– А почему у них разные фамилии, если они от одной матери?
– Ильина, видимо, по отцу, Маланцев по девичьей фамилии матери.
– Ты знаешь, еще до того, как я хотела рассказать Тамаре то, что ты узнал в Брянске, она сама мне приблизительно все рассказала!
– Интересно. Она что, еще одного сыскаря наняла?
– Да нет, конечно. Мне кажется, Оболенская продолжает ей ворожить. И все сходится, как видишь. Может, нам не напрягаться попусту, а тоже к ней обратиться? Пусть поможет убийцу найти.
– Еще чего. Я по ведьмам не бегаю.
– А на каком этапе следствие?
– Павел Иванович задержал Олега Маланцева по подозрению в фальсификации документов, согласно которым фирма передается Ильиной. Рассматривается и его причастность к убийству Вадима. Он следил за ним той ночью. Проблема в том, что формально убийца считается найденным. Взяли бомжа с бумажником и ключами Коркина и получили его признание. Дело практически закрыто.
– Но…
– Но это не убийца. Павел Иванович видел его, читал признание и знает следака, которому нужно раскрыть побольше преступлений одним махом. Он собрал нераскрытые убийства и повесил их на шею бедолаги, который в худшем случае может только убить крысу.
– Что же делать?
– Ничего страшного. Против лома есть приемы.
* * *
Мария, не дождавшись звонка от Олега, поздно вечером приехала на Лосиноостровскую и долго звонила в дверь однокомнатной квартиры в старом девятиэтажном доме. Дверь не открывалась. Значит, Олега оставили в отделении. Это что, арест?
Мария вернулась домой и до утра просидела, сгорбившись, на кухне.
…В родной город она сумела приехать лет через десять. Их дома уже не было. На кладбище она с трудом нашла заросший травой холмик с грубо сколоченным деревянным крестом, на котором было написано черной масляной краской: «Ильина Галина, раба Божия». Мария покачнулась, как от взрывной волны, так отчетливо и страшно вернулись к ней события того рокового дня. Детские прозрачные пальчики, кровь на белоснежной распашонке… Подонок, он даже не написал на кресте имя своего сына. После несчастья Мария в мыслях называла дядю Витю, отца Олега, только так – «он». За оградой кладбища Мария остановилась, тяжело дыша. Она знала, что для своего спасения ей нужно бежать от того, что в ней проснулось в этом городе, у этой могилы. Но она не могла уехать, не сделав ничего для Олежки. Она должна повесить его фотографию на кресте, плюнуть в глаза его предателю-отцу, найти слова, которые убили бы его. Мария достала из сумочки маленький снимок брата, приложила его к губам и пошла искать фотоателье. Она заказала портрет Олежки на керамике, заплатила за срочность и пришла к дому, где жили Коркины. Виктор Петрович вышел из подъезда примерно через час и, по-стариковски шаркая ногами, побрел к булочной. Мария встала у него на пути. Он взглянул на нее удивленно, не узнавая. Хотел о чем-то спросить, но вдруг тихо охнул, руки его задрожали, в глазах появилось выражение вины и муки.
– Машенька, я не узнал. Такая взрослая. Где ты? Как ты? Я ничего о тебе не знал…
– А тебе ничего и не нужно обо мне знать, дядя Витя. Я тебе никто. А вот на могилке убитого сына следовало хоть табличку повесить. У тебя денег не хватило или совести?
– Маша! Какая могилка сына? Олежек не умер. Ты что, не знаешь?
Эти слова мгновенно уничтожили десять лет забвения, тупого оцепенения. Мария сразу поняла, зачем бог сохранил ей жизнь. Чтобы найти Олега, чтобы спасти Олега, до конца дней бороться за его счастье…
Утром Мария долго звонила по телефону, указанному в оставленной ей визитке. Наконец ее соединили с майором Калининым, который вел дело Олега. Он сразу назначил встречу.
* * *
– Слушай, а ты с кем живешь? – Даша не сводила с Жени глаз. Ей все нравилось в этой девочке: красивое лицо, яркие глаза, голос, манера говорить, ходить, смотреть, поправлять волосы.
– С мамой, а что? – Женя думала о том, что более странной девчонки ей еще не приходилось встречать. Что-то есть в ней ненормально упорное и наивное одновременно.
– Да я хату собираюсь снимать. Вдвоем веселее. Ну, что за жизнь с мамашкой? Одно дело, когда она в ясли тебя водит или там памперсы напяливает, и совсем другое, когда она твою личную жизнь заедает.
– Моя мама не заедает мою личную жизнь. Я бы даже сказала, что она мне во всем помогает.
– Ой, я тебя умоляю. Скажи еще, что она тебе мужиков в койку подкладывает.
– Ну, в этом острой необходимости просто нет. Но вообще, у нас с мамой любая ситуация обсуждается.
– А оно тебе надо – обсуждать с мамой? Да ты подумай, как это клево, когда нет никого над душой, мы сами себе хозяйки. Хотим – спим, хотим – тусуемся, колбасимся, зажигаем. Ты не бойся, я сама за квартиру буду платить. Я просто одна жить не люблю, абы с кем – мне тоже не надо. А с тобой – другое дело.
Даша сама понимала, что не может найти убедительных слов для Жени. Но и отказаться от своей сумасшедшей идеи не было никакой возможности. «Меня переклинило», – констатировала она с убежденностью опытного диагноста. Это значит, что она своего добьется или… Взвейтесь кострами, синие ночи. Примерно так ее «клинило» тогда, в семье отца. Непонятное раздражение росло, пока не достигло критической точки. Пока Даше не стало понятно, в чем дело. Ей хотелось, чтобы отец любил только ее и чтобы Полинке, младшей сестре, никто, кроме Даши, был не нужен. Она с напряжением ждала вечера. Отец возвращался с работы, целовал жену, бросал короткий взгляд в Дашину сторону и начинал возиться с Полинкой. Часами играл с ней, нежничал, приходил в восторг от любого ее слова или поступка. Однажды на Новый год отец принес всем своим девочкам подарки. Духи для жены, большую куклу для Полины и новое платье для Даши. Платье было ярко-красным, с оборками и бантом на спине. Даша вертелась в нем перед зеркалом, а Полинка вдруг насупилась и сказала: «Я тоже такое хочу!»
– Фигушки, – миролюбиво ответила Даша. – Ты же у нас замарашка. Что ни наденешь, под кашей не видно.
Из больших глаз Полинки полились слезы.
– Нет, не под кашей, – зарыдала она. – Не хочу куклу, хочу красное платье.
В комнате не было ни отца, ни матери, никто не бросился утешать ребенка. Даша только смеялась. И девочка в отчаянии бросила ей в лицо:
– Все равно папа только меня любит!
Если бы сестренка не сморозила эту глупость тогда, может, жили бы они сейчас в Москве вдвоем. Даша покупала бы ей красивые платья, заботилась бы о ней, и никто больше не был бы им нужен. Но она сказала.
…Неожиданно в комнате появился Артем, и Женя с облегчением вздохнула. Он улыбнулся Жене и без всякого выражения посмотрел на Дашу. Девушка поймала закодированную мысль на лету.
– Считай, что меня здесь уже нет.
Даша стала натягивать колготки, джинсы, водолазку, фальшиво и громко распевая: «Наверно, в следующей жизни, когда я стану кошкой». Проходя мимо Жени, она деловито сказала:
– Телефончик скажи. Звякну тебе. Насчет нашего дела.
Она послала присутствующим с порога воздушный поцелуй и закрыла за собой дверь. Женя и Артем услышали, как она громко заорала в прихожей: «Ариведерчи, малышка!»
– Это она с бабушкой попрощалась, – объяснил Артем.
* * *
– Отпустите его, пожалуйста, – горячо говорила Мария Павлу Ивановичу. – Вы уже, конечно, знаете, что Вадим был братом Олега по отцу. А я сестра Олежки по матери. С Олежкой страшно обошлась судьба. Мы все перед ним виноваты. Короче, это я заставила Вадима написать завещание на мое имя и переоформить фирму на меня. Я должна была что-то предпринять, чтобы обеспечить будущее Олега. Мы с Вадимом намного старше его. Вадим не самый трудолюбивый человек на свете. Я думала, через какое-то время он согласится уйти от дел, а я отдам фирму Олегу. Ведь фактически он создал настоящий прибыльный бизнес для брата. До его прихода в фирму это была небольшая строительная контора с парой ремонтных бригад.
– А зачем понадобилось завещание переписывать?
– Кроме меня, у Олега нет никого. Я, разумеется, собиралась все переписать на него. Он ведь когда-нибудь останется без меня. Он нуждается в нормальном быте, питании, дорогом лечении.
– Почему же сразу не написать все на него?
– Чтобы не было никаких подозрений по поводу Олега. Все-таки они вместе работали. Вадим ведь скрыл их родство и на фирме, и от жены.
– Почему?
– Слишком тяжелая история. Признаюсь вам: это я нашла Вадима для того, чтобы он искупил преступление своего отца. По его вине погибла моя мать, был страшно искалечен грудной ребенок, Олежек. Ему пришлось много лет мыкаться по больницам, интернатам для инвалидов, детским домам. Я думала, что он умер, как и моя мама. Я расскажу вам, как все было.
– Да, конечно. Только сначала объясните мне, каким образом вам удалось заставить Коркина сделать все это?
– Я ему угрожала. Говорила, что потребую возбуждения уголовного дела против его отца и против него самого, расскажу его жене, что он вместе с отцом пришел к нам домой и они довели мою маму до такого состояния, что она выбросилась из окна вместе с ребенком. Пугала, что отдам материал в газеты.
