Синьора Росси снова издала жалкий, надтреснутый смешок.
- У мэтра Серантони богатое воображение... Одна из его бабок была актрисой... Поэтому он не может отказать себе в удовольствии разыграть комедию и наговорить всяких нелепостей, лишь бы порисоваться и привлечь внимание собеседника. Правда, по его мнению, всегда недостаточно драматична. Я сказала только, что мэтр мог бы сам предупредить меня о смерти Нино Регацци, а не ждать, пока я узнаю об этом из газет, и добавила, что такая бестактность с его стороны меня поражает.
* * *
Медленно поднимаясь вдоль виа Савойя, Тарчинини смутно чувствовал, что от него ускользнула какая-то мелочь, но никак не мог сообразить, какая именно. Лишь одно казалось бесспорным: синьора Росси так слаба, что, вопреки утверждениям нотариуса, не могла грубо разговаривать по телефону. Но действительно ли нотариус так склонен к преувеличениям?.. Комиссару не терпелось проверить, насколько рассказ мэтра Серантони о ночных неприятностях соответствует истине. Если, к несчастью, выяснится, что он солгал, придется заново изучать и эту версию убийства берсальера. И неожиданно Тарчинини сообразил, что совсем не испытывает прежней уверенности в том, что солдата убил Анджело Дани.
* * *
Официанты кафе "Чеккарелло" с удовольствием отметили, что кассирша Стелла Дани (к которой все они относились с большой симпатией) больше не выглядит такой печальной, как несколько дней назад, когда она казалась постаревшей лет на десять. Вместе с улыбкой к ней вернулся молодой задор, и в кафе снова воцарилась легкая, непринужденная атмосфера. Стелла и впрямь чувствовала себя счастливой: теперь после рождения ребенка весь квартал Сан-Альфонсо де Лиджори уже не станет показывать на нее пальцем. По правде говоря, девушка еще с трудом верила в такую удачу, но верить так хотелось, что в конце концов она себя убедила. Воспользовавшись редким моментом просветления "бедной тети" Пии, Стелла поведала ей великую новость: полицейский инспектор влюбился в нее с первого взгляда и, несмотря на то что скоро родится ребенок, готов жениться на его матери. Тетушка на коленях возблагодарила милосердного Бога. Зато Анджело отнесся к известию скептически. Во-первых, он сомневался, что любовь может поразить человека в столь рекордный срок, во-вторых, не слишком жаловал полицейских, а в-третьих, предчувствовал ловушку, ибо не ожидал от подобных субъектов ровно ничего хорошего. Объяснение между братом и сестрой проходило довольно бурно - честно говоря, они чуть не поссорились. Исчерпав все разумные доводы (а в глубине души Анджело больше всего на свете хотел, чтобы его сестра вновь заняла достойное место в обществе), он воскликнул:
- Но в конце-то концов, если парень любит тебя так, как уверяет его приятель, почему он не скажет об этом сам?
- Потому что стесняется...
- А... насчет берсальера... он в курсе?
- Да.
- И это его не смущает?
- Он и сам был несчастлив...
- Каким образом?
- Из-за женщины... своей жены... Он любил ее, а она - нет.
- И где же его жена теперь?
- В чистилище или в аду!
- Ma que! И в твои-то годы ты собираешься выйти за вдовца?
- А кто я, по-твоему, теперь, если не вдова?
Последний аргумент попал в цель, и Анджело долго молчал, не зная, что возразить. Но парень нежно любил сестру - как-никак он посвятил ей всю жизнь и больше всего думал о ее счастье.
- Но ты, Стелла... - задал он главный вопрос, - ты-то сможешь его полюбить?
- Может быть, не сразу... но я настолько благодарна инспектору... что впоследствии...
- Ладно... Поступай как знаешь, но предупреждаю: если этот тип немедленно не попросит у меня твоей руки, я сверну ему шею! Довольно того, что один мерзавец уже посмеялся над тобой!
Стелла разрыдалась.
- Я... я... я запрещаю тебе!.. Ты... ты меня ненавидишь!
- Это я-то тебя ненавижу? Несчастная! Да ежели б я тебя ненавидел, думаешь, согласился бы стать шурином человека, который подозревает меня в убийстве?
* * *
Тарчинини, опустив голову, с озабоченным видом шел к гостинице "Турисмо", где его ждал шофер. Комиссар ненавидел неразрешимые загадки, а сейчас что-то явно ускользало от его понимания. Официанта, подбежавшего узнать, что ему угодно, полицейский попросил принести напиток покрепче, способный убить любые микробы. Мужчина за соседним столиком расхохотался и в ответ на сердитый взгляд Ромео отвесил легкий поклон.
- Простите, синьор, я невольно слышал ваши слова, и они меня немало позабавили... Позвольте мне как врачу заметить, что, будь на свете жидкость, убивающая все микробы, мы поспешили бы добиться ее запрета, чтобы не потерять практику и не впасть в нищету! А потому, синьор, я бы посоветовал вам забыть о микробах и, если вы не против, охотно угостил бокалом хорошего вина в знак дружеского расположения. Согласны?
Ромео всегда ценил вежливость.
- Volentieri!*
______________
* Охотно (итал.).
Он перебрался за столик врача.
- Комиссар уголовной полиции Ромео Тарчинини, - представился он. И, шутливо погрозив пальцем, добавил: - Решил прогуляться сюда на машине с шофером.
Доктор вздохнул с притворным облегчением:
- Синьор комиссар, вы меня успокоили... Доктор Феличе Рацаньони. А можно мне узнать, синьор комиссар, чем вызвано ваше особое отвращение к микробам, к которым - и вы без труда угадаете причину - я испытываю некоторую нежность?
- Да просто я всегда боюсь привезти домой какую-нибудь болезнь и заразить малышей!
Врач спросил Ромео о его семье, и комиссар воспользовался случаем поговорить о своей Джульетте и детях. Он так долго и со вкусом распространялся на эту тему, что не прошло и получаса, как мужчины, осушив полдюжины бутылок, уже знали решительно все о предках, потомках и родичах обоих. Тарчинини и Рацаньони теперь чувствовали себя чуть ли не друзьями детства. Однако время шло, и комиссар с сожалением подумал, что пора наконец попрощаться с милейшим эскулапом. Тот удержал его за руку.
- Кстати, - заметил он, - вы так и не сказали мне, с чего вдруг испугались нашествия микробов. Между прочим, Пинероло славится как один из самых здоровых городов... увы!
- Когда мы с вами встретились, я как раз шел от больной туберкулезом в последней стадии, точнее, почти на смертном одре!
- Ну да? Здесь, в Пинероло?
- На виа Савойя.
- Дорогой мой комиссар, я лечу всех больных в городе. На виа Савойя у меня немало пациентов, но, клянусь вам, в настоящий момент я не знаю там ни одного больного туберкулезом и никто не выказывал ни малейших симптомов этого недуга!
- И однако синьора Росси...
- Синьора Росси? Синьора Валерия Росси?
- Она самая.
Рацаньони звонко расхохотался, а когда приступ безудержного веселья наконец миновал, врач дружески хлопнул Тарчинини по ляжке.
- Можете не переживать за Валерию, синьор комиссар! Не позднее чем сегодня утром я встретил эту даму на улице, и, уверяю вас, она была весела, как жаворонок. Впрочем, это и понятно, поскольку нотариус только что сообщил ей о наследстве в бог знает сколько миллионов!
Полагая, что произошло какое-то недоразумение, Ромео потребовал подробностей, но очень скоро убедился, что смертельно бледная, умирающая особа, с которой он только что разговаривал, и жизнерадостная синьора, делившаяся нежданной удачей с доктором Рацаньони, - одно и то же лицо. Комиссар совершенно растерялся.
- Но чего ради она разыгрывала передо мной комедию?
- Валерия - очень эксцентричная женщина! Она всегда обожала устраивать представления!
Слова врача не особенно убедили комиссара, и он вышел из кафе в глубокой задумчивости. Только опасение выставить себя в глазах Валерии Росси полным идиотом помешало ему вернуться на виа Савойя. Ромео не желал признавать, что его, веронца, сумела провести какая-то пьемонтка. Когда он уже сел в машину, доктор Рацаньони просунул голову в открытое окно.
- Кстати, хотите получить бесспорное доказательство, что наша Валерия чувствует себя преотлично? Она выходит замуж, дорогой мой! И это - в пятьдесят семь лет! Впрочем, приданое заставит жениха позабыть обо всем остальном, а?
- И за кого же она выходит?
- Валерия отказалась назвать мне счастливого избранника!
- Как только вы узнаете фамилию этого человека, доктор, пожалуйста, позвоните мне в управление уголовной полиции Турина. Могу я рассчитывать на вашу помощь?
Полицейский говорил так серьезно, что врач слегка оробел и у него пропало всякое желание смеяться.
- Положитесь на меня, - с самым важным видом уверил он.
* * *
Алессандро Дзамполю вовсе не нравилось поручение, возложенное на него Тарчинини. Не обладая самоуверенностью комиссара, он с тревогой спрашивал себя, под каким предлогом явится к Дани и уж тем более проведет в их доме какое-то время. Ближайшее будущее не сулило инспектору ничего хорошего, ибо, зная себя, он понимал, что не потерпит ни малейшей дерзости от Анджело, с которым Тарчинини неизвестно почему так смехотворно цацкается. И чем больше Дзамполь размышлял о брате Стеллы, тем сильнее его охватывало раздражение. Поэтому, добравшись до виа Леванна, где жил тот, кого он намеревался хорошенько встряхнуть, Алессандро сумел подавить природную робость и довольно энергично постучал в дверь Дани.
