– Что, человек в погонах?
– Нет. Он не имеет никакого отношения ни к правительству, ни к спецслужбам, ни к большому бизнесу. Просто частное лицо.
– Хорошо. Поехали дальше. Итак, в понедельник вы получили этот документ. Подлинник?
– Наш корреспондент видел его в подлиннике. И ему разрешили сделать с него ксерокопию.
– А что было потом?
– Мы сразу поняли, что это – бомба. Решили все-таки подстраховаться. Позвонили в штаб Прокудину. Это кандидат, играющий против Брячихина…
– Я знаю.
– Наша газета хоть и независимая, но на этих выборах мы выступаем за Прокудина… И там нам подтвердили, что такая «объективка» на Брячихина, скорей всего, по их разведданным, в природе существует. А потом наш корреспондент обратился к психологу, составлявшему этот документ. Добился с ним личной встречи. И хоть тот категорически все отрицал, по его излишне бурной реакции наш корр понял: эта бумага – подлинная. Тогда мы и решили печатать и поставили материал в ближайший номер. Сегодняшний.
Валерий Петрович покачал головой.
– Ну, я тебя удовлетворила? – усмехнулась корреспондентша.
– Не совсем, конечно. Но в общих чертах дело проясняется. Спасибо.
– Ну, вот видишь, – рассмеялась журналистка, – как хорошо, когда о делах говоришь в начале обеда. Еще куча времени остается на то, чтобы повспоминать былое.
Она подозвала официантку и заказала себе еще одну бутылочку сакэ. Первую она уже как-то незаметно выпила.
– Можно о романтическом поговорить, – продолжила она. – Помнишь, Валерочка, как мы с тобой вдвоем в Амстердам махнули?
– Помню, Леночка. Я все про нас с тобой помню.
– По-моему, твое начальство даже не заметило твоего отсутствия.
– Не знаю.
– Мой главный редактор так точно не заметил. Хорошее было время…
– Хорошее.
– Вот скажи мне, Валера: почему…
Она вдруг остановилась на полуфразе.
– Что – почему?
– Я уехала в Москву. А ты остался в Брюсселе. И ты мне ни разу не написал. И не позвонил. Почему?
– Так получилось, Лена, – нахмурился полковник. – Не надо ворошить прошлое.
– А что нам с тобой еще ворошить? – горько усмехнулась журналистка.
– Настоящее. Как у тебя дальше все сложилось? Я имею в виду личное?
– Никак, – горько усмехнулась она. – Два мужа было. Я их повыгоняла. Жаль, ни один из них мне ребеночка так и не сделал.
– А сейчас ты одна?
Она дернула носиком.
– Так, заходят всякие… Слушай, Валерка, а давай мы с тобой сегодня напьемся, а? Так, чтобы чертям тошно стало?
…В конце концов, когда стрелка часов уже подползала к трем часам ночи, Валерий Петрович доставил Леночку в ее квартиру на Преображенской площади. Она уже была настолько хороша, что в лифте оползала на плечо Ходасевича. Он привел Лену в ее же одинокую прокуренную квартиру. Леночка скинула туфли и упала ничком на тахту прямо в костюме. Полковник аккуратно прикрыл ее пледом. Она закрыла глаза и прошептала:
– Слушай, Валерка, оставайся, а? Я п-посплю, а потом мы позавтракаем вместе.
– Нет, я пойду. – Он осторожно поцеловал Леночку в щеку.
– Н-ну и черт с тобой. Иди! Мне ж-же будет сп-покойней.
Но когда Ходасевич уже развернулся, чтобы идти к двери, Леночка вдруг открыла глаза и прошептала:
– А и-источника зовут… Ее зовут Анжела Манукян… Но я т-тебе ничего не говорила…
И она закрыла глаза и тут же уснула.
Четверг, утро.Таня
Ночь получилась тяжелой.
Сначала Таня вроде бы провалилась в сон, и спалось ей сладко, а потом вдруг приснилось: она мчится на «Тойоте» по лесной дороге, ловко лавирует меж коряг, уклоняется от хищных лап елок и сосен. Ехать тяжело, Таня хочет остановиться и передохнуть, ищет ногой педаль тормоза… и не находит ее. Смотрит на пол машины – там вообще нет никаких педалей, ни сцепления, ни газа, ни тормоза! И ручника тоже нет, а впереди уже синеет – приближается огромное, бездонное озеро…
«Нет!» – отчаянно закричала Таня и, к счастью, сразу проснулась. Руки дрожат, сердце колотится… Она порадовалась: кошмар закончился быстро. Только уснуть потом так и не смогла. Уже и сосед-пьянчуга домой пришел – он всегда возвращался не раньше трех, и поливалка, как обычно, в четыре утра проехала, а сон все не шел. Таня валялась в постели, тщетно пыталась считать овец со слонами и злилась на себя и на судьбу. Ну и жизнь у нее пошла… Вот и верь после этого гороскопам! Подлые звезды клялись, что в этом году ее ждут сплошные достижения. Надо же было так наврать!.. Ничего себе успехи: с работы поперли с волчьим билетом, депутат Брячихин поклялся мстить (и ведь не врет – наверняка отомстит!), да еще и этот наркоман под колеса кинулся… С такими неприятностями разобраться – никакого гения не хватит. Ни ее собственного, ни даже Валерочкиного… И хотя Таня и повторяла про себя заклинание из любимого Мураками: «Не жалей себя. Себя жалеют только ничтожества», но все равно так было грустно на душе! Так тоскливо! И так хотелось, чтобы кто-нибудь неприятности ее разрулил, и пожалел, и приласкал…
Сон накатил только под утро. Но едва расслабились мышцы и сладко «поплыл» мозг, как тут же почудилось: кто-то стучит в дверь, нагло и требовательно. Таня в ужасе подскочила, прислушалась… Нет, все тихо. И ночь уже на исходе: светло за шторами, и воробьи чирикают, и дворник шуршит метлой. А во всем теле – такая слабость, как единственный раз в жизни было, лет пять назад, когда Татьяна опрометчиво смешала джин-тоник с крепленым красным…
Она с отвращением выбралась из постели. Одна радость в том, что живешь одна: никто не слышит, как ты охаешь и покряхтываешь, словно старая бабка. Что ж за напасть с ее организмом: хоть и умылась – а голова все равно кружится, хоть кофе и выпила – а в желудке все равно тяжесть… И настроение настолько нулевое, что даже отчим (Таня всегда гордилась, что умеет прикидываться) с первого слова понял, что у нее очередные неприятности.
Таня позвонила ему, с напускной бодростью поздоровалась, но Валерий Петрович беззаботные расспросы падчерицы о здоровье тут же оборвал и потребовал:
– Что опять случилось?
– А почему обязательно что-то должно случиться?.. – с фальшивым оптимизмом поинтересовалась Таня.
– И все-таки? – Валера явно был не настроен тянуть время.
– Я вчера ночью сбила человека, – вздохнула Таня.
И рассказала. Сухо, без эмоций, но со всеми подробностями. Как ехала, как ей под колеса бросился парень… И как она испугалась, что он умрет у нее на руках, не стала ждать, пока приедут гаишники, и повезла его в больницу.
Ни в чем обвинять ее отчим не стал – только вздохнул так тяжело, что у Татьяны защемило сердце.
– Я тебе еще вчера хотела рассказать… Весь вечер звонила, – промямлила Таня. – Но твои телефоны не отвечали…
– Я был занят, – сухо ответил Валера.
Чем занимался – объяснять, конечно, не стал.
– И что же мне теперь делать? – жалобно спросила Татьяна.
– Правила дорожного движения учить, – отрезал отчим. – Ты хоть понимаешь, что означает твоя самодеятельность? Почему ты не вызвала «Скорую» и милицию, а уехала?
– Я человека спасла… – неуверенно ответила Таня.
– Это хорошо, что спасла. Но как ты теперь будешь доказывать, что ехала с разрешенной скоростью? А пешеход выскочил неожиданно? И наезд произошел не на «зебре»?
Таня подавленно молчала. Тон отчима был настолько ледяным, что она даже боялась спросить: а дальше-то что же?
Однако выдавила:
– Валерочка, ну, помоги мне! Пожалуйста…
Отчим молчал.
«Неужели скажет: «Надоела ты мне хуже горькой редьки! Делай что хочешь!»?»
– Ну, Валерочка… – жалобно пропела Татьяна. – Мне так страшно!..
Хотя, если честно, в данный момент страшно ей не было. Настроение, конечно, ниже нуля – но раз ночью из милиции за ней не пришли, может быть, все обойдется? К тому же Уголовный кодекс теперь новый, улучшенный. Говорят, что к таким, как она, не матерым преступникам, не рецидивистам, относятся сейчас снисходительней…
– Я так боюсь! – повторила она. – И совсем не знаю, что мне делать… И голова так кружится…
– Только ныть не надо, – по-прежнему сухо попросил отчим. Еще секунду подумал и принял решение: – Бери такси и приезжай ко мне.
– Прямо сейчас? – просветленно спросила Таня. – Спасибо, Валерочка, я приеду! А почему на такси?.. С «Тойотой» все о'кей, только фара разбилась и бампер треснул…
– Этого что, недостаточно? – отчим даже не пытался скрыть раздражения.
– А что такого? На ходовые качества не влияет.
– Не узнаю тебя, Татьяна, – припечатал отчим. – Вроде гордишься, что умная…
– Но я правда не понимаю, – прохныкала она.
Отчим вздохнул:
– Тогда объясняю. Фара, говоришь, разбита? И бампер треснул? Что ж, даже для меня, человека, от автомобилей далекого, повреждения характерные. Гаишники тебя на первом же посту остановят. И что ты им скажешь?
