помещение с отдельным ходом.
СК - это спецкомендатура. Обычная общага-пятиэтажка, но со своей спецификой. Заведение для содержания условно-досрочно освобожденных. То есть, «химиков», как их звали в народе. Осужденные ранее жулики, отбыв две трети срока в лагере и зарекомендовавшие себя с положительной стороны, направлялись в такие вот спецкомендатуры для дальнейшего отбытия своего срока, но уже в бесконвойном режиме. Они, как обычные люди работали на заводе железо-бетонных изделий. Но с 22-00 по 06-00 удошники должны были находиться под замком в своей общаге тюремного типа. С милицейской вахтой и с решетками на окнах до четвертого этажа. «Химари» получали зарплату, на работу и с работы они передвигались по городу свободно. Но за посещение питейных заведений, за самовольные отлучки, за употребление алкоголя или за какие-либо другие провинности этих ребят отправляли обратно в лагерь. Охраняли и контролировали этот спец-контингент такие же инспектора, начальники отрядов, опера, как и на обычных зонах. То есть, всё, как в других местах лишения свободы. С той лишь разницей, что сотрудники носили не зеленую, а милицейскую форму. И начальник СК №2 подчинялся начальнику Советского РОВД. Так что, одна из двух спецкомендатур нашего райотдела находилась на моей территории.
Нагаев был уже на месте и, исполняя почту, интенсивно строчил ответы на различные запросы. Судя по хмурому взгляду, настроение у напарника было неважным. Мне захотелось как-то помочь Вове, второй месяц впахивающему за троих. За себя, за Локтионова и за того парня. Тем третьим парнем как раз был я.
- Вова, сколько «палок» в этом месяце ты выставишь на раскрытие? – задал я самый болезненный вопрос своему и без того расстроенному татарскому другу. Друг нервно дернул головой и не ответил. Наверное, счел мой вопрос издевкой.
В прошлой милицейской юности я случайно набрел на залежи таких «палок». И не афишируя своего системного ноу-хау, время от времени при помощи раскопок этого «клондайка» разбавлял ими свои провальные отчетные периоды. И вот настало время делиться честно накопленным в прошлом бытии опытом.
- Сколько на твоей земле ЖЭКов и домоуправлений жилфонд обслуживают?
- Не помню. Много, – не счел нужным отрываться от писанины мой друг.
- Это плохо, что не помнишь, ну да ладно. Хочешь прямо завтра срубить месячную норму по раскрытию? – небрежным тоном поинтересовался я.
- Ты не шутишь? – было видно, что Вова очень хочет поверить в сказку.
- Не шучу. Завтра после утреннего развода пару часов потратишь и через неделю пять «палок» на раскрытие выставишь, – пообещал я другу спасение от неминуемой грядущей порки, – Ты только самый большой ЖЭК подбери, туда и пойдешь. Я бы сам с тобой на первый раз сходил, но с утра в Волжский поеду, у меня там на десять часов люди вызваны.
Весь фокус заключался в том, что к перечню статей УК, раскрытие преступлений по которым шло в зачет по линии уголовного розыска, относилась не очень громкая и почти незаметная статья за номером 196. «Подделка, изготовление или сбыт поддельных документов, штампов, печатей, бланков». Средоточием любителей слегка подправить свои трудовые книжки на предмет дат и статей увольнения, как раз и были ЖЭКи с домоуправлениями. Именно там концентрировались личности, которых за пьянку или за прогулы регулярно выгоняли с работы, в том числе и по самой нехорошей 33 статье КЗОТ.
Когда с раскрываемостью было совсем туго и угроза репрессий приобретала реальные очертания, я брал экспертную лупу и шел в отделы кадров ЖЭКов, расположенных на территории своего района. Желательно, чтобы работники этих ЖЭКов и ДУ обслуживали территорию моего участка. Но это было не критично. Там я тупо шерстил трудовые книжки всех сантехников и дворников. Чаще всего не требовалось ни лупы, ни микроскопа, чтобы заметить в них явные подчистки и исправления. После обнаружения оных, я изымал подозрительный документ актом изъятия и направлял его на исследование в экспертно-криминалистическое отделение своего райотдела. Получив в течение недели подтверждение подделки из ЭКО, я с чистой совестью выносил постановление о возбуждении уголовного дела по 196-й. С этого момента преступление считалось раскрытым, а полноценная «палка» по линии уголовного розыска была срублена.
Главным тут было не увлекаться и не вычерпывать колодец за раз, изымая всю обнаруженную «липу». Однажды сработав по-стахановски и выдав на гора рекорд, можно было стать примером для подражателей. Тотчас, из-за громкой сиюминутной славы лишившись этой спасительной жилы. Коллеги тоже не идиоты и, ринувшись по проторенной тропе, неизбежно опустошили бы все грибные и рыбные места. Об этом я предупредил Вову, настоятельно потребовав от него умеренности в борьбе за раскрываемость.
- А чего ты раньше не рассказывал про «палки» по 196-й? – после приступа воодушевления начал меня пытать напарник, – И сам чего их не выставлял?
- Я эту методу, Вова, недавно в больничке придумал, – с серьезной миной оправдался я, – Времени было много, вот я и изучал УК с УПК. Так и додумался.
Надо было спрыгивать со скользкой темы и я вернулся к насущному.
- Давай, раскладывай, что ты там, у экспертов надыбал! – потребовал я.
- Все, как обычно. Порошок, смазка и коврики, – Вова полез в шкаф.
- А кошельки? А конфетные коробки? – нетерпеливо воскликнул я, так как мне были нужны именно эти девайсы.
- Какие кошельки, какие коробки, ты чего? – недоуменно обернулся Нагаев.
Оп-па! Похоже опередил я в своих пожеланиях суровую нынешнюю действительность. Получается, что химловушек с электрическими пиропатронами пока еще нет. Но это не беда, был бы радомин, а батарейку я куплю в магазине. Пару проводков тоже найду, а замыкатель слеплю из бельевой прищепки.
- Не бери в голову, про кошельки я на больничке слышал. Там в соседней палате областной эксперт лежал, он и рассказывал, – легко успокоил я Вову.
Забрав банку с порошком радомина, я направился домой, где через час должна была состояться очередная смычка города с деревней. То есть внутренних органов и судебной системы. Которая звалась Татьяной..
