, а они ответили, что у них сведения из военной прокуратуры. И еще сказали: мол, что-то там такое у этого парня не в порядке было. Честно говоря, я не совсем понимаю ваши военные тонкости, но им нужно было осмотреть тело, и мне нужно было сделать то же самое. Так почему, скажите на милость, я не должен был соглашаться? Мы договорились, что они заедут за мной к одиннадцати. Они оказались людьми пунктуальными, и мы втроем отправились в морг. А что? Что-то не так?
– Олег Вячеславович, – произнес Максим, – эксперты Тим и Глазов в областном управлении УВД не работают и никогда не работали. Парфенов тихо охнул. Максим услышал, как на другом конце провода что-то упало на пол и покатилось.
– Простите, Максим Леонидович, – пробормотал собеседник. – Я тут уронил… запнулся… сейчас подниму. Одну минуточку.
– Пожалуйста, Олег Вячеславович, я подожду, – ответил Максим. Впрочем, он уже узнал все, что хотел узнать. Парфенов не стал вникать в военные тонкости. Значит, уже в семь часов вечера тридцать первого, то есть спустя три часа после обнаружения трупа, они знали об этом. Знали даже, какой эксперт работает с телом. Более того, «Тиму» была известна фамилия, которую впишут в фальшивые документы.
– Алло, – вновь возник в телефонной трубке голос Парфенова.
– Да-да, я слушаю вас, Олег Вячеславович.
– Они еще упомянули что-то о других дезертирах. Якобы их было трое или четверо. И что в сводке по области значится несколько похожих преступлений. В смысле убийств, но только гражданских лиц. Вроде как у следователей областного УВД имелись основания предполагать, что все убийства совершены одним из дезертиров. Возможно, я не совсем точен в деталях, но в целом этот человек рассказал мне примерно такую историю. Хотя сейчас, похоже, это уже не имеет никакого значения. И все же, Максим Леонидович, я не могу понять, как это произошло, – встревоженно проговорил Парфенов. – У них были настоящие документы. Понимаете, настоящие. Я очень хорошо смотрел. «Ладно, в конце концов, он ведь медицинский эксперт, а не технический, – подумал Максим. – И потом подделки встречаются такие, что даже очень опытный специалист без высокоточной аппаратуры не в состоянии отличить их от подлинников. Но стоят такие «произведения искусства» огромных денег. По всему выходит, люди заплатили колоссальную сумму только ради того, чтобы похитить изуродованный труп солдата. Ну и его одежду, разумеется. А может быть, дело как раз в этом? В одежде?»
– Ладно, Олег Вячеславович, – оборвал излияния Парфенова Максим, – я еще подскочу днем. Хочу посмотреть протокол, фотографии, опись имущества, предварительное заключение, ну и прочие бумаги. Надеюсь, их эти двое не забрали? – Последняя фраза вырвалась у него помимо желания, сама собой. Максим тут же пожалел о сказанном, но было уже поздно. Слово не воробей.
– Вы во сколько будете, Максим Леонидович? – сухо осведомился Парфенов.
– Часам к пяти, может быть, в начале шестого, – ответил Максим, подумал и добавил: – Извините, Олег Вячеславович, я не хотел вас обидеть.
– Бог простит. Хорошо, я вас дождусь. Может быть, вопросы какие-то возникнут. Ну, всего доброго, – по привычке пожелал Парфенов и тут же, вздохнув, добавил: – Хотя чего уж теперь. Поздно боржомчик потреблять… М-да… Представляю себе, какой разразится скандал, когда эта нелицеприятная, прямо скажем, история дойдет до начальства. – Он поцокал языком. – Так, значит, в начале шестого? Ну, буду ждать.
– Договорились. – Максим повесил трубку.
Алексей открыл глаза. Странное это было ощущение – выбраться из кромешной темноты, открыть глаза и увидеть свет. Обычный дневной свет. Белый, словно тщательно выдержанный в хлорке шар солнца висел над заснеженной равниной, над горбатыми холмами, то и дело ныряя в туманную дымку облаков, проплывающих по небу. Алексей попробовал повертеть головой и тут же почувствовал под шеей что-то жесткое, холодное, скользкое. Ощущение собственного тела возвращалось постепенно. Сперва резкой болью прострелило шею, затем – плечи, ноющие, истерзанные. Левое пульсировало недобрым горячечным огнем. Похоже, он подхватил какую-то заразу, пока бултыхался. Затем нестерпимо заныла спина. Вокруг груди словно сжали железный обруч. Хуже всего обстояло дело с ногами. Ног он почти не чувствовал. Алексей попробовал пошевелить ступнями и… ничего. Ноги словно обрубили по самые колени. Может быть, находясь без сознания, он ударился обо что-нибудь поясницей и повредил позвоночник? Впрочем, нет. Бедра он все-таки чувствовал. А вот от коленей и ниже – нет. Алексей, поморщившись, опустил руку – отчего-то сильно ныл локоть – и с удивлением коснулся нагромождения осклизлых веток, травы и еще какой-то дряни. Пальцы отыскали более или менее надежную опору. Он не помнил, когда и каким образом выбрался на берег. Наверное, это произошло в момент краткого прояснения сознания… Благо течение здесь умерило свой бег. Алексей несколько раз сильно сжал кулаки, восстанавливая кровообращение в кистях. Пальцы ему сейчас очень понадобятся. Он сосредоточился на том, чтобы подняться на ноги. Ему уже посчастливилось выжить, побултыхавшись в ледяной воде, глупо испытывать судьбу дальше. Несмотря на неимоверно тяжелую, насквозь мокрую куртку, Алексей все-таки сумел протянуть руку, ухватился за толстую, черную от гнили ветку и попробовал перевернуться на живот. Боль, прострелившая тело от плеча до плеча, оказалась настолько сильной, что он едва не заорал. И в этот момент где-то совсем близко послышался знакомый монотонный звук. Алексей замер, боясь поверить собственным ушам. В паре километров от реки громыхала на стыках электричка. Конечно, это мог быть и товарный состав, но Алексей надеялся, что и теперь фортуна повернется к нему лицом.
– Ну же, – прошептал Алексей, – пожалуйста, остановись. Он вслушивался в стук колес и молился, чтобы поезд затормозил, остановился, а затем через пару минут пошел дальше. Это означало бы, что поезд – все-таки пригородная электричка, электричка – это люди. А люди – спасение. Стук колес начал стихать, поезд сбавлял ход. Алексей откинулся на спину и захохотал. Это был смех, в котором выплеснулось все нервное напряжение, отчаяние и боль, владевшие им несколько минут назад. Его словно окунули в теплый душ и дали теплую одежду. Вдруг захотелось запеть, и он, не раздумывая долго, загорланил, насколько позволяли севшие связки.
– На речке, на речке, на том бережочке, – выводил Алексей, чувствуя, как сердце заходится от радости. Путь к спасению был ясен. Алексей повернул голову и увидел, что все еще крепко держится за полусгнивший сук. Черная слизь налипла на пальцы, но от этого не было ни противно, ни неприятно. Алексей подтянулся, и боль возникла снова: кошмарная, обжигающая. Однако теперь он не позволил себе закричать, потому что минуту назад запинал свое отчаяние в самый дальний уголок сознания. Туда же, где, забытое и ненужное, лежало удивление. Он уже выжил. Тяжело перевалившись на бок, Алексей попробовал вытянуть перед собой левую руку. Потревоженная рана вспыхнула огнем, и на сей раз ему не удалось удержаться от стона. Но все равно это был не крик, а глухое, почти звериное рычание, вырвавшееся из горла сквозь сжатые зубы. Понятно. Он остался без левой руки. По крайней мере на время. Алексей согнул ноги в коленях. Удалось, с трудом, правда, но удалось. Мало-помалу голени тоже начали отходить. В мышцы словно загнали тысячи иголок. В ступнях появилось странное ощущение щекотки и боли одновременно. Минут через десять-пятнадцать ноги окончательно обретут чувствительность, и тогда он сможет идти. Алексей старался вовсю, напрягая мышцы, ощущая, как кровь все быстрее бежит по венам, наполняя тело своей живительной силой. Минут через десять он сел, пробормотав вслух:
– Сейчас я поднимусь. Недолго ждать осталось. Сейчас, сейчас. Подтянув обе ноги под себя, Алексей наклонился вперед, перенося центр тяжести на ступни, а затем с трудом выпрямился. Его чуть покачивало от слабости, но в целом дело обстояло куда лучше, чем можно было ожидать. Сначала, рассуждал Алексей, шагая по берегу, надо согреться. Куртка, как и комбинезон, совсем промокла, и то, что он пока не ощущал боли в легких, ни о чем еще не говорило. Вполне возможно, она появится чуть позже. Пневмония окажется не самой высокой ценой за такое купание. И хорошо бы раздобыть сухую одежду и обувь. В мокрых ему не протянуть и часа. Он покроется ледяной коркой, и уж тогда-то смерть сама придет к нему. Пошатываясь, он добрался до откоса и в течение почти пятнадцати минут, то и дело оскальзываясь и съезжая на животе вниз, карабкался к тополям, пытаясь представить себе, что же увидит, когда эта недосягаемая вершина будет наконец покорена. Впрочем, ему хотелось надеяться на лучшее. На то, что, взобравшись на склон, он увидит город с настоящими кирпичными домами. Большой город, где есть милиция, отделение ФСК и военкомат. «Стоп, – тут же оборвал себя Алексей. – Нет, в военкомат соваться нельзя. Не стоит забывать о том, что, помимо Поручика, с которым мы привели самолеты на этот забытый богом аэродром, был еще кто-то. Человек, забравшийся в кабину и вытащивший из обоих… – плавный спуск на животе вниз и еще одна попытка, -…аварийных комплектов пистолеты. Скорее всего Поручик об этом не знал. Не стал бы он сам у себя красть оружие. Зачем? Верно, незачем. Он держал бы пистолет под рукой. Просто так, на всякий случай. Предусмотрительный был мужик, хитрый. Значит, существовал кто-то еще, кто имел свободный доступ к самолетам. Но в любом случае, – думал Алексей, – здесь не обошлось без командира полка. Полетная карта подписана им. Кроме того, без приказа командующего группой самолетам просто не дали бы «добро» на взлет. Интересно, а кем был тот мужик, который объяснял им задачу в штабе? Действительно ли он относился к штабу округа? Или все это было обыкновенной липой? Нет, вряд ли. Маршрут разрабатывал кто-то, имевший точную информацию о зонах засечения ПВО, кто-то, кто мог послать на ключевые точки радиомаяки. По всему выходит, этот кто-то сидит в штабе округа. Так-то. Значит, шишка из штаба – не липа, а «партконтроль». Хотели убедиться, что все прошло гладко. «МиГи» вылетели. Да и летчиков проще убедить фигуре такого масштаба. Хотя, если бы командир полка приказал, и так полетели бы. Никуда бы не делись». Алексей, конечно, был далек от мысли, что все, абсолютно все в части в курсе того, что самолеты просто-напросто похитили. Скорее всего в комендатурах и военкоматах и слыхом не слыхивали ни о каких «МиГах», но тем не менее он не хотел рисковать. Нет, ему нужно обратиться в милицию. А еще лучше – в ФСК. Эти мысли породили в нем злость, а злость помогла сконцентрировать силы. Алексей сделал вверх по склону шаг, за ним – второй и опять почувствовал, что непреодолимая сила тянет его назад, на берег. Он в противовес ей наклонился вперед, неловко вцепился руками в основание какого-то куста-недомерка, оттолкнулся и в следующую секунду уже стоял на ухабистой, раздрызганной дороге. Прямо за дорогой, буквально в десяти шагах, красовался дом. Обычный деревянный дом с белым кирпичным фундаментом, железной крышей и коротенькой печной трубой, из которой лениво, будто нехотя, поднимался дымок. У обочины торчала уродливая колонка, затем штакетник. У штакетника, возвышаясь над ним по меньшей мере на полметра, торчали гибкие стебли малины. В глубине двора на длинной бельевой веревке полоскались простыни и пара пододеяльников. Видимо, хозяева вывесили для свежести. Алексей улыбнулся, легкомысленно не глядя под ноги, шагнул вперед и тут же упал, запнувшись за вмерзший в землю глиняный ком. Уже падая, он понял, что сейчас приземлится точнехонько на больное плечо. Алексей попытался извернуться, да не тут-то было – грохнулся так, что в глазах потемнело от боли, матернулся коротко и зло. За зеленым забором зашлась визгливым лаем собака – судя по голосу, одна из тех маленьких наглых шавок, что носятся по улицам, распугивая прохожих больше громким настырным тявканьем, чем возможностью укусить. Уперевшись здоровой рукой в землю, Алексей с трудом поднялся и потащился к забору, на котором красовалась фанерная табличка с кривоватой надписью «Злая собака». Дойдя до штакетника, Алексей буквально повис на нем, навалившись всем телом на тщедушные доски. Конура располагалась неподалеку от крыльца, а злой собакой оказалась костлявая дворняга, едва достигавшая тридцати сантиметров вместе с ушами, черненькая, с белыми пятнами на груди и хвосте. Увидев Алексея и стервенея от ощущения безопасности, четвероногая пигалица заливалась все громче. Ведущая в сени, выкрашенная в белый цвет дверь пропела скрипуче, выпуская на крыльцо колоритного старика. Алексей думал, что такие встречаются только в кино. В громадных валенках, в ватных штанах, пестрой красной рубахе, замусоленной телогрейке и шапке-ушанке. Если бы еще уши шапки торчали в разные стороны, картина была бы просто идеальной. Старик остановился на ступеньках и, прищурясь, пристально посмотрел на Алексея. Тот понял, что хозяина настораживает его внешний вид. Грязный, в мокрой куртке и странном комбинезоне, он, конечно, не был похож на участника конкурса красоты.
