Они запаникуют, все три, он был в этом уверен. За время поездки в машине Клэр не сказала ни слова, так что для нее кассеты не будет. Но Джош мог бы поклясться, что она скрывает больше, чем все остальные.
А еще у него была предсмертная записка отца Регины, которую он нашел в кошельке женщины. Джош размышлял, отдать ли это послание мистеру Робу или попытаться найти применение получше. А потом нашел ответ: потребовать с Регины за возвращение письма сто тысяч долларов, а может быть, и больше, и сказать, что иначе он пойдет прямиком в полицию. Эта записка может снять все подозрения в убийстве Бетси с мистера Роба, Джейн и остальных выпускниц.
А ведь если Джош передаст такую улику начальнику полиции, он будет героем и порядочным гражданином. Но полиция может заинтересоваться, зачем ему понадобилось рыться в женских сумочках. У него не было достойного ответа на этот вопрос, и он надеялся, что отвечать не понадобится.
Сегодня утром мистер Роб не посылал его подвозить выпускниц. Вместо этого он раздражительным тоном велел сразу после посещения сервис-центра подогнать машину к дому, на случай, если он решит ехать в офис.
Мистеру Робу явно было неприятно, что вокруг толкутся все эти люди. «Должно быть, это не просто вызывает неприятные воспоминания, – думал Джош. – Мистер Роб наверняка знает, что он тоже под подозрением, и отчаянно пытается обелить свое имя».
Как и Джейн, Джош ухитрился заглянуть в завещание мистера Роба, лежавшее на его столе. Пауэлл оставил 10 миллионов долларов Гарварду, для финансирования стипендий достойным студентам, и 5 миллионов – Колледжу Уэверли, где он получил почетную докторскую степень и где уже была учреждена библиотека, названная в честь него и Бетси.
Элисон Шефер училась в Уэверли. Джош помнил, что она была лучшей ученицей из всех четырех девушек и поговаривала о том, чтобы поступить на медицинский факультет, но вместо этого через считаные месяцы после «Выпускного праздника» вышла замуж за Рода Кимболла.
Джош всегда гадал, почему она в тот вечер не привела Рода на праздник. «Никогда не узнаешь всех причин, – думал он. – Может быть, они тогда просто поссорились».
К Джошу подошел сотрудник сервис-центра и сказал, что машина готова. В это время Джош уже обдумал все. «Мистер Роб очень болен и поэтому перед смертью пытается распорядиться своим наследием», – решил он.
Однако, садясь в «Бентли» и уезжая прочь, Джош не мог отделаться от мысли, что у мистера Роба может быть больше причин продвигать эту передачу, чем можно подумать с первого взгляда.
Раздражение Лео Фэрли из-за госпитализации росло с каждым мгновением. Он с отвращением смотрел на иглу капельницы, воткнутую в его левую руку, и соединенную с ней бутыль жидкости, висящую у него над головой. К груди его был прилеплен датчик сердечного ритма, и когда Лео попытался подняться, в палату вбежала медсестра.
– Мистер Фэрли, вам нельзя самому выходить в туалет, только в сопровождении медсестры. Но вы можете закрыть дверь.
«Разве это не великолепно?» – с горькой иронией думал Лео, понимая, однако, что вестника за дурные вести убивать будет неправильно. Он поблагодарил медсестру и неохотно позволил ей сопроводить его до дверей туалета. В девять утра, когда пришел врач, Лео уже был готов к дискуссии.
– Понимаете, – сказал он, – я не могу исчезнуть, не позвонив дочери. Она видела меня вчера вечером, перед тем, как я приехал сюда, и я знаю, что она не хватится меня до нынешнего вечера. Ей нужно еще два дня, чтобы закончить съемки, и на нее сильно давят, требуя добиться успеха. Если мне придется сказать ей, что я в больнице, она будет страшно нервничать и, возможно, в итоге примчится сюда, вместо того чтобы заниматься передачей.
Доктор Джеймс Моррис, старый друг, был не менее упорен.
– Лео, твоя дочь будет куда сильнее нервничать, если с тобой что-нибудь случится. Я позвоню Лори, она ведь знает, что у тебя бывают перебои сердечного ритма. Я поясню ей, что сейчас твое состояние стабильно, скажу, что отпущу тебя завтра утром. Хочешь, позвоню ей до вечера, а хочешь – после. Ей и твоему внуку будет куда лучше, если ты останешься жив и здоров, а не будешь рисковать получить обширный инфаркт.
Пейджер в кармане доктора Морриса подал сигнал.
– Извини, Лео, – сказал врач, – мне нужно идти.
– Не волнуйся. Побеседуем позже.
После того как доктор Моррис ушел, Фэрли протянул руку за своим сотовым телефоном и позвонил в «Горный лагерь». Его соединили с офисом администрации, потом со старшим воспитателем, с которым он беседовал во время приезда в лагерь.
– Это назойливый дед, – представился Лео. – Просто хотел узнать, как дела у Тимми. Кошмары ему не снятся?
– Нет, – твердо заверил воспитатель. – Я спрашивал о нем за завтраком, и староста его палаты сказал, что Тимми проспал девять часов, даже не пошевельнувшись.
– Что ж, это очень хорошие новости, – успокоенно произнес Лео.
– Не нужно волноваться, мистер Фэрли. Мы хорошо заботимся о них. А как вы поживаете?
– Могло бы быть и лучше, – горько ответил Лео. – Я лежу в больнице Маунт-Синай с сердечной аритмией. Терпеть не могу это ощущение – что я не сумею оказаться рядом с Тимми в любой момент.
Лео не мог прочесть мысли воспитателя, а тот думал, что при том напряжении, в котором мистер Фэрли пребывал последние пять лет, проблемы с сердцем просто не могли не возникнуть. Однако вслух тот заверил:
– Позаботьтесь о своем здоровье, мистер Фэрли. А мы позаботимся о вашем внуке. Я обещаю.
Два часа спустя, прослушав запись этого разговора, Синеглазый с восторгом подумал: «Он сыграл мне на руку. Теперь никто не усомнится в моих словах».
Все двадцать девять лет, что она прослужила в доме Пауэлла, Джейн Новак одевалась в одном и том же стиле: черное платье с белым фартуком.
Прическа ее тоже осталась неизменной: волосы были зачесаны назад и собраны в аккуратный узел. Единственным отличием было то, что сейчас в них появились седые пряди. Джейн никогда не пользовалась макияжем и сейчас пренебрежительно отнеслась к попыткам Мэг Миллер нанести на ее лицо хотя бы немного пудры и слегка подрисовать брови.
– Мисс Новак, это нужно просто потому, что камера обезличит вас, – уговаривала Мэг.
Но Джейн стояла на своем.
– Я знаю, что у меня хорошая кожа, – заявила она, – и это благодаря тому, что я никогда не пользовалась этими дурацкими мазилками.
– Конечно, как пожелаете, – ответила Мэг.
Джейн не знала, что в этот момент визажист думала, что у экономки действительно прекрасная кожа и красивые черты лица. Если бы не сурово опущенные уголки губ и почти сердитое выражение глаз, Джейн Новак была бы очень привлекательной женщиной, думала Мэг.
Клэр была следующей из тех, кто настаивал на минимуме макияжа.
– Я никогда не красилась, – пояснила она и горько добавила: – Все равно никто и не взглянул бы на меня. Все пялились на мою мать.
Регина нервничала так явно, что Мэг изо всех сил старалась убрать мелкие капельки пота с ее лба при помощи маскирующего карандаша – на случай, если испарина выступит снова. Элисон, все время молчавшая, только пожала плечами, когда Мэг сказала:
– Мы нанесем только немного, это нужно из-за освещения.
Нина Крэйг заявила:
– Я актриса и знаю, что делают осветительные приборы. Постарайтесь сделать все возможное.
Стилист по прическам Куртни почти ничего не могла сделать, разве что уложить волосы выпускниц как можно более похоже на то, как они выглядели на фотографиях двадцатилетней давности.
Пока Лори ждала звезд передачи в комнате для отдыха, Джерри и Грейс готовились внести любые коррективы, которые Лори сочтет необходимыми.
Увеличенный снимок четырех выпускниц и Джейн, сделанный двадцать лет назад полицейским фотографом, стоял на подставке вне поля зрения камеры – чтобы с ним можно было сверяться, рассаживая женщин для интервью. Оператор, его ассистент и техник-осветитель уже расположили камеры соответствующим образом. Три девушки сидели на длинном диване, как будто им хотелось сбиться в кучку. По обе стороны от коктейльного столика перед диваном стояли два больших кресла. Джейн Новак сидела в одном из них с горестным выражением на лице, глаза ее блестели от непролитых слез. Напротив нее устроилась Клэр Боннер, вид у нее был задумчивый, без малейшего видимого признака горя.
Деловито наблюдая за деятельностью съемочной бригады, Алекс Бакли присел в кожаное кресло, где часто сиживал по вечерам мистер Роб.
– У кресла откидывается спинка и есть подставка для ног, – сообщила Джейн, обращаясь к Лори. – Он любит устроиться так, чтобы ноги были подняты. Доктор сказал ему, что это полезно для циркуляции крови.
«Прекрасная комната», – думал Алекс, одобрительно озирая обстановку. Панели красного дерева на стенах оттеняли живые краски персидского ковра. Телевизор был укреплен на стене над камином, между книжными полками. Мебель была поделена на две части: диван и кресла, куда усадили выпускниц и Джейн Новак, и второй диван и кожаное кресло-шезлонг. Раздвижная стеклянная дверь, ведущая во внутренний дворик, находилась по правую сторону от дивана, где сидели девушки. Именно эту дверь, по словам Джейн, они не заперли в ночь после «Выпускного праздника», когда выходили в патио покурить.
