- Смотри, это же наше Караваево, - взволнованно шепнул Пашка. - Только какое-то не такое...
На дощечке и вправду было изображено Караваево: и улочки те же, и вокзальная площадь. Даже Пашкин дом виднелся за деревьями! Но все это выглядело удивительно праздничным, ярким. На десяти квадратных сантиметрах Белоярцев умудрился нарисовать множество людей. Рыбак с удочкой, играющие в мяч мальчишки, женщина с полными ведрами, ещё целая толпа народу. Правда, толпа совсем не казалась толпой: каждому из людей художник нарисовал не похожее на других лицо. Надо было только повнимательнее присмотреться к малюсеньким фигуркам.
- Лупу бы сюда! Видишь, даже коты есть, - восхищенно произнес Саня. Этот - рыжий и сердитый, а тот - серый и веселый.
- Веселый - это мой Пушкин, - тут же встряла Анка. - А это я!
Она показала на другую дощечку - портрет девчонки с круглыми зелеными глазами.
- Как же без тебя с Пушкиным! - хмыкнул Пашка. - Зато тут Бармалей нарисован.
- Да это же... - задыхаясь от волнения, произнес Иван Кириллович. Даже лучше, чем у нас на стенах!
Пауль счастливо улыбнулся.
- Работы Белоярцева знает весь мир, - гордо сказал он. - К тому же он готовил краски по своему рецепту. Никто не может разгадать, почему они такие долговечные. Но на маленьких дощечках Андрей, вероятно, начал работать только здесь.
- Как же - знает весь мир? - удивился Саня. - Откуда же во всем мире его картины?
- Они не во всем мире, - объяснил Пауль. - Они в Швейцарии, в нашем музее. Андрей отправил с женой и дочкой много своих картин. Остальные он хотел привезти сам... Во всем мире бывают его выставки, продаются каталоги. Майн Готт, какое сокровище вы нашли! Живая память, можно так сказать?
- Можно, - кивнул Иван Кириллович. - Еще какая живая..
- Но дальше, дальше! - воскликнул Пауль. - Нижний сверток очень тяжелый.
Самый большой сверток пришлось разворачивать прямо в банке.
"Как я кед в ведре снимал", - вспомнил Пашка.
Но через минуту он забыл и про кед, и про все свои приключения.
Пауль поочередно доставал новые предметы. Каждый из них был завернут в отдельную тряпочку.
- Это носовые платки, - догадалась Анка. - Ой, до чего красивые! А вышивка какая! Я никогда не научусь так тоненько вышивать.
- Да отстань ты со своей вышивкой! - рассердился Саня, мельком глянув на тонкий вензель в уголке платка. - Не до вышивки сейчас!
Пауль развернул первый платок - и изумленные ребята увидели что-то ярко-голубое. Вдруг это голубое так сверкнуло на солнце, что они даже зажмурились.
- Брильянты! - ахнул Пашка.
- Орден Андрея Первозванного, - прошептал Иван Кириллович. - Как из энциклопедии... Неужели его Белоярцев получил? Им же больших военачальников награждали!
- Я думаю, это фамильные ордена, - сказал Пауль. - Прадедушка моей мамы был большой военный начальник. У неё имелся рисунок - как это? генеалогическое дерево, да. Там было обозначено много военных.
- Станислав с мечами... - перечислял Иван Кириллович, пока Пауль разворачивал остальные ордена. - Орден Святой Анны для морских офицеров... Цвет-то какой, не зря его "клюковкой" называли! Да-а, такое только в Алмазном фонде увидишь...
- А это правда настоящие брильянты? - спросил Пашка.
- А какие же? Раньше ордена только из настоящих делали. Разве можно за храбрость и честь награждать поддельными камешками? - ответил Саня.
Пашка кивнул в знак согласия.
Они молча смотрели на сияющие ордена, на мягко отсвечивающие дощечки. Сане показалось, что утренний воздух, в котором растворился этот свет, стал ещё чище. Как после дождя - промытый и обновленный.
- Ой, - пискнула Анка, - они прямо живые... Посмотри, Пушенька, что ты нашел, умница моя!
Даже Пашка не стал возражать насчет Пушкина. А что, Анка совершенно права.
- Ур-ра-а! Слава Пушкину! - на весь луг заорал он, подбрасывая котенка.
Все смешалось - смех Пауля и Ивана Кирилловича, веселые крики мальчишек, верещание Анки, которая пыталась выхватить у Пашки котенка.
Затихая, эти звуки долго гудели в церкви, будто навсегда записывались в её старой памяти.
- Жалко тебе, наверное? - спросил Саня.
Они возвращались в "Известия" второем. Пауль с Иваном Кирилловичем уехали в Караваево на "газике".
- Чего жалко? - удивился Пашка.
- Да нашли ведь клад. И что теперь, четверть бриллиантов из орденов выковыривать?
Пашка помолчал.
- Ничего мне не жалко... - наконец произнес он каким-то тихим, совсем не своим голосом. - Я, если хочешь знать... Когда письма его прочитал - ну, в школе ещё - вообще перестал про сокровища думать. Он такой был человек, такой... Даже стыдно стало про клад какой-то вспоминать. Что я, Буздырин? Ты, Чибис, сам небось жалеешь!
- По-твоему, это я Буздырин? - возмутился Саня. - По мне так самое главное, что картины нашлись. А вот Анка точно жалеет, что дележка не состоялась. И Пушкин ничего не получил.
- Пушкину я колбаски дам, - шмыгнув носом, сказала Анка. - Можете за него не волноваться. А насчет дележки... Думаете, я из-за жадности за вами бегала? Я просто... Мне просто... Обидно же, что меня все мелочью считают! И ты, Чибисов, тоже, не говоря про Пашку. Я же не виновата, что у меня такой рост! Мне и правда тринадцать лет... в декабре будет, - честно добавила она. - А умею я даже побольше, чем вы!
- Конечно, побольше, - успокоил её Пашка. - Если б не ты, мы бы до сих пор у буздыринцев под забором сидели. А если б не Пушкин, то вообще... Молодец, воспитала ищейку!
На всякий случай Анка ещё разок всхлипнула - и тут же засмеялась. И смех у неё оказался нисколько не противный. Наоборот, веселый, как звон колокольчика!
ЭПИЛОГ
В конце августа Саня уезжал в город вместе с Анкой. Оказалось, что в Москве они живут совсем рядом: Саня на Малой Дмитровке, а Анка - на Большой.
- Смотри же, прямо на осенние каникулы! - в сотый раз повторял он хмурому Пашке. - Не тяни, на зимние ещё раз приедешь.
- Приеду, - выдавил Пашка.
Он старался поменьше говорить: комок стоял в горле.
Как ребята ни отнекивались, Пауль подарил всем троим по дощечке с картиной своего знаменитого деда. Анке достался портрет зеленоглазой девчонки: видно, и Пауль заметил, что они похожи.
- Это же такая ценность! - ахала Санина мама. - Пауль, мой сын не может принять такой подарок!
- Почему это не может? - удивилась Анка. - Он же тоже их нашел, не только Пушкин.
Но главный подарок сделал Сане Пашка. На проводы друга он притащил... Бармалея!
- Забирай, - решительно сказал он. - Я уже и маме твоей сказал. Она не против - привыкла, говорит.
- А... ты как же? - От восторга у Сани перехватило дыхание. - Как же ты без собаки?
- Подумаешь! - махнул рукой Пашка. - Другую найду. Их тут знаешь сколько после дачников останется? А Бармалей в сторожа все равно не годится: чересчур добродушный.
Но и это было не все! Продолжение последовало в сентябре, когда Саня уже исправил двойку по физике, а Бармалей научился делать свои дела только во время прогулки.
Однажды папа достал из почтового ящика красивый конверт с прозрачным окошечком.
- Тебе, - удивленно сказал он, протягивая сыну письмо. - Смотри-ка, и извещение на посылку тоже тебе!
Открыв конверт, Саня обнаружил плотный лист бумаги с непонятным текстом, с замысловатыми подписями и гербами. К этому торжественному документу было приложено письмо Пауля.
"Дорогой Александр, - писал он, - я с радостью отсылаю тебе и Павлу благодарственные письма ЮНЕСКО и официальные приглашения посетить Швейцарию и другие страны Европы в любое удобное для вас время. Вы помогли в поисках шедевров искусства и исторических ценностей. Я намерен основать Европейский музей русской эмиграции. Наши находки станут его основой. От себя я посылаю вам небольшие подарки. Надеюсь, они вам понравятся".
На почте выяснилось, о каких "небольших подарках" писал Пауль...
Пашка позвонил в тот же день.
- И ты тоже получил?! - Он так кричал в трубку, что Саня чуть не оглох. - Горный велик, швейцарский, самый настоящий! Откуда он только узнал?!
В самом деле, откуда? И вот ещё что интересно: Греция - это Европа?
А с Геркой Буздыриным Саня даже ругаться не стал. В конце концов, он же не виноват. Думал, что его папаша и правда библиотеку Ивана Грозного ищет. Вот если Геракл вредный подвиг какой-нибудь совершит, - тогда, конечно, получит.
