Они рассмеялись, и он предложил:
– Пошли обедать.
Они отправились в ресторан. Беллами заказал обед. Когда официант ушел, Фенелла сказала:
– Конечно, как я уже говорила, все это – не мое дело, и я вовсе не любопытна, но мне хотелось бы знать, из-за чего весь этот сыр-бор, чтобы не схлопотать еще один пинок, который я получила в жизни больше, чем достаточно.
– Никакого "сыр-бора", моя дорогая, – ответил Беллами. – А что касается вас, моя дорогая, то ваша миссия почти окончена.
Она прелестно надула губки и проворковала:
– Очень жаль, как раз в тот момент, когда мне это начало нравиться.
– Все хорошее рано или поздно кончается, – философски заметил Беллами, приподняв одну бровь. – Дело в том, что после обеда я попрошу вас вернуться к Харкоту. Кстати, как вы попадете к нему? Если он спит, его и пушками не разбудишь…
– Не беспокойтесь, Ники. У меня есть ключ. Я сняла его с брелока Харкота. Я очень предусмотрительна насчет таких мелочей.
– Чудесно, – одобрил Беллами. – Значит так, побудьте с Харкотом до вечера. Может быть, он повезет вас куда-нибудь поужинать. Потом, часам к девяти, доставьте его в "Малайский клуб". Я приеду туда вскоре после этого, и вы передадите мне его с рук на руки. Идет?
Она кивнула и ответила:
– Очень хорошо. Не думаю, что я смогла бы выдержать его слишком долго. Во всяком случае, не в закрытом помещении. Обещаю, что доставлю его туда к девяти.
Она сделала паузу и добавила:
– Мы еще встретимся когда-нибудь? Мы с вами?
Беллами одарил ее широкой улыбкой.
– Не думаю, – ответил он. – Да, наверняка, и для вас будет лучше, если мы больше не увидимся. Как справедливо заметила вчера Айрис, я – человек очень опасный.
Она согласно кивнула.
– Знаю. Но я неравнодушна к опасным мужчинам… из-за этого у меня всегда были неприятности. Было бы куда спокойнее стричь какого-нибудь Харкота, который ни в чем опасном замешан быть не может.
После обеда Беллами велел принести букет фиалок. Расплатившись за обед, обернул стебельки четырьмя пятифунтовыми банкнотами и вручил цветы Фенелле.
– Это на новое платье, – объяснил он.
Явился посыльный и сообщил, что мистера Беллами вызывают к телефону. Фенелла встала.
– Ну, Ники, прощайте. Мы увидимся еще сегодня вечером, но я могу официально попрощаться с вами уже сейчас. Спасибо за фиалки и лишнюю двадцатку. Я куплю интригующее вечернее платье и каждый раз, надевая его, буду вспоминать вас.
– Надеюсь, вы часто будете надевать его, Фенелла, – он дружески улыбнулся ей.
– Я сама возьму такси, – сказала Фенелла. – А вы идите к телефону. Если когда-нибудь вам понадобится кого-нибудь отравить или умыкнуть, звоните.
– Непременно.
Он проводил ее взглядом, закурил и пошел к телефону. Это была консьержка с улице Полумесяца. Она сказала, что звонила мисс Кэрола Эверард и просила передать мистеру Беллами, что миссис Марч будет рада видеть его у себя около четырех, к чаепитию.
Когда Беллами вошел, Ванесса разливала чай, возлежа на диване. Она была очень красива, хотя вид у нее был весьма усталый и немного озабоченный, На ней был длинный халат цвета пармских фиалок, облегавший ее стройную фигуру, фиолетовые сандалии и очень тонкие шелковые чулки завлекательного бежевого тона. Бусы и браслет из венецианского стекла украшали ее шею и запястье.
По другую сторону камина скромно сидела Кэрола в черном костюме и черно-белом вязаном свитере. Очаровательная шляпка-ток из леопардовой шкуры была наискось надвинута на лоб, а такая же шубка небрежно брошена на спинку стула.
Ванесса подняла голову, взглянула на Беллами и улыбнулась.
– Вам чай или виски с содовой, мой бедный подозреваемый? Впрочем, я сама знаю ответ.
– А вот и ошибаетесь, – возразил Беллами. – Я теперь – совершенно другой человек и пью чай. Как тебе это нравится, Кэрола?
– Мне это очень правится, Ники, – ответила та. – Но мы страшно волнуемся за тебя, за Филипа и вообще из-за всей этой истории. То, что случилось с бедной Фредой, слишком ужасно. Никто из нас не может поверить, что это – правда. Мне все время кажется, что сейчас зазвонит телефон и бедняжка попросит меня прийти к ней поболтать.
Ванесса сказала своим нежным голосом:
– И мне тоже. Это просто ужасно, ведь правда? Наверное, когда-нибудь это пройдет… Но это ужасно. Я никогда не забуду, какой испытала шок, когда купила газету и увидела это на первой странице.
Кэрола встала.
– Я ухожу, – проговорила она. – У меня масса дел, а вы прекрасно обойдетесь и без меня.
Беллами подал ей пальто и как бы между прочим сказал:
– Бьюсь об заклад, у тебя свидание с Ферди.
– Как ты догадался? – удивилась Кэрола. – Почему бы и нет? Он – теперь мой кавалер. И тебе также следует знать, Ники, что мы помолвлены.
Он взглянул на новое кольцо на ее безымянном пальце и состроил гримасу.
– Так мне и надо, – сказал он. – Сыпь мне соль на рану Кэрола. Я чувствую себя, как Лю Хуанчин…
– А кто это и чем он знаменит? – спросила Кэрола, натягивая перчатки.
Беллами принял чашку чая, протянутую Ванессой.
– Это – один тип из китайской мифологии, – пояснил он. – Он был замечательным парнем, но влюбился в дочь одного из местных богов. Однажды она сошла с пьедестала и сказала Лю Хуанчину, что он ей нравится и что, несмотря на свое божественное происхождение, она согласна выйти за него замуж.
Эта новость словно громом его поразила. Он был совершенно помешан на этой девушке, но и подумать не смел, что она когда-нибудь снизойдет до него, поэтому он впал в прострацию – понимаешь, что я имею в виду? Словом, он был так взволнован и переполнен радостью, что пошел наклюкался каким-то местным зельем – саке, что ли – и не просыхал несколько месяцев…
Кэрола улыбнулась.
– А что сделала божественная невеста?
– Она, конечно, страшно рассердилась и вышла замуж за какого-то другого типа.
– И тогда Лю Хуанчин понял, какого свалял дурака? – осведомилась Кэрола.
– Ничего подобного. Ибо, будучи на все сто процентов дочерью бога, девушка оказалась никудышной женой. Возвращаясь вечерами домой, старина Лю Хуанчин, спрятав лицо в воротник, останавливался, бывало, у ее дома и слушал, как она пилит своего мужа. Потом он злорадно улыбался, отправлялся домой и зажигал в алтаре перед своим идолом пару лишних благовонных палочек в благодарность за то, что боги избавили его от участи, которая хуже смерти.
Ванесса рассмеялась.
– Все бесполезно, Кэрола. Ники неисправим, у него всегда найдется какой-нибудь неожиданный аргумент.
– Неисправим? – переспросил Беллами. – Но она никогда и не пыталась меня исправить. Вместо этого она променяла меня на Ферди Мотта. Ну скажи, Кэрола, неужели он умеет так же хорошо целоваться, как я? Строгим тоном Кэрола ответила:
– Это к тебе не имеет никакого отношения. Это – сугубо личное дело, мое и Ферди, – потом снова рассмеялась: – Пока, привет вам обоим, – и вышла.
– Шикарная девушка, – вздохнул Беллами. – Каким же я оказался идиотом!
Ванесса грациозно пожала плечами.
– За что боролись, Ники, на то и напоролись. Честно говоря, я не думаю, что это – ваша самая большая беда.
Беллами посерьезнел.
– Знаю. Вы видели письмо, которое я написал Кэроле?
Ванесса кивнула и налила себе чаю.
– Ничего во всем этом нет хорошего, вы со мной не согласны, Ники?
– Это гнусно, – ответил он. – Я думал обо всем этом, пока у меня ум за разум не стал заходить. Будь я проклят, Ванесса, если я знаю, что делать.
Ванесса внимательно посмотрела на него, поставила чашку на столик рядом с диваном и заложила руки за голову. Беллами отметил, что красота ее почти совершенна и что в ней был какой-то абсолютный покой, который трудно выразить словами. Конечно же, в ней что-то было.
– Единственное, что вы должны сделать, Ники, – посоветовала она, – и если у вас остался здравый смысл, вы сделаете это, не задумываясь, – пойти в Скотленд-Ярд к офицеру, который занимается этим делом, и рассказать ему всю правду. Если вы это сделаете, вы спасены. Если нет, вас будут подозревать.
Он кивнул.
– Вы, конечно, правы, но если я это сделаю, они наверняка арестуют Харкота. Они его тут же схватят.
Он пошарил в нагрудном кармане пиджака и извлек конверт, а из конверта – окурок сигареты, которую Харкот дал ему в клубе Мотта.
– Посмотрите на название, Ванесса, – показал он. – "Марокко". Это сигареты, которые курит только Харкот. Я нашел этот окурок еще дымящимся в пепельнице у постели бедной Фреды. – Беллами лгал с легкостью, которая дается лишь долгой практикой: – Он был там. Клянусь чем угодно, он был там, когда я вошел в квартиру. Он спрятался и выскользнул при первом же удобном случае, когда я был в спальне.
